Альбис: Эпоха, где человек — лишь эхо прошлого
──── •✧︎• ────『✧︎』──── •✧︎• ────
✧ На данный момент в ролевой — 2025 год. Все возможные совпадения случайны; лор является уникальной интерпретацией и имеет отличия от оригинала.
──── •✧︎• ────『✧︎』──── •✧︎• ────
В начале XXI века человечество перешло грань привычного понимания жизни. В стремлении познать Землю до самого её основания, исследовательские миссии достигли глубин, до этого не тронутых временем. На одной из таких экспедиций в северной полярной зоне был обнаружен массив древнего льда, возраст которого уходил далеко за пределы известных геологических эпох. Айсберг, подтаявший под воздействием климатических изменений, раскрыл своё внутреннее ядро, содержащее структуру неизвестного биогенеза.
Высвобожденный материал не имел фиксированных параметров: он не поддавался полной классификации ни как вирус, ни как спора, ни как клеточная форма. Не проявляя признаков привычной жизни, он обладал реакцией, способной изменять структуры живых тканей на молекулярном уровне. В течение нескольких лет контакт с веществом оставался редким — изолированным и неуловимым. Но однажды всё изменилось. Фактор вышел за пределы изоляции и начал адаптацию.
Невидимая, но не безвольная трансформация распространилась по планете со скоростью, неподвластной даже продвинутым моделям биологического прогнозирования. Сначала люди исчезали поодиночке, затем заражение охватило целые регионы. Тела заражённых на поздних стадиях менялись до неузнаваемости: кожа становилась белой, сухой и шершавой, словно мел, и быстро разлагалась, источая характерный запах. От заражённых почти не оставалось физических следов — их тела буквально растворялись. Это не было заражением в привычном смысле. Это была внедрённая иная парадигма жизни.
Чтобы сдержать катастрофу, было решено использовать найденный материал как базу для экстренной вакцины. Проект L-Form был инициирован в условиях полной изоляции. Его разработки велись параллельно во множестве лабораторий по всему миру, но главной, куда поступали все важные материалы и сведения, стала огромная лаборатория, расположенная в глуши, вдали от городов, со скрытым местоположением.
Первые дозы вакцины действительно помогали — мутации замедлялись, а в отдельных случаях даже обращались вспять. Но синтез препарата требовал времени, ресурсов и специфической биологической совместимости. Большинство не успели получить лечение вовремя. Когда стало ясно, что вакцина доступна лишь избранным, мир охватил хаос.
Родственники умирающих и больных, обезумевшие от страха и горя, устроили бунты и массовые нападения на все исследовательские центры. Большинство лабораторий были разгромлены, уничтожены или заброшены. Выжила лишь одна — крупнейшая и хорошо защищённая. Она стала последним бастионом против нарастающей анархии.
Особенностью заражённых была их быстрая деградация: тела быстро разлагались, в результате чего спустя годы не осталось даже трупов. Те, кто пытался укрыться в бункерах, в большинстве случаев умирали в мучениях — от недостатка кислорода, прогрессирующей болезни, голода или жажды. К тому времени на Земле осталось всего несколько десятков тысяч людей вместо миллиардов.
Оставшиеся смогли истребить латексных существ, сбежавших из лаборатории. В итоге на планете остались только:
— Латексные существа, запертые внутри лаборатории без возможности выбраться,
— Учёные, которые продолжают пытаться сдержать угрозу и восстановить человечество,
— Симбионты, существа с памятью о прежней жизни, но уже навсегда утратившие шанс вновь стать людьми.
✧ Эти последние — результат прямой адаптации человеческого генома и биоформирующего вещества. Их называют по-разному: гибриды, латексанты, симбионты. В научных кругах закрепился термин симбионты, подчёркивающий их уникальную природу — существ, сочетающих нейронную структуру человека с живым полимером, обволакивающим форму и наполняющим новой функцией.
