Глава 40
Всё было хорошо. Он бы сказал «идеально».
Рядом с ним – добродушный отец и красавица мама, пять братьев и шесть сестёр, а ещё милые к нему тётушки.
Джина красивая. Она высоко ценится в Королевстве, как одна из главных наложниц. Король отдает предпочтение вышедшей из Ватикана женщине без ведомых причин. В объяснениях никто не нуждается, потому что новая наложница – женщина открытая миру, с добрым сердцем и яркой улыбкой.
Джина излишне агрессивна, когда кто-то подошёл непозволительно близко. Прошёл всего год, поэтому Король думает, что это – нормально. Она не привыкла. Она вынуждена бежать. Должна стать одной из последних выживших, точно так же, как её сестры, которых она больше никогда не увидет. Она должна содержать обещание, данное Папе и своим близким. Должна, должна, должна...
Женщины всегда многого должны.
Когда Король встретил её, он увидел только жалкую женщину. В оторванной одежде, она вытекает слезы окровавленными руками. Жалкую, теперь бездомную, но ни в чём не виноватую женщину. И почему-то он думает, что хочет её спасти.
Джине двадцать два и она держит на руках младенца. Прижимает к себе, боится уронить, словно он – что-то очень дорогое. Нет, в несчастной жизни Джины не было ничего драгоценнее её сына. У неё нет намерений посадить его на трон или что-то в этом роде, она не хочет получить ещё больше власти, используя своё дитя. Ей достаточного того, что у неё есть сейчас.
Мама и папа воспитывают его в любви и ласке. Братья смеются с ним и всех поставили на уши, что у них – самый лучший, самый умный, самый милый, самый-самый младший брат. Сестры любят обнимать его и щипают за щеки, постоянно говорят, что ему стоит вести себя подобающе, – в конце концов, он шестой сын Короля! Тётушки, – мамы братьев и сестр, – улыбаются ему, проходя мимо. Слуги добры к нему, они всегда переживают о нём и с улыбками спрашивают, как у него прошёл день. Жизнь в Королевском дворце кипит, пока в этих краях всегда приятно греет солнышко, от лучей которого прячут густые кроны деревьев. А деревьев здесь много, как и других растений. Он слышал, что его дом, то есть Королевство, похож на джунгли. Тут воспитываются разные животные, – вон там, в саду тётушки Лисс, по деревьям скачут смешные животных под названием «обезьяны»; милые зверята, детёныш и мама, которых он увидел совсем недавно, магическим образом спали на дереве, схватившись за ветку, – кажется, первый братец назвал их «ленивцами»; там красивые птички рычат, подобные голодным пумам. А у папы, кстати, есть одна! Красивая, чёрно-белая пума, – большая самолюбивая кошечка из дикой природы.
И всё хорошо. В этом Королевстве все друг друга знают, у людей здесь – добрые, полные сострадания и любви ду́ши. Женщины тут, – не просто материал, а, прежде всего, люди. Наверное, быть женщиной в этом Королевстве считается большим благословение, – они получают всё внимание, их осыпают подарками и всегда помогают во всём... И Он думает, что так и должно быть. Думает, что это – обыденность, люди всегда относятся так к друг другу, не смотря на происхождение! Но это не так.
Он не знает, что пережила его мать и как живут другие женщины. Не знает, как живут другие люди, как они в-ы-ж-и-в-а-ю-т. «Не знает» – сладостью оседает на языке, не его языке, и оно смеётся. Долго, пока солнце не восходит, глаза мертвого смотрят в окно, где сидит маленький, девятилетний мальчик.
... Все суетятся, – слуги бегают по этажам, обеспокоено переговариваются и бегают от рыцарей, которые опрашивают всех попавшихся на пути. Наложница запретили высовываться из своих покоев, даже чтобы проведать своих детей. А вот Короля не видно. Где же он?
«— Где же папа?» – Это его первые мысли, когда он, проказник, бегает «на разведку». Вот прямо как сейчас. Ну, бегают они по очереди, – только первого братца нигде нет.
