bellyache

Время чтения: 10+ минут

О моих отношениях с телом, боли, походе в китайскую больницу и неуспешной диете.

В минувшую среду моё тело разбудило меня в 8-9 утра (при том, что уснул я только к 4: я в своей депрессивной фазе, и спится мне плохо). 

 — Ты чего? — сонно спросил я.

— У меня очень сильно болит живот, мудила. 

— Не можешь перестать? — недовольно поинтересовался я.

К сожалению, я никогда не любил своё тело.

 Оно никогда не ощущалось моим. Я использовал его, но оно не было мной. Не помогало и то, что в семье были популярны фразы вроде "Кушай овощи, желудок тебе за это спасибо скажет", как будто желудок — это отдельная сущность. Вплоть до конца отрочества я редко смотрел на себя в зеркало. Казался себе жутко некрасивым — впрочем, кому наше тело казалось красивым в том возрасте? У кого (как минимум на территории стран бывшего СНГ) не было подростковых загонов по поводу своего тела? У нас процветает нелюбовь.

 Начиная где-то с 10-11 лет у меня был лишний вес. Наверное, он никогда не был очень лишним и не могу сказать, что он когда-либо откровенно мне мешал. Я никогда не был особо спортивным, но при этом мог бегать и прыгать, показывал средние результаты по классу на физкультуре, любил плавать и играть в волейбол — мне было ок. 

— Не уходи в размышления! - прикрикнуло тело. — Боооольно. 

Я оценил интенсивность боли. Было и правда не очень — примерно 5-6 из 10.

— Ох, слишком рано, — попробовал я поторговаться. — Я лёг всего несколько часов назад. Не можешь потерпеть до 11-12? А потом мы что-нибудь придумаем.

 Тело заткнулось. Я лежал в кровати и слушал утренние звуки вокруг. Этажом ниже располагался Family Mart, популярный тут японский супермаркет; каждый раз, когда кто-то входил, выходил или просто приближался к автоматическим дверям, звучал нехитрый джингл. Я решил считать, сколько раз двери раскроются. После пятого раза за стеной раздалась ругань. В китайских домах тонкие стены, а мне не очень повезло с соседями: слева жили мать и сын, и в эти дни карантина они регулярно орали друг на друга. Видимо, сидение дома без работы и школы сводило их с ума. Я снова вспомнил свои школьные годы.

Конечно же, я считал себя очень жирным, и это было для меня большим минусом и одной из многих причин себя ненавидеть. Конечно, сыграли роль родственники, в первую очередь отец и дядя. Отец просто постоянно капал на мозги по поводу того, что я не занимаюсь спортом и бегаю медленнее его, дядя один раз посмотрел на меня и сказал, что у меня фигура как у бабы и что он будет мной заниматься (чего не произошло). Одноклассники, на удивление, никогда не упоминали мою полноту, или я этого не помню. Они называли меня "чучмеком", видимо, потому что у меня были тёмные волосы и небольшие глаза, в придачу к которым я носил толстые очки, которые визуально их уменьшали. В целом, пусть у меня и были социальные проблемы — это было не из-за полноты.

Тело подкрутило степень боли до 7 из 10, и я притянул к себе большую мягкую утку Шуэ, с которой она спит, когда ночует у меня, и обнял её, свернувшись в калачик.

К вузу я точно пришёл к нормальному весу, а после переезда и вовсе похудел. Я смотрю на свои фотки в первое лето после Китая и понимаю, что был худощавым — но считал себя жирным. Это определение было настолько частью меня, что я даже не консультировался с реальностью, просто принял свою полноту и решил с ней ничего не делать. Слишком много у меня было других забот. Наверное, это было частичной причиной, почему в следующие годы я снова набрал вес. Китайская еда вкусная, на отношения с Шуэ мой вес не влияет. Хотя чувствовал, что мой лишний вес мне мешает в определённых ситуациях и в последние месяцы уже начал им немного заниматься. 

 Я записываю всё, что ем. Регулярно взвешиваюсь. Стараюсь не есть целые порции в ресторанах. Ем более-менее разнообразную пищу: хоть я и не могу без мяса (и считаю это безнравственным и, когда станет возможно, перейду на искусственное), это мясо может быть разным, и я вовсе не ем фастфуд каждый день. Ещё не ем булочки и белый хлеб чаще пары раз в месяц, почти не пью сладкую газировку и устраиваю разгрузочный день раз в пару недель.

