Михална
На выходе из маневра в гравитационном колодце Венеры Петя перестал ощущать давление кресла и поплыл в пространстве, ограниченном пристяжными ремнями и спинкой. Это было приятно, но это было нехорошо. Одновременно с этим сразу несколько секторов приборной панели загорелись красным, а это было еще хуже. Сложно сохранить лидерство при полном отказе всех систем, а за ними шло еще три сотни участников регаты.
— Что же все неладно так, в нашем пролете! — Петя движением руки раскрыл информационные панели и стал проверять логи двигателя и реактора. В соседнем кресле неуверенно зашевелился разбуженный внезапной суетой Васек:
— Вот мы и пытаемся понять... Реактор, вроде, в норме, подача топлива идет, то есть шла, пока автоматика не отрубила, так... — его взгляд упал сквозь голографическую панель с логами на основные датчики, где синим и красным мигали индикаторы давления. Холодный пот прошиб юношу. Вот же олух! — У нас разгерметизация! — его бормотание так резко перешло в крик, что Вася вздрогнул.
Отстегнувшись, Петя метнулся к шкафу со скафандрами, куда уже подплывала его тетка, бортмеханик Анастасия Михайловна. Вася все еще ошалело крутил головой в кресле.
— Не тупи, пилот, — Михална зычным голосом сдвинула с места Ваську, — хочешь погибнуть, так и не выйдя из пубертата?
— Прости, тетя Настя, — негромко сказал Петя, — моя вина, проглядел датчики давления.
— Ладно. И не через такое проходила, вот, помню рейс Гермеса-13… Короче, прорвемся, уж поверьте мне, ребятня, — бодро сказала она, но пальцы почему-то не с первого раза справились с привычной застежкой на шлеме.
Рассыпав сверкающую гирлянду пузырьков воды по всей длине яхты, Анастасия Михайловна, Петр и Василий замерли, наблюдая, куда их понесет уходящим воздухом. Приходилось действовать по старинке, так как корпусной автоматики у них не было. У них вообще ничего толком не было, они не имели ни одной лишней или дублирующей системы. Тетя Настя жирным маркером вычеркнула все, что не было абсолютно необходимым, начиная c удобных кресел и заканчивая запасным оксигенатором, а из оставшегося слепила их корабль.
Главное в регате — скорость, а скорость — это функция от тяги и массы. Тягу им давал двигатель собственного изобретения Горбовской: дело ее жизни, ее мечта. Массу же они сократили до предела, скинув с борта все лишнее. «Пусть всякие неженки ставят замки на туалеты и шторки на иллюминаторы, для нас что главное? Главное — победа», — так рассуждала Анастасия Михайловна. И этот подход себя оправдывал: сейчас они шли с огромным отрывом от конкурентов. А выигрыш — это не только призовой фонд; победив, Михална смогла бы заявить о своем изобретении всему миру и, хоть на склоне лет, но зажить по-настоящему.
— Вот, кажись, тут! — Васёк махал рукой, подзывая остальных.
— Каганов, ты чего, как несушка, крыльями хлопаешь? Угомонись. Видишь, они все теперь кто куда разлетелись? Как мы теперь поймем, где утечка?
— Простите, Михална, но мне показалось, вон туда они полетели.
— Показалось-показалось, — устало проворчала бортмеханесса, — теперь непонятно куда. Надо опять ждать. В следующий раз как покажется, ты, это, лучше спокойно скажи, чего видишь, без резких движений.
Вася был рыжим непутевым однокурсником Пети, и не то чтобы они как-то особо дружили, но отец Василия Каганова был владельцем крупной сети генно-инженерных клиник и деньги у него водились. Едва узнав от племянника о таком знакомом, тетя Настя потребовала организовать встречу. Васька согласился помочь, но только под обещание взять с собой пилотом, если дело выгорит. Пилот и третий член экипажа, по правилам регаты, были нужны, поэтому Михална не возражала.
При знакомстве, еще не успев сказать «здрасьте», тетка вручила Каганову-старшему стопку бумаг. Бизнесмен ознакомился с документацией, потом показал расчеты паре знакомых инженеров и получил такой ответ, что без промедления согласился инвестировать в проект.
Бог знает, как Ваське удалось уломать отца, чтобы тот его отпустил. Но наконец-то дело жизни Михалны сдвинулось с мертвой точки. Без денег Каганова ее двигатель так и остался бы только мечтой, ведь своих средств у Горбовских не было.
Сама тетка, почти всю жизнь не ступавшая на Землю, отпахала бортмехаником, на, кажется, всех кораблях Солнечной системы, а Петька и вовсе был интернатовским — родители погибли еще десять лет назад во время венерианских бунтов. Михална ради племянника осесть на Земле не захотела, других же родственников у него не было. Еще в интернате он начал выигрывать подряд олимпиады по математике и программированию, став легендой. В итоге, сам ректор приезжал его уговаривать поступить в местный университет, а когда в Пете проснулась тяга к космосу и появились полезные знакомства, тут и тетя спустилась к нему на Землю.
