История Ганса

Статья очень объемная, я взяла только один момент, который показывает нам особенности поведения ребенка в возрасте 3-5 лет и особенности поведения некоторых детей в этот период.

_______________________________

Строго говоря, излагаемая на последующих страницах история болезни и излечения весьма юного пациента не относится к числу моих наблюдений. Правда, я руководил общим планом лечения, а также один единственный раз лично вмешался в разговор с мальчиком, само же лечение проводилось отцом малыша, которому я премного благодарен за передачу мне своих записей с целью опубликования.

Первые сообщения о Гансе относятся к тому времени, когда ему еще не исполнилось трех лет. Уже тогда своими речами и вопросами он обнаруживал необычайно живой интерес к части своего тела, которую он обычно называл «пипика».

Так, однажды он задал вопрос своей матери:
Ганс: «Мама, а у тебя тоже есть пипика?»
Мама: «Разумеется. А что такое?»
Ганс: «Я просто подумал».
В этом же возрасте однажды он входит в хлев и видит, как доят корову. «Смотри, из пипики идет молоко».

Уже эти первые наблюдения заставляют предположить, что многое, если небольшая часть из того, что интересует маленького Ганса, окажется типичным для сексуального развития ребенка. Я однажды указывал, что не следует особенно ужасаться, обнаружив у существа женского пола представление о сосании полового члена. Это непристойное побуждение имеет безобидное происхождение, поскольку оно проистекает из представления о сосании материнской груди, причем вымя коровы (по своей природе — женская грудь, по своей форме и по своему положению — пенис) выступает подходящим опосредствующим звеном.

Открытие маленького Ганса подтверждает последнюю часть моего положения.
Между тем его интерес к пипике не является чисто теоретическим. Как можно было предположить, это вызывает у него также желание прикасаться к своему члену.

В возрасте 3,5 года мать застала его держащим руку на пенисе.

Мать грозит: «Если ты это будешь делать, я попрошу прийти доктора А., который отрежет тебе пипику. Чем же ты тогда будешь делать пипи?» Ганс: «Попой».

Он отвечает, пока еще не сознавая вины, но приобретает по этому случаю «комплекс кастрации», о котором так часто приходится делать вывод при анализе невротиков, тогда как все они без исключения упорно не желают его признавать.

Примерно в этом же возрасте (3,5 года) в Шёнбрунне перед клеткой со львом он радостно-возбужденно восклицает: «Я видел пипику льва».
Доброй долей значения, которое животные имеют в мифах и сказках, они обязаны той откровенности, с которой они демонстрируют человеку свои гениталии и сексуальные функции. Сексуальное любопытство нашего Ганса, пожалуй, не терпит преград, но оно делает его исследователем, предоставляет ему возможность правильного понятийного познания.

В 3 года и 9 мес. он видит на вокзале, как из локомотива выпускается вода: «Смотри, локомотив делает пипи. Но где же его пипика?» Через какое-то время он задумчиво добавляет: «У собаки, у лошади есть пипика; у стола и стула — нет». Так он получил существенный признак для различения живого и неживого. Любознательность и сексуальное любопытство, по-видимому, неотделимы друг от друга. Любопытство Ганса распространяется
прежде всего на родителей.

Ганс, 3 года 9 мес.: «Папа, у тебя тоже есть пипика?»
Отец: «Да, конечно».
Ганс: «Но я ее никогда не видел, когда ты раздевался».

В другой раз он с интересом глядит, как мама раздевается перед тем как лечь спать. Она спрашивает: «Что ты так смотришь?» Ганс: «Я лишь смотрю, есть ли у тебя пипика?»
Мама: «Конечно. Разве ты этого не знал?»
Ганс: «Нет, я думал, что раз ты такая большая, то пипика у тебя, как у лошади». Возьмем себе на заметку это ожидание маленького Ганса, позднее оно получит свое значение.

