#dvAch_классика
Я умирал неоднократно. Иногда я выживал каким-то чудом, но, закрывая глаза, я просыпался в очаге следующей катастрофы.
Моя жизнь по-особенному располагалась в потоке времени, из-за чего оно, петляя, забрасывало меня то в Древний мир, то в Средневековье, то в Новое Время, то в Поствременное пространство (проще говоря, будущее), но всякий раз в какую-нибудь неприятность. В Помпеях меня захоронил пепел Везувия, в долине Миссисипи я был убит испанским конкистадорами, во время Великой Французской революции — казнен на гильотине, в крепости Осовец — отравлен газом немецкими солдатами и ими же расстрелян в Брестской крепости. Я был перевезен в цинковом гробу из Афганистана, но меня знали лишь как "груз 200". Мне не страшна смерть, а потому и не ценна жизнь. Я верчусь во времени, как по кругам Ада.
На этот раз я очнулся в большой богато украшенной комнате. Высокие потолки, карнизы с лепниной, огромные шкафы из дуба, трюмо и окна с удивительно толстыми стеклами... Судя по величию и красоте окружающей обстановки, я был из высшего общества.
Зеркало в трюмо дало следующую картину: я — высокий двадцатипятилетний франт в черном костюме, белой рубашке, с галстуком кремового цвета. Вид, вполне соответствующий образу джентльмена.
Рядом с зеркалом лежал блокнот. Обыкновенная записная книжка, которая всегда была со мной, перемещаясь во времени. Пролистав десяток страниц с фотографиями и надписями, я добрался до последней. Фотография тонущего лайнера, под которой аккуратным женским почерком с вензелями было написано «TITANIC 14.04.1912». Нетрудно было догадаться, где я находился. По коже пробежал мороз. Меня ждала не самая приятная смерть.
Необходимо было узнать, какое сегодня число и сколько времени, чтобы выяснить, когда наступит та роковая ночь 14 апреля.
В длинном светлом коридоре мне встретился стюард.
— Простите, какое сегодня число и который час? — спросил я.
— Тринадцатое апреля, — смущенно ответил мужчина и глянул на часы. — Четыре часа. Сейчас подадут ужин, сэр. Вы можете пройти в обеденный зал пассажиров первого класса.
Появившись в зале, я сел за столик в углу, заказал рыбу с лимонным соком и виски и стал размышлять. "Тринадцатое апреля. Завтра ночью мы столкнемся с айсбергом. Полторы тысячи погибших из двух тысяч двухсот пассажиров... Чертова петля времени!", — подумал я, крутя по столу сосуд с виски. Мой взгляд устремился на людей, которым было суждено умереть.
— Простите, сэр, Вы так печальны. У Вас что-то случилось? — спросил чей-то ангельский голос. Я повернул голову.
Передо мной стояла девушка лет шестнадцати-семнадцати с огромными синими глазами. Казалось, будто все небо, вся вселенная была лишь каплей в море этой синевы. Лицо с маленьким, чуть курносым носиком обрамляла копна пепельных кудрей с вплетенными в них цветами.
— Что? — переспросил я.
— У Вас все хорошо?
— Mademoiselle, Вы появились, и все стало великолепным!
Я могу говорить что угодно, терять нечего, завтра я умру. Девушка улыбнулась, обнажив жемчужные зубки.
— Как Вас зовут? — спросил я.
— Эмили Лонг Доккер, — ответила она.
И тут я осознал, что не знаю ничего, даже собственного имени.
— Мартин Уайт.
Первое, что пришло в голову.
— Что ж, мистер Уайт, если у Вас все хорошо, то я, радуясь за Вас, пойду к своему столику.
— У Вас есть планы на этот вечер?
— Моя мама обычно распоряжается моим временем, но, насколько я помню, сегодняшний вечер свободен.
Мы договорились встретиться в шесть вечера на променаде.
Во время прогулки Эмили больше говорила о себе, однако это было мне на руку. Врать ей я не хотел, а правды не знал.
Ей действительно было шестнадцать лет, но фразы, которые она позволяла себе отпускать, сказали бы, что ей пятью годами больше. Эта девушка была чрезвычайно красива, обаятельна, обворожительна. Она не только себе разрешала многое, но и других не держала в строгих рамках.
В тот же день я понял, что ни одну женщину я не любил столь сильно. Это одурманивающее чувство оказалось взаимным.
Весь следующий день мы провели вместе. Мы стали близки друг другу. Все страшнее становились мысли о скорой и неизбежной разлуке. Я находился в растерянности. Ни в одно из моих трагических «путешествий» мне не приходилось ощущать столь сильные чувства. Надеясь на понимание, я решился рассказать все Эмили.
Мы лежали, прижавшись друг к другу, в моей постели. Я повернулся к ней и, глядя в ее синие глаза, заговорил:
— Эмили, я должен тебе сказать одну чрезвычайно важную вещь.
Она махнула пушистыми черными ресницами и, вся обращаясь во внимание, произнесла:
— Я слушаю тебя.
— Понимаешь. Ах... В это очень сложно поверить, но... Пожалуйста, отнесись к этому серьезно, это чистая правда! Я... Я путешествую во времени.