 К тому же, не могу сказать, что веду сидячий образ жизни: я много гуляю и катаюсь на велосипеде, провожу много времени на свежем воздухе. Моя работа не сидячая: конечно, какое-то время я нахожусь в офисе, но это занимает не больше 10 часов в неделю. Бывает, что после целого дня уроков, я валюсь с ног от чисто физической усталости, потому что я ни на секунду не усаживался во время уроков, бегал вокруг детей и за ними, поднимал их, прыгал, а потом ещё катил полтора часа на велосипеде до дома.

— Идиот, — сказало тело, — это так не работает. Ты не можешь надеяться, что всё это спасёт тебя от гастрита. Ты кушаешь бургеры чаще, чем салат, жрёшь чипсы раз в месяц, у тебя в морозильнике мороженое, в холодильнике из овощей только огурцы, а на полке три вида печенья. Из физической нагрузки у тебя буквально только велосипед и ходьба, а цифра на весах близится к трёхзначной. Хватит пиздеть тут. Мне очень хуёво. Тебе надо немедленно ебашить в больницу, чувак. 

Моё тело право. У меня была какая-то наивная вера, что это меня защитит. Да, я не буду суперздоровым, иногда у меня будут какие-нибудь небольшие проблемы с желудком, но, знаете, не более. Мне иногда будет фигово — но не будет критично плохо. Мне не понадобится менять свой стиль жизни. Не придётся ложиться в больницу. Никто не будет совать мне трубку в желудок.

Надо сказать, что это сработало, и мне не было критично плохо. Однако... появилась другая проблема.

Я думаю, что уже через час мне стало ясно, что боль прекращаться не собирается, мне надо что-то делать, но смог признать я это только ближе к 12. Я написал Шуэ, что поеду в больницу, вытащил себя из кровати и посадил на унитаз. Шуэ ответила, что, если что, приедет ко мне, и у неё только один урок после полудня. Я прочитал сообщение и понял, что ни ответить на него, ни поднять своё тело не могу. Боль достигла 9-10.  Живот скрутило, как тряпку, меня начало тошнить воздухом и боль немного утихла. Я смог поднять своё тело на ноги, засунуть его в одежду, и вызвал такси.

 В Китае редко вызывают скорую: если можешь передвигаться сам, бери такси и катись до ближайшей больницы на нём. Я так и поступил. Тело пару раз что-то недовольно вякало на резких поворотах. Я читал про то, что со мной (возможно) будут делать, и морально приготовился к капельнице и гастроскопии. Снова поднимались боль и тошнота. Я хотел с тоской подумать о чём-то другом, но тело перетащило моё внимание на боль.

— Чувствуй, — заявило оно. — Это твоих рук дело. 

— Почему это моих? — решил посопротивляться я.

— Ахаха, серьёзно? 

— Ну это не я хотел бургеров и всех этих снэков! Я просто давал тебе то, к чему ты высказывало желание! Я очень чутко слушаю тебя, это мой новый скилл, и я им активно пользуюсь.

Тело возмущённо фыркнуло.

—Я за себя не ответственно. Ты ответственен за меня. Тебе надо обращаться со мной бережно, как с ребёнком. Ребёнок иногда не знает, чего хочет, кушает грязь, влюбляется в тех, кому на него насрать, и обзывает людей из других стран только из-за того, что они люди из других стран. Это твоя задача за ним следить и не давать жрать грязь.

— Но ведь у нас всё было ок! Я часто давал тебе овощи!

— Что? Да когда я в последний раз видело хоть листок капусты?

— В том бургере в воскресенье!

— Ахахаха. А что-либо не жареное?

— Мой утренний ролл, который я тебе делаю, не жареный.

— Там масло, два вида колбасы, копчёный сыр и крекер. Ты правда думаешь, что это полезная еда?

— Явно полезнее твоего нытья...

Через какое-то время, после всех проверок на входе, долгого ожидания лифта (я понял, что не осилю подъём даже на третий этаж), получения карточки пациента и ожидания очереди к врачу, я оказался в кабинете врача. Он оказался пожилым мужчиной лет 50. По-английски он не говорил, ну а я осознал, что нормально объясняться по-китайски я буду не в состоянии и позвонил Шуэ. Та послужила переводчиком. Врач несколько раз спросил, пил ли я алкоголь, и я с возмущением отрицал это.