А его, первого брата, не хватает. Люциан (значение - "Свет"), как наследник, всегда долго пропадал на работе, но никогда не упускал возможности повидаться с братьями и сестрами. Иногда он забегал и к наложницам своего отца, чтобы рано-утром пожелать им долгих лет жизни, благословляя на новый день.
У Люциана – глаза очень красивые, похожи на изумруды. Два больших зелёных глаза, которые, как любит говорить отец, «в душу заглядывают». А душа у него, – ещё красивее. Обременённый титулом будущего Короля, которого мог скинуть с поста любой из дворца, его помыслы всегда были чисты, как вода Аквамаринового моря (этого не было в новелле, считайте, просто деталь от меня).
Он осторожно заглядывает в комнату к первой тётушке и находит там брата. Люциан стоит близко к кровати своей матери, Королевы Лисс, а у его ног, – разбитая ваза. Покои Её Величества погружены в вечерний мрак, окутывают наследника, – единственного, всеми любимого, сына Правителей, – и кровь почти сливается с деревянным полом. Его глаза раскрываются в ужасе от осознания, что любимая тётушка мертва. «Первый брат?»
Что-то разбилось. Впервые, – от этого так громко. И почему-то так больно.
... Всё идёт своим чередом, только больше не слышно строгого голоса Королевы Лисс. Третья тётушка закрывается в своей комнате, открывает только отцу и дочерям. Хотя нет, только отцу. Про дочерей совсем забыла. Она часто кричит, и он это слышит. Кажется, что слышит только он, – его личико кривится, пока остальные проходят мимо. И от этого неприятно, – неужели никто не замечает, не хотят заметить? – Что-то не так. Кто знает, что.
Королева и третья госпожа, Кира, были близки. Теперь вторая старшая наложница, – третья госпожа, – лелеет сына прекрасной п-о-д-р-у-г-и. А ведь у неё самой две дочки... Должно, женщине, павшей настолько низко, никогда не понять чувств Её Величества Лисс, – она сражалась за свою жизнь до конца, но ничего не могло спасти от неминуемого конца, – такого позорного по её мнению...
Нет-нет, она поймёт. Познает материнскую боль, – ещё бо́льшую, чем испытала её дорогая любовница подруга... «Ты просто жалкая женщина.» – На губах оседает приятное чувство, словно оно снова преподносит ко рту свежее мясо.
На отчаянный крик третьей госпожи сбегаются все. Ночью Королевство потеряло вторую и третью принцесс.
... Девочка сидит на сырой земле, поджав ноги к себе, – близко-близко. Ему кажется, что ей страшно. Почему? Здесь её никто не обидет!
У девочки красивые, кудрявые волосы. Что-то похожее лежит у её ног, – он подходит ближе и видит клочья одежды и кожи, собранных вместе с кожей.
Когда он дёргается назад от этого ужаса подальше, девочка поднимает на него голову, и смотрит большими, чарующими глазами, – такими же изумрудными, как у его первого брата. В глазах, – мертвый покой и боль.
По её неестественно бледной коже бегут слёзы, – сначала по щекам, потом спускаются по шее и скрываются под майкой, – тонкой и грязной, такой же, как её слипшиеся волосы.
«Почему?» Серые глаза, подобные серебру, испуганно бегают. Сердце бешено бьётся.
... Мама прижимает его к себе и твердит о том, что всё будет хорошо. Всё хорошо... Он не понимает, о чём идёт речь. Что происходит? Почему его будят ночью? Почему мама не спит и что за шум за дверью?
Всем сторого-насторого запретили выходить из дворца, велели собрать свойствие. Но Джина же знала, что какое тут, к чёрту, может быть спокойствие!? – У неё другая цель была, – спасти своего ребёнка. Может быть, она поступает ужасно. Эгоистично. Мерзко. Неуважительно по отношению к другим наложницам и детям, но ей н-а-п-л-е-в-а-т-ь.
— Генрих! Ты платишься за это, ублюдок... — Он почти не различает, что сквозь зубы шепчет его мать. Она всем телом прижимается к двери и сжимается руки в кулаки, обнимает изо всех сил. Почти душит.