Она удивилась, но удивление сие было заметно лишь в ее глазах. Лицо ее оставалось все таким же блаженно успокоенным.
— Как у Жюля Верна?
— Не совсем. Я путешествую не по собственной воле. Это будто бы проклятие. Я вынужден перемещаться из одного временного отрезка в другой, попадая в самые ужасные трагедии человечества. Каждый раз я вынужден видеть смерти сотен людей, видеть убитых друзей, видеть умирающих матерей и малюток. Я бы поменял всю мою жизнь, ради одного дня с тобой, в мире и спокойствии.
Она натянуто улыбнулась.
— Я... понимаю тебя...
— Что?!
И тут стало ясно: она не то что не понимает, она даже представить не может.
— Это очень тяжело осознать, — продолжил я. — Ты всю жизнь была собой, ты была Эмили Лонг Доккер всегда. Ты всегда жила со своей мамой. А я был то европейцем, то древним римлянином, то индейцем. Я проклят, и мне неизвестно, как это остановить.
Ее будто ударило током. Она подскочила на месте, села, схватила меня за плечи и, глядя в глаза, вскрикнула:
— Здесь тоже будет трагедия?
Ее сознание стало брать верх, она начала понимать.
— Это будет одна из самых известных катастроф ХХ века, — ответил я. — Из двух тысяч двухсот пассажиров погибнет около полутора тысяч. Айсберг, с которым мы столкнемся, будет незаметен до самого конца. Его увидят лишь за минуту до столкновения. Корабль будет слишком сильно поврежден, спасти будет невозможно. Погибнут все мужчины и пассажиры третьего класса.
Девушка ахнула.
— Мартин... Мы можем предотвратить это? Какие есть доказательства этой трагедии?
Моя рука потянулась к тумбочке, я достал блокнот с фотографиями.
— Только это.
Эмили внимательно осмотрела снимок. Это была обыкновенная старая пожелтевшая фотография с размытыми краями. На ней была изображена отломившаяся часть корабля, уходившая под воду. Девушка вырвала страницу из записной книжки и побежала прочь. Я, вскочив с кровати, погнался за ней. Она бежала к капитанскому мостику.
— Надо найти капитана! Он сменит курс, и мы не врежемся в этот чертов ледник! — прокричала она.
— Ты думаешь, это так просто?
— Нужно хотя бы попробовать!
«Нужно хотя бы попробовать!..»
— Я умоляю Вас, мистер Смит, настолько, насколько девушка может умолять джентльмена! Мы показали Вам фотографию! Это «Титаник»! Такие подделки невозможны для неопытных людей, а ни я, ни мистер Уайт не занимаются фотографией. Этот снимок привезен из будущего! Это чистейшая правда! Я умоляю Вас, сэр, смените курс! Спасите тысячи жизней! Измените историю! Уберегите это судно от айсбергов! Вас ведь уже предупреждали о блуждающих осколках льда, я точно знаю. Да, я не разбираюсь в морском деле, но вот же! вот же! Доказательство гибели «Титаника»! Измените направление движения! Я умоляю. Я прошу Вас об этом, чтобы Вы были чисты перед лицом Бога...
Эмили встала на колени, но капитан, седоволосый Эдвард Смит, тут же поднял ее на ноги. Он в сотый раз внимательно осмотрел снимок, пытался увидеть блики, возможность нескольких слоев, но все было тщетно. Снимок был правдив.
Я глянул на часы. 20:40. Ровно три часа до столкновения.
— Сколько времени, мистер Уайт?
— Осталось три часа, сэр.
— Простите?..
— Без двадцати девять. Ровно через три часа «Титаник» будет встречен айсбергом, если мы не сменим курс.
Вид у меня был грозный. Во всяком случае, я так чувствовал. Я взглянул в глаза капитана. Так продолжалось с полминуты. В конце концов, он не выдержал.
— Мне снимут голову за это, но я Вам верю. Мы отклонимся от заданного курса чуть на юг.
Эмили посмотрела на меня, чрезвычайно обрадованная, и бросилась мне на шею. Когда мы спустились на прогулочную палубу, она завизжала, запрыгала, крича: «Получилось! Мы спасены!».
На нее смотрели, как на сумасшедшую. Она и правда казалась не такой, как остальные. Не хотелось даже думать о том, что завтра я очнусь в очередной передряге.
Позже мы перекусили в обеденном зале и вновь отправились ко мне в каюту. В 23:40 я почувствовал легкий толчок. В темноте звенели бокалы. И все-таки столкновение произошло. У нас не получилось. Все было зря...
Я открыл глаза. Рядом со мной тихо спала девушка с копной пепельных кудрей. Мы лежали на большой деревянной кровати. Рядом были огромные шкафы из дуба, трюмо и окна с удивительно толстыми стеклами... Мы были на «Титанике». Корабль остался цел, но главное, я остался в этом времени.
Петля времени разорвалась. Стоило предотвратить одну катастрофу, как разошлась цепь других трагедий. Я был жив, я жил так, как живут обычные люди. Со мной была моя Эмили.