Дырок оказалось две. Микрометеорит прошил их корабль навылет. Залепив отверстия ультраполимеризатором, в обиходе — хэндгам, они восстановили герметичность. Садиться в атмосфере так, конечно, было нельзя, но для космоса сойдет. Запиликал коммуникатор:
— Феб, Феб, вызывает Щит Персея.
Вася посмотрел на Михалну, та кивнула. Парень подплыл к панели и принял вызов.
— Измените курс, Феб. По нашим расчетам, наши траектории пересекутся через 4 часа, 31 минуту и 43 секунды.
— Ого. Принято, Щит Персея. Сейчас будем маневрировать, — потом с сомнением поглядел на мигающую красным приборную панель и уточнил:
— А вы сами не можете уйти с нашей линии?
На той стороне повисла ошеломленная пауза.
— В-вася Каганов, пилот яхты Феб, — и зачем-то добавил, — студент.
— Студент, вас там учили, что такое Щит Персея?
— Эм-м... Ретранслятор солнечной энергии?
— Верно, студент. А где мы находимся?
— … в точке Лагранжа между Венерой и Солнцем?
— Опять верно! Так куда мы нах... отсюда уйдем? На орбиту? Ты, студент, вообще понимаешь, что говоришь? Если мы дернемся, то дернется луч, а если дернется луч... — он не стал договаривать, но все и так было понятно. Ретранслятор собирал в пучок почти всю энергию, шедшую от Солнца к Венере, и направленным лучом отправлял на распределяющую станцию на орбите Земли. Стоит потоку энергии сдвинуться на сотые доли градуса, и вот он уже соскальзывает с принимающего спутника и пробегает по земной поверхности. Эффект будет как от водородной бомбы, только такой бомбы, взрыв которой длится и длится...
Связь прервалась и в рубке повисла космическая тишина.
— Тут такое дело... Короче, кончилась для нас регата, — заговорил Петя, закончивший разбирать логи.
— Эта хреновина прошила не только оболочку, но и камеру сгорания. И там теперь дыра. Небольшая, но автоматика не даст включить двигатель...
— ... и правильно сделает, — закончила за него механесса.
— Михална, — жалобно заныл Вася, — ты же можешь...
— Нет, камера сгорания — это как бы такая чашка, — она показала руками, — из сверхстойкого сплава. У меня есть еще хэндгам, но он не выдержит, там температура под 3000 градусов на поверхности. Выгорит тут же, и поток пойдет не наружу через сопла, а внутрь корабля, вам это не понравится.
Парни сникли. Петя взмахом руки над пультом выкатил коммуникационную панель, активировал сигнал бедствия и вызвал службу спасения регаты.
— … сможем забрать вас через пять с половиной часов.
— Вы сильно вырвались вперед, а дежурные катера находятся с основной массой участников. Держитесь. Конец связи.
Вася ошалело посмотрел на Михалну, потом на сокурсника:
— Петь, насколько у нас хватит кислорода?
— Тютелька в тютельку, но продержимся.
— Феб, это Щит Персея, вы продолжаете двигаться тем же курсом. Немедленно скорректируйте, — Вася растерянно посмотрел на тётю.
К коммуникатору подошла Михална.
— Эй, Щит. У нас тут проблемка. Не можем мы курс скорректировать. Движок отказал.
— Бортмеханесса Анастасия Михайловна Горбовская.
— Рад слышать взрослого человека, да еще с такой славной фамилией. Я — Стивен Саркони, капитан станции Щит Персея. Анастасия Михайловна, подрулите двигателями ориентировки и стабилизации, на таком расстоянии хватит небольшого углового отклонения.
Михална, вздохнув, прошлась пятерней по голове, поднимая короткие засаленные волосы.
— Новая конструкция: все руление и ориентировка осуществляется перенаправлением потоков на основном двигателе. Магнитными полями я расщепляю поток, а потом запускаю струи под разными углами, — тут она растопырила пальцы и пошевелила ими в пространстве, — и корабль идет куда и как надо...
— Ну, а то ж! Это мое изобретение, — она гордо выпятила тяжелую грудь, стянутую тугим комбинезоном, — только вот теперь непонятно, что делать, — и она тут же сникла.
— Слушайте, мне жаль, но нам придется, — он понизил голос, — вас... сбить, если вы не смените курс.
— Шестьдесят две минуты, а дальше, поймите, по протоколу я просто обязан открыть огонь.
— Михална, почему всего 62? — подавленно спросил Вася.
— Им необходимо большое упреждение, иначе их может посечь осколками.
— А не могут они за нами какую-то шлюпку выслать?
— Нет у них шлюпки, только эвакуационные капсулы, но они могут только автоматом в сторону Земли лететь. Ну и ремонтные дроны, но те только панели чинят и перемещаются исключительно по поверхности Щита.
