Хроника оккупации Таганрога
Дневник Николая Саенко, представляющий собой хронику почти двухлетней оккупации Таганрога (Ростовская область), оказался в распоряжении Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию немецко-фашистских злодеяний. Это были две тетради, исписанные крупным неловким почерком. Про самого Николая Григорьевича Саенко известно лишь то, что угадывается за строками — рабочий, возрастом старше сорока лет. Дневник ценен тем, что написан очевидцем, который замечает казалось бы малозначимые бытовые детали. Саенко правдиво пишет о советских людях, не умалчивая о том, что впоследствии не было принято упоминать в официальной истории военного времени.
Курсивом выделены собственно фрагменты дневника Николая Саенко, обычным шрифтом — пояснения, жирным — подзаголовки публикаторов.
Начало войны. "Город превратился в Содом и Гоморру"
Николай Саенко начал дневник 1 октября 1941 года. Первые записи — описание бомбежек Таганрога. Советские войска отступают.
9-го. С начала дня на заводе поднялась паника. В Главн. Конторе и во всех отделах документы изолируют. Рабочие добрались до спирта и напились пьяные, стали собираться у склада с требованием выдать им спецодежду, толпу НКВД разогнало.
17-го числа в 13 ч. 10 мин. появились первые немецкие мотоциклы. (...) К вечеру многие (из немцев. — ред.) уже были изрядно выпивши и начали громить магазины. Выбивают дверь, заходят, что им нужно забирают и уходят, а за ними местное население все растаскивает. Город превратился в Содом и Гоморру, по заводам взрыв за взрывом, везде пожары. Статую Ленина уже успели разбить и выбросить в сор.
18-го. В 9 ч. утра вывешено объявление германских военных властей о запрещении грабежей с угрозой расстрела, а также о запрещении переодевать и укрывать красноармейцев, о хождении русских денег: 10 руб. равны 1 марке. Настроение разнообразное, хорошее у тех, кто занимался грабежом гос. имущества. Публика высыпала на улицы, некоторые, даже 50%, с сияющими лицами здоровались с немецкими солдатами, а одна старуха из 26-го дома стоит и в пояс кланяется. (...)
Кровь
30-го. За городом, за аэродромом 31-го завода расстреляны евреи, все собранные в городе, старики и дети.
Через три месяца
7.1. Три месяца, как Таганрог находится под властью немцев. Жители кое-что увидели, чувствуют себя беззащитными, безвластными. Вот немец на базаре облюбовал вещь, вынимает из кармана одну марку или сколько вздумается и без согласия хозяина вещь берет, а марки бросит на стол, хотя бы вещь стоила в 5 раз дороже. Люди начинают уже голодать, не за что выменять продукты, в магазинах ничего нет, недостаток в керосине. Вместо хлеба выдают по карточкам пшеницу, и приходится, чтобы испечь хлеб, размачивать и молоть на мясорубке. Наблюдается недостача у населения топлива, начинается по ночам поломка сараев, заборов.
Кому в оккупации жить хорошо
... Дамочки на улицах заводят знакомство с немецкими солдатами. Позабыли, что мужья на фронте. (...) Исключительно хорошие отзывы о немцах от хозяек квартир, у которых квартировали, особенно об офицерах. Хозяйки обеспечены продовольствием, дровами, керосином и что только потребуется. Нужно ему курицу, пошел в другой двор, где есть куры, из нагана курицу застрелит, давай яички, молоко, а попадется поросенок — и поросенка заберет и все это снесет хозяйкам. (...) Часть населения бросила работу еще с 9-го числа и занялась стаскиванием всевозможных материалов и продуктов. Захватывали в степи совхозных коров, свиней резали и засаливали мясо, растаскивали с производства материалы, из учреждений — столы, часы, пишущие машинки, арифмометры, электросчетчики. Теперь заняты торговлей, меной, поездкой в села, а ремесленники изготовляют разные хозяйственные принадлежности и посуду из награбленного материала и поживают себе беспечно. Есть и такая часть населения, что с первых дней прихода немцев стояла у заводов, ожидала набора. А спросите — скажет, что заставили. Сильно страдают те, которые не занимались ни растаскиванием имущества, ни грабежом, и не идут на предприятия, считая, что недостойно русского патриота помогать неприятелю.
Сдавшиеся
К местным жителям иногда стучались вырвавшиеся из лагерей-шталагов недавние военнопленные — просились обогреться, переночевать. Не все их пускали. Саенко пускал — хотя и понимал, что порой (если пленные бежали) рискует.