Изначально латексные формы, созданные в рамках проекта L-Form, были подвержены контролю: их поведение и развитие жёстко регулировались генетическими ограничителями и психостимулирующими протоколами. Учёные стремились направить их свойства в конструктивное русло — восстанавливать ткани, передавать фрагменты иммунитета, адаптировать заражённых без потери личности. Однако после гибели или исчезновения большей части исследовательских групп, эти существа оказались без надзора. Их цели начали меняться. Без внешнего контроля они перешли от изолированной терапии к автономному размножению, от симбиоза — к захвату.
Они начали искать людей, не чтобы спасти их, а чтобы впитать. Поглощая жертву, они либо сливались с ней, усиливая себя чужой структурой, либо полностью подчиняли разум, превращая тело в биологическую оболочку — паразитарную форму с фрагментами прежней памяти, но с новой, чуждой волей. Некоторые из таких форм лишь частично сохраняли черты прежнего человека. Другие — полностью стирали его, становясь чем-то иным. Каждое слияние делало их сильнее, гибче и опаснее.
✧ Учёные назвали этот процесс трансфурмацией — переломом сущности, превращением из человеческой формы в неизвестную, хищную. То, что изначально задумывалось как лекарство, стало механизмом поглощения и переработки.
В какой-то момент вирус начал исчезать. Биомасса словно насытилась, перестала искать новые тела. Но к тому времени это уже не имело значения. Большая часть мира была либо уничтожена, либо необратимо изменена. Те, кто выжил, уже были другими — физически, ментально, нравственно. Спасти старое человечество было невозможно. Его место заняло нечто новое.
Болезнь полностью отступила из городов, как и тела — они давно растворились, не оставив даже праха. То, что осталось от цивилизации, медленно поглощалось временем и природой. Камень и металл трескались под натиском корней, улицы заросли мхом, на автострадах снова появились звери. Густые заросли пробивались сквозь бетон, а стекло рассыпалось от дыхания ветра.
На удивление, инфекция коснулась лишь людей. Животные оказались невосприимчивы — ни одно известное млекопитающее не демонстрировало признаков мутации. Именно это наблюдение стало основой для первых генетических инъекций, когда в структуру экспериментальных организмов начали внедрять гены волков — видов, чья устойчивость к заражению стала очевидной в первые же недели эпидемии. Некоторые из ранних форм симбионтов несли в себе следы этих животных: силу, выносливость, адаптивные поведенческие реакции.
Руины мегаполисов теперь принадлежали природе. Леса вытеснили бетон, звери — людей. Городская архитектура стала безмолвным памятником исчезнувшему миру. И лишь в одном месте ещё теплится искусственный огонь цивилизации — в уцелевшей лаборатории, глубоко в изоляции.
Там, на 80% сохранено энергоснабжение. Благодаря десяткам дублирующих систем и сотням резервных генераторов, большая часть комплекса остаётся автономной и стабильной. Основная энергия поступает от реакторов замедленного распада, а резервные источники активируются лишь в критических условиях. Всё подчинено строгому протоколу — системам, способным поддерживать работу десятилетиями.
✧ Под контролем уцелевших учёных и систем наблюдения, жизнь в лаборатории продолжается. Симбионты и персонал, оказавшиеся внутри, адаптировались к новому миру. Приоритетом стала автономия: выращивание пищи, переработка воды, поддержание внутренней экосистемы. Садоводство — простейший и надёжный способ обеспечить себя растительной пищей — стало основой быта. Оранжереи, вертикальные грядки, искусственные климатические камеры — всё подчинено главной цели: выжить.
Во внешнем мире жизни почти не осталось. Те, кто находился вне защищённых стен, давно погибли или исчезли. Остались только наблюдаемые зоны, в которые направлены дроны и камеры, — пустые города, молчащие руины, заросшие перекрёстки. Там нет людей. Лишь те, кто успел укрыться в лаборатории, стали последними звеньями некогда великой цепи.
Этот мир лишён прежних понятий добра и зла. Здесь существуют только адаптация, память и воля. Спастись здесь невозможно — можно лишь измениться. Выживают не те, кто сохранил прежнюю форму, а те, кто сумел стать чем-то иным.
Земля стала другим миром: пульсирующим, пластичным, безымянным.
И ты — часть его.