Он мог бы пошутить, матушка могла бы посмеяться, но не сейчас. Он не знал, что происходит, но был уверен, – что-то нехорошее.
За этот год произошло много чего «нехорошего». Убийство Королевы – конец зимы; все убийства принцесс – на протяжении весны; беспорядочно умирали слуги. Связи между убийствами не было. Кто же знал, что всё приведёт к измене родине и навязчивому желанию власти, которое вышло из-под контроля?
Джина закусывает губу до боли. Нет, никто этого не заслужил, но этому отродью наплевать. Как же мерзко. Ещё больше, – страшно. Она не хочет умерать, поэтому всё ещё цепляется за сына. За своего единственного ребенка, своего мальчика, которого должна поскорее отпустить.
В сердце, – только страх. Животный страх за свою жизнь. За жизнь своего сына. За жизнь любимого человека. Она подводит его к открытому окну и смотрит вниз, – никого нет.
— Беги, — Она отходит от окна и непрерывно смотрит на сына. Ему всего-то тринадцать лет! Когда видит, что его взгляд испуганно бегают по её лицу, она скрывается. Пыталась, правда пыталась контролировать себя, но не может. Страх перед тем, что её убьют выше, – она п-р-е-к-р-а-с-н-о знает, что это такое, не раз испытывала, но надеялась, что такого больше не повторится. Ошибалась. — Беги! К северо-западному порту, ясно? Там тебя ждёт отец.
Он срывается. Душная комната наполнена жарким, летним воздухом. Твёрдый матрас под ним скрипит, когда он вскакивает и скидывает с себя одеяло.
По спине и лбу бежит пот, точно вода из ведра. Голова кружится от недостатка свежего воздуха, и бегать от темноты за окном становится невозможным.
Его смелости хватает только на то, чтобы резко раздвинуть шторы, умудрить их не порвать, и открыть окно, впуская свежий ночной воздух.
Он резко высовывается из окна и судорожно глотает воздух, лёгкие опаляет огнём. Но большего себе не позволяет, – видит, как оно наблюдает за ним, и ненавидит себя за непреодолимый страх. Точно так же, как его мать.
Всё было хорошо. Он бы сказал «идеально».
Рядом с ним – добродушный отец и красавица мама, пять братьев и шесть сестёр, а ещё милые к нему тётушки.
Джина красивая. Она высоко ценится в Королевстве, как одна из главных наложниц. Король отдает предпочтение вышедшей из Ватикана женщине без ведомых причин. В объяснениях никто не нуждается, потому что новая наложница – женщина открытая миру, с добрым сердцем и яркой улыбкой.
Джина излишне агрессивна, когда кто-то подошёл непозволительно близко. Прошёл всего год, поэтому Король думает, что это – нормально. Она не привыкла. Она вынуждена бежать. Должна стать одной из последних выживших, точно так же, как её сестры, которых она больше никогда не увидет. Она должна содержать обещание, данное Папе и своим близким. Должна, должна, должна...
Женщины всегда многого должны.
Когда Король встретил её, он увидел только жалкую женщину. В оторванной одежде, она вытекает слезы окровавленными руками. Жалкую, теперь бездомную, но ни в чём не виноватую женщину. И почему-то он думает, что хочет её спасти.
Джине двадцать два и она держит на руках младенца. Прижимает к себе, боится уронить, словно он – что-то очень дорогое. Нет, в несчастной жизни Джины не было ничего драгоценнее её сына. У неё нет намерений посадить его на трон или что-то в этом роде, она не хочет получить ещё больше власти, используя своё дитя. Ей достаточного того, что у неё есть сейчас.