— А может вылезти на обшивку и пробить резервуар с топливом? Оно же обычно под давлением, ну нас потоком и понесет в бок.
Анастасия посмотрела на него с какой-то жалостью:
— С каким топливом, Вась, ты вообще понимаешь, как устроена наша яхта?
— Ну-у-у… Термоядерный реактор... И эта, как ее, ТТИРУ.
— А что значит ТТИРУ, по-твоему?
— Это твердотопливная ионно-реактивная установка, неуч! И ключевое слово здесь —твердотопливная. У нас рабочее тело — металлическая проволока! Как она может быть под давлением? Но ты навел меня на мысль.
Униженный Вася немного приободрился:
— Петюнь, сможешь обойти программную блокировку двигателя?
— Хочешь двигатель запустить с пробоиной? А это не опасно? Ты же говорила…
— Это ужасно опасно, но у тебя есть идеи получше?
— Взрывная разгерметизация? Пробьем иллюминатор, создадим боковой импульс выходящим воздухом.
— А чем мы будем дышать? Все резервы кислорода ушли на то, чтобы восполнить утечку. Сам видел, что кислорода осталось только до прибытия спасателей. Да и, чую, не хватит этого, чтобы линию отклонить.
— Командир, они пересекли горизонт. Открываем огонь?
— Там три человека, двое почти дети.
— А у нас тут почти два десятка. Ну и сам знаешь возможные последствия...
— В том-то и дело, что возможные, а тут наверняка грех на душу. У меня сейчас такой оболтус универ заканчивает. Свяжи меня с ними.
— В глухую, не отвечают. Огонь?
Капитан забарабанил пальцами по столу:
— Дадим им еще немного времени.
Старпом подошел вплотную к командиру и, понизив голос, произнес:
— Стив, под трибунал пойдем, и это если живыми останемся.
— Ждем еще, — раздельно произнес капитан.
Стив пожевал губами и потер вспотевшей ладонью лоб:
— Пятнадцать минут. Продолжайте попытки связаться.
- Капитан, у них только что произошла вспышка.
- Да, вроде, но не только... Они поменяли курс!
- Одну секунду, сейчас скажу...
Вибрация прошла по корпусу, иллюминаторы полыхнули белым огнем, ближайший к машинному отсеку оплавился, открыв сквозное отверстие, язык пламени было рванул наружу вместе с входящим воздухом, но тут же угас. И повалил дым, впрочем, он тоже быстро прекратился.
Все трое переглянулись и, по отмашке Михалны, стали заползать обратно в шлюз. Корабль внутри выглядел, как старая доменная печь: обгоревший, оплавившийся, мертвый. Не горел ни один индикатор — управляющая панель была темной. Маленькое отверстие в камере сгорания выпустило высокотемпературную плазму внутрь корабля, и она пережигала все пока оставался кислород.
— Я думаю, переждать на обшивке было хорошей идеей, — выдавил из себя Василий, — но интересно, получилось ли уйти?
— Какая теперь разница? — горько сказал Петя.
— Кислорода в скафандрах у нас на два часа сорок семь минут, а помощь будет только через три с половиной. Мы все равно мертвецы. Надеялись на чудо, но оно не случилось. Может, сгореть внутри было и не худшим вариантом, по крайней мере, быстро.
— Так это же мы теперь… — Вася замолк неожиданно быстро, осознав дилемму, — кислорода им хватило бы на двоих. Немного помолчал, а потом продолжил: - Слушайте, я ж сразу был, ну как это… пятое колесо. Пилот я, понимаешь. Да чего тут управлять, все компьютер делает, а его Петя кодит. А ты вон, Михална, изобретатель, да на твоих движках, может, мы до лун Юпитера будем летать, как на дачу за город на перешейке… а с меня какой прок? Папаша мой, вот он да, да переживет же… иначе бы и не отпустил. Мама когда умерла, — Вася шмыгнул носом, — ни слезинки...
Во время всего этого монолога Михална молчала, рассматривая свой выгоревший корабль и то, что осталось от двигателя.
— Цыц, — Вася, привыкший слушаться, замолк. Она подплыла к ребятам и обняла их своими сильными руками. В скафандрах это получилось неловко и со стороны могло даже показаться забавным.
— Куда же я вас затащила, дура старая… Сраный двигатель.
— Прости, Петь, за все меня прости, — она отстегнула рюкзак с двумя наполовину полными кислородными баллонами и сунула им в руки, — не умею я всякие там слова говорить, ведь всю жизнь гайки крутила, но, по крайней мере, понимаю, как сейчас так сделать, чтобы правильно было.
Затем она решительно выплыла в разбитый иллюминатор и, замерев лишь на мгновение, сделала последний в своей жизни шаг, с силой оттолкнувшись от корабля. Перед ней было огромное и прекрасное Солнце.
— И без глупостей, ребятня, все с вами будет хорошо, — зазвучали последние слова Михалны в шлемах ошарашенных студентов.