— Ты охуело, тело. Я не пью, не курю, не употребляю ничего, на заднице не сижу целыми днями. Что вот ты, а?

— Лол, ты потребляешь столько сахара, что странно, что твоя кровь вообще ещё может двигаться. Перечисли что-нибудь, в чём не было сахара из всего, что ты кушал в последние 24 часа?

— Эм. Возможно. тот огурец в утреннем ролле вчера? 

— Возможно, но это было уже 27 часов назад. Но в сыре и колбасе он наверняка был, так что…

— Хватит болтать с телом, — прикрикнул врач. — Оно уже не поможет. Это всё крики о помощи и непродуктивная ругань. Идите и сдайте анализы, голубчик. Сперва оплатить в кассу, а потом на второй этаж. 

Я вышел из кабинета, понял, что боль снова поднимается до 9-10 и побрёл в туалет. Меня стошнило воздухом.

Правда в том, что тело — это я. Если мне отрубить руку, изменится не просто моё тело, но и я сам. У меня будет меньше физических возможностей. У меня, возможно, будут фантомные боли, и они явно будут занимать какую-то часть моего сознания. У меня изменится самоидентичность: я буду инвалидом, ампутантом. Возможно, я не изменюсь кардинально, но явно изменюсь заметно.

Однако большую часть моей жизни мне казалось, что есть тело и есть я. И все мои главные, личностно-определяющие функции — не зависят от тела. 

Я человек размышляющий, не потому что у меня есть тело, а потому что я много читал, думал, размышлял и спорил на важные для меня вопросы — потому что у меня есть некая история, и в рамках этой истории моя личность сложилась так, что мне пришлось много думать на разные темы, мне это понравилось, и теперь это часть моей идентичности.

Но я не смог бы размышлять без тела: для этого как минимум необходимы мозг и достаточно глюкозы в крови.

Я грустный, потому что в моей жизни было больше грустного, чем весёлого. Это снова про мою историю, вовсе не про моё тело. У меня было бы несчастливое детство вне зависимости от того, в каком теле я бы родился. 

Но, возможно, я грустный, потому что что-то не так с содержанием моей крови, или генами, и я депрессивен из-за своего тела, а не из-за своей истории. Люди с другими характеристиками их тел и с такой же историей возможно не стали бы депрессивными, потому что их тела не предрасположены к этому.

Я творческий, потому что меня иногда оставляли на самого себя в детстве, да и мама стремилась развивать эту часть меня: мне давали читать, давали рисовать, давали бумагу. Я люблю писать, и это не зависит от моего тела. 

Но так ли это? Развивала бы мама эту часть меня, если бы, например, у меня было бы более атлетически-сложенное тело? Или если бы у меня было тело девочки? И стал бы я писать, если бы, например, у меня было бы больше предрасположенности к тому же рисованию или музыке? Или если бы у меня были пальцы половче, мозг более склонен к точным наукам — вполне возможно, что я бы нашёл себя в том виде искусства, куда так стремлюсь сейчас: видеоиграх. Все эти предрасположенности часть не моей истории, а моих генов и моего тела.

— Ну, у тебя есть то, что есть, и судя по всему, ты бы плохо заботился о своём теле, какое бы тело тебе ни досталось. Ауч! Снова больно! 

У тела брали кровь. Я сидел рядом. Острая боль в пальце на пару секунд отвлекло моё тело от боли в животе. Она всё ещё клубилась там, но сейчас все чувство были на крошечной дырке в пальце, который сжимала медсестра, выталкивая из него кровь в специальную трубочку.

— Эта боль — тоже 8-9, — доверительно сказала оно мне. 

— Скоро закончится. Не волнуйся. Слушай... Прости. 

— Хер тебе, — беззлобно сказало оно. 

Вскоре после сдачи крови, боль в животе снова поднялась до 8-9, и я снова пошёл в туалет. Теперь эти периоды между тошнотой становились всё короче, а живот каждый раз крутило всё интенсивней. Наверное, боль была примерно на том же уровне, что во время месячных, хотя, впрочем, тут можно только гадать. Кроме того, моё тело начало рвать не воздухом, а желчью. Ещё через минут сорок, я обнаружил своё тело на коленях перед красной урной с "опасными отходами" на первом этаже недалеко от регистратуры, где мне должны были распечатать результаты. Меня тошнило под мимолётными взглядами десятка китайцев. Я дождался, пока это пройдёт, и пошёл с результатами к доктору. 