Мама и папа воспитывают его в любви и ласке. Братья смеются с ним и всех поставили на уши, что у них – самый лучший, самый умный, самый милый, самый-самый младший брат. Сестры любят обнимать его и щипают за щеки, постоянно говорят, что ему стоит вести себя подобающе, – в конце концов, он шестой сын Короля! Тётушки, – мамы братьев и сестр, – улыбаются ему, проходя мимо. Слуги добры к нему, они всегда переживают о нём и с улыбками спрашивают, как у него прошёл день. Жизнь в Королевском дворце кипит, пока в этих краях всегда приятно греет солнышко, от лучей которого прячут густые кроны деревьев. А деревьев здесь много, как и других растений. Он слышал, что его дом, то есть Королевство, похож на джунгли. Тут воспитываются разные животные, – вон там, в саду тётушки Лисс, по деревьям скачут смешные животных под названием «обезьяны»; милые зверята, детёныш и мама, которых он увидел совсем недавно, магическим образом спали на дереве, схватившись за ветку, – кажется, первый братец назвал их «ленивцами»; там красивые птички рычат, подобные голодным пумам. А у папы, кстати, есть одна! Красивая, чёрно-белая пума, – большая самолюбивая кошечка из дикой природы.
И всё хорошо. В этом Королевстве все друг друга знают, у людей здесь – добрые, полные сострадания и любви ду́ши. Женщины тут, – не просто материал, а, прежде всего, люди. Наверное, быть женщиной в этом Королевстве считается большим благословение, – они получают всё внимание, их осыпают подарками и всегда помогают во всём... И Он думает, что так и должно быть. Думает, что это – обыденность, люди всегда относятся так к друг другу, не смотря на происхождение! Но это не так.
Он не знает, что пережила его мать и как живут другие женщины. Не знает, как живут другие люди, как они в-ы-ж-и-в-а-ю-т. «Не знает» – сладостью оседает на языке, не его языке, и оно смеётся. Долго, пока солнце не восходит, глаза мертвого смотрят в окно, где сидит маленький, девятилетний мальчик.
... Все суетятся, – слуги бегают по этажам, обеспокоено переговариваются и бегают от рыцарей, которые опрашивают всех попавшихся на пути. Наложница запретили высовываться из своих покоев, даже чтобы проведать своих детей. А вот Короля не видно. Где же он?
«— Где же папа?» – Это его первые мысли, когда он, проказник, бегает «на разведку». Вот прямо как сейчас. Ну, бегают они по очереди, – только первого братца нигде нет.
А его, первого брата, не хватает. Люциан (значение - "Свет"), как наследник, всегда долго пропадал на работе, но никогда не упускал возможности повидаться с братьями и сестрами. Иногда он забегал и к наложницам своего отца, чтобы рано-утром пожелать им долгих лет жизни, благословляя на новый день.
У Люциана – глаза очень красивые, похожи на изумруды. Два больших зелёных глаза, которые, как любит говорить отец, «в душу заглядывают». А душа у него, – ещё красивее. Обременённый титулом будущего Короля, которого мог скинуть с поста любой из дворца, его помыслы всегда были чисты, как вода Аквамаринового моря (этого не было в новелле, считайте, просто деталь от меня).
Он осторожно заглядывает в комнату к первой тётушке и находит там брата. Люциан стоит близко к кровати своей матери, Королевы Лисс, а у его ног, – разбитая ваза. Покои Её Величества погружены в вечерний мрак, окутывают наследника, – единственного, всеми любимого, сына Правителей, – и кровь почти сливается с деревянным полом. Его глаза раскрываются в ужасе от осознания, что любимая тётушка мертва. «Первый брат?»
Что-то разбилось. Впервые, – от этого так громко. И почему-то так больно.
... Всё идёт своим чередом, только больше не слышно строгого голоса Королевы Лисс. Третья тётушка закрывается в своей комнате, открывает только отцу и дочерям. Хотя нет, только отцу. Про дочерей совсем забыла. Она часто кричит, и он это слышит. Кажется, что слышит только он, – его личико кривится, пока остальные проходят мимо. И от этого неприятно, – неужели никто не замечает, не хотят заметить? – Что-то не так. Кто знает, что.
Королева и третья госпожа, Кира, были близки. Теперь вторая старшая наложница, – третья госпожа, – лелеет сына прекрасной п-о-д-р-у-г-и. А ведь у неё самой две дочки... Должно, женщине, павшей настолько низко, никогда не понять чувств Её Величества Лисс, – она сражалась за свою жизнь до конца, но ничего не могло спасти от неминуемого конца, – такого позорного по её мнению...