... Пленных красноармейцев очень плохо кормят, а то и совсем не кормят, живут попрошайничеством. (...) В южной армии много сдалось добровольно, особенно которые близко были от своей родины. (...) Попробовавши немецкого плена, решили просить переговоров с начальством лагеря: нам на фронте ваши разбрасывали листовки, что, кто добровольно сдастся, будет отпущен домой и всякие привилегии, а теперь мы на положении скота, а начальник им сказал, что листовки для того и бросаются, а у вас есть голова на плечах. Вы пленные, а раз пленный, то и разговора быть не может.
Подполье
19.XI.41. В 11 час. сделался взрыв Управления коменданта города. Число убитых не выяснено, много пострадало частной публики, пришедшей по личным делам.
1.XII.41. Вывешен приказ, что было совершено покушение на немецкого офицера. Расстреляно 10 чел. В течение всего времени пребывания немецких частей в Таганроге наблюдались расстрелы, особенно если выявлялись евреи и коммунисты.
Немецкие приказы
..."Об уничтожении всякого рода афиш, лозунгов и т.п. революционного характера"... "О составлении списков жильцов в домах"... "О регистрации лошадей с повозками и кучерами"... "О регистрации коммунистов"... "О регистрации граждан, имеющих лыжи"... "О сдаче населением строительного инструмента военным властям: топоры, молотки, лопаты"... "Об обязательной регистрации валюты, вещей золотых, драгоценных камней и прочих ценностей"... "О регистрации военнопленных и лиц, прибывающих в город для получения работы"... "Все граждане, имеющие голубей, должны немедленно их зарезать, за невыполнение приказа — расстрел"... "О немедленной сдаче населением телефонных аппаратов". (Всего Саенко зафиксировано несколько десятков приказов, с каждым днем ужесточающих существование рядового горожанина.)
Кровь-2
2 февр. С 18 часов видно большое зарево на западе. Выясняется, что в 25 км имеется цыганский колхоз, что колхозников-цыган всех немцы расстреляли, колхозные постройки сожгли, а имущество забрали.
Публичный дом
21 февр. По рассказам, на вывешенное объявление о наборе девушек в женскую гостиницу (т.е. публичный дом) на Греческой улице явилось несколько сотен, из которых выбрали 60 чел. Больных венерическими болезнями признали вредными для общества и уничтожили. Все русские женщины и девушки, имевшие половую связь с немецкими солдатами, в случае беременности получают справку на право аборта.
Пять месяцев оккупации
17-го. Прошло пять месяцев со вступления немцев в Таганрог. Улицы переименовались по дореволюционным названиям. Процветает спекуляция и частная торговля. За спекулянтами на базаре ничего не купишь с первых рук. Дома в 4 этажа на целый квартал стоят пустые, окна повыбитые. Воду приходится носить из колонок в назначенное время, с 9 до 4 ч. Свету нет. Керосин 100 р. литр. С отоплением квартир трудно. Постройку, сараи, заборы порубили на дрова. Большая часть населения недоедает. Некоторые ходили за продовольствием в селения по 15 раз и за 60 км. Пообморозились, а много и совсем позамерзли. По селам румынские солдаты бесцеремонно загоняют в амбар на ночлег всех пришедших для обмена, а молоденьких девушек и вообще красивеньких уводят к себе. Кормовой бурак заменяет и картошку, и капусту. Мясо на базаре если встречается, то конина, установить трудно, битое или дохлое.
Наблюдения на базаре
3/IV. Накануне Пасхи очень большой сбор людей на базаре, германские солдаты и офицеры охотятся за маслом, салом, яичками. Так как на дворах у жителей уже ничего не стало, то теперь высматривают на базарах, но платить по существующим ценам не охотники. Одна крестьянка вздумала вцепиться немцу, взявшему у нее яйца, в руку, объясняя, что у нее трое детей малых дожидаются, пока она продаст яйца и купит им несколько стаканов пшеницы и сварит кашу, а немец в ответ начал ее избивать. Дал ей 10 руб., т.е. одну марку. Видя, что собралась толпа, схватился за револьвер и кричит — ком, ком, т.е. иди.
Религия
5/IV. Воскресенье, Пасха. Попы начали себя чувствовать как у своей власти, выполняют церковные обряды. Многие местные старожилы возобновили веру в бога и усердно посещают богослужение. (...) Не поверил глазам, когда увидел протоиерея в рясе, с крестом на шее. Это бывший мой сослуживец в ЖКО 31-го завода, работал сторожем в банно-прачечном комбинате, а последнее время портным, шил наволочки, белье, простыни.