В пять часов утра, с началом схваток постель Ганса переносят в соседнюю комнату; здесь он просыпается в семь часов, слышит стоны роженицы и вслед за этим спрашивает: «Что это мама кашляет?» — После паузы: «Сегодня, наверное, прилетит аист».
Разумеется, в последние дни ему часто говорили, что аист принесет девочку или мальчика, и он совершенно верно связывает необычные стоны с появлением аиста.
Позже его приводят на кухню, в прихожей он видит сумку врача и спрашивает: «Что это такое?», на что ему говорят: «Сумка». Тогда он убежденно заявляет: «Сегодня прилетит аист». После родов акушерка входит на кухню, и Ганс слышит, как она просит, чтобы заварили чай, после чего говорит: «Ага, когда мамочка кашляет, она получает чай». Затем его зовут в комнату, но он смотрит не на мать, а на сосуды с кровавокрасной водой, которые по-прежнему стоят в комнате, и, указывая на окровавленное подкладное судно, с удивлением замечает: «А из моей пипики кровь не течет».

Все его суждения указывают на то, что необычность ситуации он связывает с прилетом аиста. Он напряженно взирает на все с выражением явного недоверия, и, несомненно, в нем прочно засело первое недоверие по отношению к аисту.
Ганс очень ревниво относится к новорожденной и, когда ктонибудь ее хвалит, находит красивой и т. д., тут же злорадно замечает: «А у нее еще нет зубов». Дело в том, что, когда он ее увидел впервые, он был весьма удивлен, что она не может говорить, и решил,что она не может говорить, потому что у нее нет зубов. Само собой разумеется, в первые дни на него очень мало обращают внимания, и он внезапно заболевает ангиной. Слышно, как в лихорадочном бреду он говорит: «Мне не нужна сестренка!» Примерно через полгода ревность преодолена, и он становится нежным и сознающим свое превосходство братом.

Немного позже Ганс наблюдает, как купают его восьминедельную сестру. Он замечает: «A ее пипика пока еще маленькая», — и добавляет: «Когда она вырастет, пипика у нее станет больше».
В этом же возрасте (З года 9 мес.) Ганс впервые рассказывает свой сон: «Сегодня, когда я спал, я думал, что нахожусь в Гмундене с Мариель». Мариель — 13летняя дочь домовладельца, которая часто с ним играла. Когда теперь в его присутствии отец рассказывает матери этот сон, Ганс поправляя его, замечает: «Не с Мариель, а совсем один с Мариель».

В связи с этим необходимо отметить:
Летом 1906 года Ганс находился в Гмундене, где он дни напролет слонялся с детьми домовладельца. Когда мы уезжали из Гмундена, мы думали, что расставание и переезд в город окажутся для него тяжелыми. К удивлению, этого не произошло. Он явно радовался перемене и на протяжении нескольких недель говорил о Гмундене очень мало. И только по прошествии нескольких недель у него часто стали всплывать живые воспоминания о времени, проведенном в Гмундене. Последние четыре недели он перерабатывает эти воспоминания в фантазии. Он фантазирует, что играет с детьми Бертой, Ольгой и Фрицем, разговаривает с ними, как будто они находятся рядом, и способен часами развлекаться подобным образом. Теперь, когда у него появилась сестра и его, по-видимому, стала занимать проблема родов, он называет Берту и Ольгу не иначе, как «своими детьми» и однажды добавляет: «Моих детей, Берту и Ольгу, тоже принес аист». Сон, приснившийся через шесть месяцев после отъезда из Гмундена, следует, видимо, понимать как выражение его желания поехать в Гмунден.

Так пишет отец. Забегая вперед, отмечу, что Ганс последним заявлением о «своих детях», которых ему якобы принес аист, явно противоречит засевшему в нем сомнению.
К счастью, отец записал здесь многое из того, что впоследствии неожиданно приобрело немалую ценность.

Я рисую Гансу, который в последнее время часто бывал в Шёнбрунне, жирафа. Он говорит мне: «Нарисуй же и пипику». Я в ответ: «Пририсуй ее сам». Тогда он добавляет к изображению жирафа следующую линию (рисунок прилагается), которую сначала делает короткой, а затем чуть удлиняет, замечая: «Пипика длиннее».

Я прохожу с Гансом мимо лошади, которая мочится. Он говорит: «У лошади пипика внизу, как и у меня».
Он наблюдает, как купается его трехмесячная сестра и с сожалением говорит: «У нее совсем, совсем маленькая пипика». Он получает куклу,чтобы играть, которую раздевает. Он внимательно ее разглядывает и говорит: «А пипика у нее совсем маленькая».