Нет-нет, она поймёт. Познает материнскую боль, – ещё бо́льшую, чем испытала её дорогая любовница подруга... «Ты просто жалкая женщина.» – На губах оседает приятное чувство, словно оно снова преподносит ко рту свежее мясо.
На отчаянный крик третьей госпожи сбегаются все. Ночью Королевство потеряло вторую и третью принцесс.
... Девочка сидит на сырой земле, поджав ноги к себе, – близко-близко. Ему кажется, что ей страшно. Почему? Здесь её никто не обидет!
У девочки красивые, кудрявые волосы. Что-то похожее лежит у её ног, – он подходит ближе и видит клочья одежды и кожи, собранных вместе с кожей.
Когда он дёргается назад от этого ужаса подальше, девочка поднимает на него голову, и смотрит большими, чарующими глазами, – такими же изумрудными, как у его первого брата. В глазах, – мертвый покой и боль.
По её неестественно бледной коже бегут слёзы, – сначала по щекам, потом спускаются по шее и скрываются под майкой, – тонкой и грязной, такой же, как её слипшиеся волосы.
«Почему?» Серые глаза, подобные серебру, испуганно бегают. Сердце бешено бьётся.
... Мама прижимает его к себе и твердит о том, что всё будет хорошо. Всё хорошо... Он не понимает, о чём идёт речь. Что происходит? Почему его будят ночью? Почему мама не спит и что за шум за дверью?
Всем сторого-насторого запретили выходить из дворца, велели собрать свойствие. Но Джина же знала, что какое тут, к чёрту, может быть спокойствие!? – У неё другая цель была, – спасти своего ребёнка. Может быть, она поступает ужасно. Эгоистично. Мерзко. Неуважительно по отношению к другим наложницам и детям, но ей н-а-п-л-е-в-а-т-ь.
— Генрих! Ты платишься за это, ублюдок... — Он почти не различает, что сквозь зубы шепчет его мать. Она всем телом прижимается к двери и сжимается руки в кулаки, обнимает изо всех сил. Почти душит.
Он мог бы пошутить, матушка могла бы посмеяться, но не сейчас. Он не знал, что происходит, но был уверен, – что-то нехорошее.
За этот год произошло много чего «нехорошего». Убийство Королевы – конец зимы; все убийства принцесс – на протяжении весны; беспорядочно умирали слуги. Связи между убийствами не было. Кто же знал, что всё приведёт к измене родине и навязчивому желанию власти, которое вышло из-под контроля?
Джина закусывает губу до боли. Нет, никто этого не заслужил, но этому отродью наплевать. Как же мерзко. Ещё больше, – страшно. Она не хочет умерать, поэтому всё ещё цепляется за сына. За своего единственного ребенка, своего мальчика, которого должна поскорее отпустить.
В сердце, – только страх. Животный страх за свою жизнь. За жизнь своего сына. За жизнь любимого человека. Она подводит его к открытому окну и смотрит вниз, – никого нет.
— Беги, — Она отходит от окна и непрерывно смотрит на сына. Ему всего-то тринадцать лет! Когда видит, что его взгляд испуганно бегают по её лицу, она скрывается. Пыталась, правда пыталась контролировать себя, но не может. Страх перед тем, что её убьют выше, – она п-р-е-к-р-а-с-н-о знает, что это такое, не раз испытывала, но надеялась, что такого больше не повторится. Ошибалась. — Беги! К северо-западному порту, ясно? Там тебя ждёт отец.
Он срывается. Душная комната наполнена жарким, летним воздухом. Твёрдый матрас под ним скрипит, когда он вскакивает и скидывает с себя одеяло.
По спине и лбу бежит пот, точно вода из ведра. Голова кружится от недостатка свежего воздуха, и бегать от темноты за окном становится невозможным.
Его смелости хватает только на то, чтобы резко раздвинуть шторы, умудрить их не порвать, и открыть окно, впуская свежий ночной воздух.
Он резко высовывается из окна и судорожно глотает воздух, лёгкие опаляет огнём. Но большего себе не позволяет, – видит, как оно наблюдает за ним, и ненавидит себя за непреодолимый страх. Точно так же, как его мать.