Именины Гитлера. Кровь-3
18/IV. Зашел немецкий солдат, взял самовольно цветок самый лучший и унес. Оказывается, скоро именины Гитлера, вот они и собираются чествовать его и украшают буфеты цветами. При очистке больниц под госпиталь все безнадежно больные и умалишенные были уничтожены.
Угон в Германию
10.V. Сегодня очередная отправка в Германию. Отправлялась исключительно молодежь. Как во времена рабовладельчества: стоят люди и дожидаются, вот подъедут, заберут неизвестно куда, и спрашивать не у кого, а будешь допрашиваться, получишь плети. Нет той энергии, какая бывала у молодых людей при отправке куда-нибудь на новостроящиеся предприятия в советской России. Бывало — песня, пляски, гармошки, гитары, веселье. А тут стоят угрюмые. Характерный способ изобрели германские офицеры. Чтобы не поехать в Германию, девушкам нужно пойти с офицером на ночь, тогда получает на руки бумажку и остается. Но останется ли дома — еще неизвестно. Может быть, с этой бумажкой отец с матерью в уборную сходят, позволившие такую учинить мерзость над родной дочерью. Хотя люди сейчас не очень страшатся бесчестия.
Перелом
... Немцы маршируют со своими песнями. Население уже не может равнодушно относиться к их песне, думает, когда же это все кончится, с радостью собирает разбросанные советскими летчиками листовки. Крестьяне-хлеборобы радовались приходу немцев, ожидая, что откроется свобода — ни заготовок, ни налогов. А получилось наоборот — все немцам давай подчистую. Теперь уже 80% ждут ухода немцев. В городе тоже. Даже те, кто пооткрывал свои мастерские, поговаривают, что пожертвовали бы ими, лишь бы ушли немцы. Одни лишь бывшие собственники домов да буржуи с попами и разная свора, начавшая творить спекулятивные дела, еще надеются пожить. Но в связи с отправкой в Германию, а их тоже не милуют, у многих уже мнение другое. (...) По городу вывешено объявление с призывом о помощи по выявлению партизан. Вознаграждение в городе до 1000 руб., а в деревне — двойной надел земли на вечное пользование.
Девять месяцев оккупации
17.VII. Девять месяцев со дня вступления немцев в Таганрог. Наплыв нищих. На каждом углу сидят с протянутыми руками. Смертность очень велика, в особенности пожилых людей. Вокруг кладбища в домах открылись гробовые мастерские, гроб стоит 500 рублей. Людей, опухших от недоедания, по городу 50%. У немецких кухонь толпится масса детей, женщин и старух, чтобы им раздали оскребки или забракованную врачом пищу, многие этим только и живут.
Немец на постое
22.II. В 7 ч. вечера зашли два немца СС, ищут квартиру ночевать, но, узнав, что я живу один, ушли, они искали, где есть барышни или молодые женщины. Немного позднее пришел один немец. Хотя и плохо, но говорит по-русски. Узнав, что благодаря войне у меня в могилу ушли трое, сказал, что война нехорошо, что он уже 4 года на фронте, что тоже есть семья и надоело воевать. Я задал вопрос: а зачем воевать, чего Германии нужно? Помолчав немного, он начал отвечать, что в России есть нехорошие люди, которые хороших людей обижают. На вопрос, кто плохие и кто хорошие, ответил — плохой коммунист, а хороший тот, кто не желает, чтобы была советская власть, т.е. против коммунистов. Тех, кто не хочет коммунистов, высылают в далекие места, где холодная зима, и они работают в кандалах до смерти. Германия хочет коммунистов истребить. Местность ту он не мог указать, долго думал, а когда я сказал: "В Сибирь?", он с восторгом повторил несколько раз: я, я, Сибирь. Я сказал, что прожил в Сибири 15 лет. Он с удивлением стал спрашивать меня: правильно ли он говорит и что я тоже был сослан и ходил в кандалах? Но я ему стал рассказывать, что все неправда, в Сибири в кандалах никто не ходит, и люди уже смирились, что можно хорошо жить и без царя, и без капиталистов. Когда я ему задал вопрос, откуда он знает о хороших и нехороших людях и о Сибири, он мне сказал, что у них все так знают, читают в газетах. И даже помотал головой, что очень мне благодарен, что я ему все как есть рассказал. Утром попрощался и добавил, что войне скоро капут, и он пойдет к своей семье.
Наши!
30/VIII. В 3 часа ночи немецкие катера с баржами пытались пройти в порт, но были атакованы нашими самолетами и подняли белые флаги. В 8 утра явилась советская разведка, а за нею войска. Население с восторгом встречало освободителей. Радость у всех на лицах, видно, немцы так насолили, что будут помнить долго.