Стыд и вина

Небольшое пояснение. Я уже писал на канале про это, но можно повторить для новых подписчиков и напомнить тем кто давно с нами.

Стыд - это "болезненное состояние осознания своей базовой дефективности как человеческого существа", тогда как вина - это "болезненное состояние осознания, которое сопровождает свершившееся или замысленное попрание субъектом общественных ценностей и правил".

Стыд затрагивает центральную идентичность клиента, его целостную самость.

В противоположность этому, вина относится к его специфическому актуальному или планируемому поведению.

Стыдящийся человек думает: "Как Я мог совершить это?", а виновный: "Как я мог совершить Это?".

Стыд фиксирован на самом субъекте он "нарциссичен". Для стыдящегося субъекта дефицит является внутренним - событие ощущается как жизненный провал.

Далее более стыд - это не сколько чувство - это скорее телесный феномен. Реакция стыда скорее физиологическая - опускание глаз, прилив крови к лицу и т.д.

Вина напротив скорее не чувство, а суждение.
Реакция виноватого скорее когнитивная: осознание своей ответственности и поведенческий: фокус на действии.

"Ощущения" вины чаще являются смесью эмоций и мыслей. Чувство вины - это реакция на этическое преступление, затрагивающее наше моральное чувство себя.

Стыд же может породить неловкость субъекта, тривиальное событие или неожиданность.

Виновные субъекты имеют дело с другим типом неудачи. Их интересы сфокусированы больше на внешнем, и их заботит в первую очередь то, что они сделали неправильно и как это отразится на них и на остальных.
Их ошибка - в действии, а не в бытии.

Вину чаще всего путают со стыдом. И, к сожалению, результаты этого смешения значительнее, чем просто терминологическая путаница. Часто, пытаясь стыдить других или себя и добиваясь изменения поведения, мы делаем это потому, что не понимаем разницы между стыдом и виной. Это важно, потому что вина часто мотивирует перемены к лучшему, а стыд, напротив, ведет к бездействию или ухудшению поведения. И вот почему. Как вина, так и стыд – эмоции, связанные с самооценкой; но на этом сходство заканчивается.

Большинство исследователей считает, что разница между виной и стыдом описывается как разница между «я плохой» (стыд) и «я поступил плохо» (вина). Стыд – это наше «я». Вина – это наше поведение.

Если я чувствую вину за то, что списываю на экзамене, то говорю себе: «Зачем я это сделала?! Очень глупо с моей стороны. Ведь я не приемлю обмана и не желаю заниматься такими вещами».

Если же мне стыдно, то внутренний монолог будет совсем другой: «Я врушка и обманщица, тупица, никчемный человек».

Вина удерживает нас от действий, которые идут вразрез с нашими ценностями, убеждениями, этикой. Мы оцениваем свое поведение (списывание, например) и чувствуем вину, когда оно не соответствует той личности, какой мы хотим быть. А стыд фокусируется на нас самих, а не на том, что мы сделали.

Опасность слов «я плохой, я лжец, я никудышный» в том, что мы постепенно начинаем в них верить и действительно считать себя такими. Человек, который стал считать себя никудышным, с большей вероятностью продолжит списывать и соответствовать своему ярлыку, чем тот, кто чувствует вину.

Как и многие другие исследователи стыда, я пришла к заключению, что стыд становится скорее источником пагубного поведения, чем источником решения проблемы. Человек по природе своей хочет, чтобы его одобряли и ценили. Когда мы испытываем стыд, мы чувствуем себя отверженными и отчаиваемся получить признание. Мы с большей вероятностью будем сознательно вредить себе, нападать на других или унижать их или просто останемся равнодушными к тому, кто нуждается в нашей помощи.

Текст Брене Браун.

Согласно формулировке Даттона (Dutton, 1998), стыжение создает психические условия для формирования жестокой личности, а физическое насилие предоставляет поведенческую карту для ее яростного претворения в жизнь. Неудивительно, что результаты исследований подтверждают, что наиболее нарушенные и жестокие мужчины выросли в семьях, в истории которых было и насилие между родителями, и стыжение, и физическое насилие над детьми (Feldman and Ridley, 1995; Feldman, 1997; Dutton, 1998)".

С точки зрения психоанализа хроническое самопораженческое поведение (постоянные неудачи и серийные, "вечные" проблемы - "к нашему берегу не то гавно, не то палка" - как мне сказала одна пациентка) можно рассмотреть через проблему избегания чувства вины.

Современную культуру можно определить как «деморализующую», избегающую вину и все больше и больше оправдывающую себя словами Короля Лира – «против нас грешат больше, чем грешим мы сами».

Подобное избегание вины только и можно ожидать от «культуры нарциссизма», для которой характерно озабоченность своей грандиозностью или своей неполноценностью, или и тем и другим, что типично для параноидно-шизоидной позиции (Klein, 1946) с господствующим в ней расщеплением (идеализация/обесценивание).

Сознательное чувство вины заменено самонаказанием. Пациент уклоняемся от того, чтобы чувствовать вину, переходит сразу к самонаказанию.
Субъект, находящийся во власти параноидно-шизоидного расщепления или поляризации, чувствует, что он не может признаться в каком-либо плохом поступке или плохом качестве без того, чтобы не быть разоблаченным как отвратительный полностью плохой объект.

Другими словами, в основе проблемы лежат трудности, связанные с поддержанием постоянства самости и объекта, умением воспринимать хорошее и плохое одновременно и способностью признавать плохие качества, не забывая при этом про хорошие и достигая тем самым амбивалентности. В до-амбивалентной, параноидно-шизоидной позиции признание любого несовершенства означает разоблачение себя как безнадежно неполноценного.

Современным пациентам трудно сознательно выдерживать чувство вины и не избегать его, атакуя либо другого, либо себя самого.

В первом случае, чувство вины смещается и проецируется в козла отпущения.

Во втором случае, поскольку нарциссизм делает моральные страдания невыносимыми, Супер-Эго добивается причитающейся ему доли с помощью бессознательно сконструированных форм самонаказания.

Отказ от вины как регулятора поведения и отношения к самому себе приводит не к свободе (освобождению от Супер-Эго), а к более грубому регулированию посредством стыда.

Там, где имеется бессознательная потребность в наказании, бессознательное Супер-Эго несомненно считает субъекта преступником и, следовательно, заслуживающим наказания.
Возможно фрагментация, синдром пустоты и типичная паранойя современной «неупорядоченной самости» являются заменителями вины, то есть, какими бы мучительными они не были для самого человека и окружающих его людей, их функция заключается в защите от сознательного переживания моральных страданий.

Таким образом можно постулировать различие между бессознательной потребностью в наказании, приводимой в движение карающим Супер-Эго, питаемым агрессией, и чувством вины и депрессивной тревогой или заботой, приводимой в движение привязанностью и любовью. Поскольку первая часто служит защитой против второй, терапия подразумевает обучение тому, как выносить чувство вины, чтобы его избегание посредством самонаказания больше не было необходимым.

Если потребность в наказании возникает как результат избегания чувства вины, то терапия должна помочь пациенту научиться видеть и выдерживать свою вину (т.е. прорабатывать депрессивную позицию), что является дорогой к свободе из тисков бессознательной потребности в наказании и в орально-нарциссическом утешении боли, возникающей вследствие этого самоистязания.