Снова состоялся разговор через Шуэ. 

— Не пью я алкоголь! — снова пришлось оправдываться мне. — То, что я лаовай не значит, что я тут не просыхаю.

Врач напечатал что-то на компьютере, а потом вставил мою карточку в специальный аппарат на столе, чтобы напечатать на ней информацию. Я нашёл в словаре слово "гастрит" и показал ему. 

— У меня он? — спросил я, скрюченный на табуретке, держащийся за живот, возможно, с каплями желчи на рубашке и выражением бескрайней боли в глазах. Тело валялось под табуреткой.

Врач кивнул. Потом добавил:

— Не кушать мяса. Не кушать острого. Не кушать сладкого. Не пить алкоголя. Не кушать жареного. 

На самом деле, он сказал куда больше, но понял я разве что это. 

— Постойте, дайте хотя бы я запишу это голосовухой в вичат, пошлю моей девушке, она мне расскажет потом.

— А? — сказал врач и отшатнулся от вытянутого в его сторону телефона, где я держал кнопку записи.

— Эм, — сказал я. — Вы можете... повторить ваши эм...  — я порылся в словаре, чтобы найти слово "рекомендации" и показал телефон врачу.

Тот покачал головой, показал на карточку и добавил: 

— Приходите завтра утром. А сейчас оплатите лекарства, а потом на второй этаж. 

Я заплатил, снова дошёл до туалета, где меня снова стошнило, потом пошёл на второй этаж, там осознал, что сперва мне надо на первый этаж, чтобы получить лекарства, спустился, получил лекарства, в том числе — жидкость для капельницы, и отправился в процедурную. И там мне поставили капельницу — первую в жизни! Через три минуты меня снова стошнило, и мне уменьшили скорость капель. Оказалось, это как-то связано, так после этого стало более-менее ок. Но при этом сидел я там дольше всех — даже бабушка, пришедшая позже меня, управилась за полтора часа, а я сидел часа два. Впрочем, по мере вливания лекарств, боль отступала всё дальше.

И у меня состоялся разговор с друзьями и с телом.

Друзья в основном сказали мне, чтобы я не парился, все проходят через это, это ничего страшного, а ещё поржали, что я думал, что у меня сравнительно здоровый образ жизни. Я почитал интернет и узнал, чего мне ещё нельзя.

И сурово сказал телу:

— Никакого острого, сладкого, жирного в ближайшие дни. А ещё нельзя кушать толстую и широкую лапшу. И булочек тоже. Ой, и рис...

— А что тогда остаётся?

— Супы. 

— Какая гадость.

— Каши.

— Пиздец.

— Овощи всякие. Но не жареные. Разваренные брокколи какое-нибудь и кукурузу.

— Брокколи... Это шутка такая что ли? Я их видел, они несъедобные.

— Тебе что, шесть? Будешь кушать у меня брокколи как миленькое. Ещё можно фрукты. Но не бананы. И не чернику. А также нельзя апельсины, яблоки (только если сладкие и без кожуры) и виноград.

— А что остаётся тогда? Я больше фруктов-то и не знаю, ты другие в меня почти никогда не суёшь...

— Ещё можно мелкие тонкие макароны. 

— Они же самые гадкие? Лучшая лапша — толстая и широкая. И без супа.

— И йогурт можно. Но пустой, без мюсли.

— А в чём смысл тогда? А если добавить черники?

— Нельзя ведь. Ещё можно нежирное молоко.

—  А тут такое есть вообще? Я только 2,5% видел...

— Чай-кофе, кстати, можно!

— Ура!

— ...но некрепкие, с молоком или вроде того.

— Пиздец, я же от такого засыпаю, а не наоборот.

— Твоя вина, нехер было гастрит зарабатывать.

— То есть ты это меня винишь?

— Тебе же было больно, не мне.

Тело попыталось снова заболеть, но у него не вышло. Однако толчка хватило, чтобы я вспомнил эту боль и задумался о ней.

У меня плохо с болью. У меня низкий болевой порог. Я легко чувствую дискомфорт и плохо терплю боль. Я воспринимаю боль как наказание и боюсь её, плохо справляюсь с ней. В моей сумке всегда лежит нурофен. Причём простой мне уже давно не помогает — только форте. Это, пожалуй, единственная таблетка, которая мне правда необходима, и я закупаюсь нурофеном каждый раз в России (тут он только на Таобао и дороже).

Избегание боли является, пожалуй, одной из моих главных мотиваций. 

Я переехал из России, потому что мне там было больно.

Я перестал читать Медузу, потому что это было больно.

Я не занимаюсь спортом, потому что это связано с болью в моём сознании.

Я в отношениях с Шуэ в том числе, потому что она минимизирует количество боли в моей жизни.

Именно поэтому я стал следить за своим питанием. Вовсе не из желания почувствовать себя лучше, здоровее, активнее, а из нежелания снова попасть на несколько часов в больницу и пройти через эту сводящую с ума боль. 

Пока... работает плохо. Я на диете всего несколько дней, и она меня уже заебала.

Во-первых, потому что я без понятия, что именно у меня.

Вечером того же дня я встретился с Шуэ и показал ей карточку. Она посмотрела и сказала. 

— Ммм... Тут мало что полезного. Вообще-то тут написано, что у тебя язва желудка.

— Но это уже хуже, чем гастрит.

— Да. 

— Мда. Мы можем снова туда сходить завтра? Приём врача всего 200 рублей. 

— Хорошо.

На следующее утро врач сказал, что без гастроскопии узнать, что точно у меня в желудке представляется невозможным, и поэтому он предлагает мне более строгий вариант диеты. И вообще это может быть не гастрит и не язва желудка, а просто очень сильное отравление, но диете стоит придерживаться всё равно. Ещё он снова сказал, чтобы я не пил алкоголь.

Во-вторых, оказалось, что найти что-либо нежареное в Китае сложно, а мне в кайф готовить только для кого-то, да и делать я могу только сэндвичи, пасту, блинчики и пюре (и из всего этого подходит только пюре). Пока мне только предстоит найти нормальные пельмешки (казалось бы, Китай славен дамплингами, но в 99 случаев из 100 они говно), я кушаю омлет с овощами (это самое вкусное из всего возможного, к сожалению) и стараюсь потреблять минимум сахара. Последнее, надо сказать, очень влияет на работоспособность. Надеюсь, что через несколько дней этот эффект пройдёт и я буду чувствовать себя нормально без постоянного поступления кофеина и сахара, но пока мне сонно, лениво и малоэнергично. 

В-третьих, почти вся нежареная еда, если честно, говно на мой вкус. Вкус необходимо перестраивать долго и упорно, а тут мне пришлось изменять его за ночь, и я, пожалуй, не справляюсь. Пока мой способ — дожидаться, пока я по-настоящему голоден, и тогда почти любая еда кажется вкусной. Проблемы две: что с гастритом, что с язвой, лучше так не делать, а лучше кушать мелкими порциями несколько раз в день; и мне удаётся унять голод процентов на 60-70 через половину блюда, а там я осознаю, что блюдо — какое-то безвкусное говно. 

Возможно, через какое-то время я привыкну, и сраные овощи с яйцом будут ощущаться пищей богов, но пока...

Пока я чувствую, что у меня отобрали одно из главных наслаждений в жизни. 

Я люблю еду.

В последние годы особенно, еда для меня не просто топливо. Это развлечение. Это вкус к жизни. Она даёт частичку смысла, и каждый укус отодвигает демонов немного дальше: да, иногда жить херово и грустно, но ощути этот остренький, ароматный соус карри на языке, текстуру мяса под зубами, сочетания мяса, булочки, солёного огурца и соуса; оторви кусок упругой лепёшки от тако, почувствуй хрустящую капусту нёбом, дай проскользнуть сладкому напитку по горлу.

И это вынужденное лишение, пусть и всего на пару недель, ощутимо опустило качество жизни. 

Стараюсь его принять и, наверное, рано или поздно мне удастся. В конце концов, кушать бургеры тоже можно при сбалансированном питании и, скорее всего, они даже вкуснее, если кушать их раз в месяц, а не пару раз в неделю.

Другой вопрос в том, вкуснее ли брокколи, если кушать их чаще?

Возможно, расскажу на другой стороне.