Мы уже знаем, что с помощью этой формулы для него становится возможным сохранять в силе свое открытие [отличия живого от неживого].
Любому исследователю грозит опасность иной раз впасть в ошибку. Остается утешиться тем, что он, как наш Ганс в следующем примере, не просто заблуждается, а может в свое оправдание сослаться на многозначность термина.

Так, в своей книжке с картинками Ганс видит обезьяну и показывает на ее изогнутый кверху хвост: «Смотри, папочка, пипика».

В прихожей находятся уборная и темная кладовка. С которого времени Ганс ходит в кладовку и говорит: «Я иду в мой клозет». Однажды я заглядываю в нее, чтобы посмотреть, что он делает в темной каморке. Он снимает штаны и говорит: «Я делаю пипи». Это означает: он «играет» в клозет. Игровой характер явствует не только из того, что «пипи» он просто симулирует, а не делает по-настоящему, но также и из того, что он не идет в клозет, что, собственно, было бы гораздо проще, а предпочитает кладовку, которую он называет «своим клозетом».

Мы были бы несправедливы к Гансу, если бы проследили только аутоэротические черты его сексуальной жизни. Его отец может сообщить нам свои подробные наблюдения за его любовными отношениями с другими детьми, из которых проистекает «выбор объекта», как у взрослого. Правда, речь идет о совершенно удивительной подвижности и полигамических наклонностях.

Зимой (З года и 9 мес.) я беру с собой Ганса на каток и знакомлю его с двумя дочками моего коллеги Н. примерно десятилетнего возраста.
Ганс усаживается рядом с ними, те, ощущая свой зрелый возраст, довольно пренебрежительно взирают на малыша, а он глядит на них с почитанием, которое никакого впечатления на них не производит. Тем не менее Ганс называет их только «своими девочками»: «Где же мои девочки? Когда же придут мои девочки?» — и на протяжении нескольких недель досаждает мне дома вопросом: «Когда я снова пойду на каток к моим девочкам?»
Пятилетний кузен гостит у четырехлетнего Ганса. Ганс беспрестанно его обнимает и однажды при таком нежном объятии говорит: «Как я тебя люблю!»
Это первое, но не последнее проявление гомосексуальности, с которым мы встретимся у Ганса. Похоже, наш маленький Ганс и в самом деле является образцом всех низостей!

Из кухни дверь ведет на балкон, откуда видна находящаяся напротив во дворе квартира. Здесь Ганс обнаружил девочку 7–8 лет. Теперь, чтобы любоваться ею, он садится на ступеньку, ведущую на балкон, и сидит там часами. В 4 часа пополудни, когда девочка приходит из школы, его невозможно удержать в комнате и увести с его наблюдательного поста. Однажды, когда девочка в обычное время не показывается у окна, Ганс становится беспокойным и докучает матери и отцу вопросами: «Когда придет девочка? Где девочка?» и т. д. Когда она затем появляется, он полностью счастлив и больше уже не отводит взгляд от квартиры напротив. Сила, с которой проявилась эта «любовь на расстоянии», находит свое объяснение в том, что у Ганса нет товарищей и подруг. Составной частью нормального развития ребенка, очевидно, является постоянное общение с другими детьми.

Оно выпадает на долю Ганса, когда вскоре после этого (в 4,5 года) мы на летний отдых переезжаем в Гмунден. В нашем доме с ним играют дети домохозяина: Франц (12 лет), Фриц (8 лет), Ольга (7 лет), Берта (5 лет) и, кроме того, соседские дети: Анна (10 лет) и еще две девочки 9 и 7 лет, имен которых я уже не помню. Его любимец — Фриц, которого он часто обнимает и заверяет в своей любви. Однажды его спрашивают: «Какая же из девочек тебе нравится больше всего?» Он отвечает: «Фриц». В то же время по отношению к девочкам он очень агрессивен, ведет себя по-мужски, как завоеватель, обнимает и целует их, что особенно нравится Берте. Однажды вечером, когда Берта выходит из комнаты, Ганс обнимает ее и самым нежным голосом говорит: «Берта, какая же ты милая!», что, впрочем, не мешает ему целовать и уверять в своей любви других девочек. Ему также нравится 14-летняя Мариель — тоже дочь домохозяина, которая с ним играет, — и однажды вечером, когда его укладывают спать, он говорит: «Пусть Мариель спит со мной». Когда ему отвечают: «Так не положено», он говорит: «Тогда пусть она спит с мамой или с папой». Ему возражают: «Так тоже не положено, Мариель должна спать у своих родителей», — и тут возникает следующий диалог:

Ганс: «Тогда я пойду вниз спать к Мариель». Мама: «Ты действительно хочешь уйти от мамы, чтобы спать внизу?» Ганс: «Но ведь утром я снова поднимусь наверх, чтобы попить кофе и сделать пипи». Мама: «Если ты действительно хочешь уйти от папы и мамы, забери свою куртку и штаны и — до свидания!»

Ганс действительно берет свою одежду и направляется к лестнице, чтобы пойти спать к Мариель, но, конечно, его возвращают обратно.
(За желанием: «Пусть Мариель спит у нас», разумеется, скрывается другое: пусть Мариель, рядом с которой ему так нравится находиться, будет принята в нашу семью. Но тем самым не подлежит сомнению, что отец и мать Ганса, хотя и не очень часто, брали его к себе в кровать, и когда он лежал рядом с ними, у него пробуждались эротические чувства, и что желание спать с Мариель имеет также свой эротический смысл. Для Ганса, как и для всех детей, лежать в кровати с отцом или матерью является источником эротических побуждений.)
Наш маленький Ганс, несмотря на свои гомосексуальные странности, при расспросах матери повел себя как настоящий мужчина.
Так же и в следующем случае Ганс сказал матери: «Мне бы очень хотелось однажды поспать с этой девочкой».

Этот случай весьма забавен для нас, ибо Ганс действительно ведет себя здесь, как влюбленный взрослый.

В гостиницу, где мы обедаем, уже несколько дней, приходит прелестная восьмилетняя девочка, в которую Ганс, конечно, тут же влюбляется. Он постоянно вертится на своем стуле, чтобы на нее поглядывать, поев, располагается возле нее, чтобы с ней пококетничать, но становится огненнокрасным, когда при этом за ним наблюдают. Если девочка отвечает на его взгляд, то он тут же стыдливо глядит в противоположную сторону. Его поведение, естественно, становится настоящей потехой для всех гостей гостиницы. Каждый день, когда его ведут в гостиницу, он спрашивает: «Как ты думаешь, там будет сегодня девочка?» Когда, наконец, она приходит, он краснеет, как взрослый в подобном случае.

Однажды он, счастливый, приходит ко мне и шепчет мне на ухо: «Слушай, я уже знаю, где живет девочка. Там-то и там-то я видел, как она поднималась по лестнице». Если дома он ведет себя по отношению к девочкам агрессивно, то здесь он выступает платонически изнывающим поклонником. Возможно, это связано с тем, что девочки в доме — деревенские дети, эта же — образованная дама. О том, что ему хотелось бы с ней поспать, уже упоминалось. Так как я не хочу оставлять Ганса в прежнем состоянии душевного напряжения, в которое его повергла любовь к девочке,я посредничаю в его знакомстве с ней и приглашаю девочку прийти вечером к нему в сад, когда он проснется после обеда. Ганс настолько возбужден ожиданием того, что к нему придет девочка, что впервые не может после обеда заснуть и беспокойно ворочается в постели.

Мама спрашивает его: «Почему ты не спишь? Наверное, ты думаешь о девочке?», на что счастливый Ганс отвечает: «Да».

Когда он пришел домой из гостиницы, он так же всем людям в доме рассказывал: «Сегодня ко мне придет моя девочка», — а 14летняя Мариель сообщает, что он постоянно спрашивал ее: «Послушай, как ты думаешь, она будет со мной мила? Как ты думаешь, она поцелует меня, если я ее поцелую?» и т. п.
Однако после обеда пошел дождь, а потому визит не состоялся, и Ганс утешился с Бертой и Ольгой.

Ганс, 4 года 3 месяца. Сегодня утром мать, как обычно, купает Ганса, а после купанья вытирает его и припудривает.

Когда мама очень осторожно припудривает пенис, причем так, чтобы его не коснуться, Ганс говорит: «Почему ты здесь не трогаешь пальцем?»

Мама: «Потому что это свинство».
Ганс: «Как это? Свинство? Но почему?»

Мама: «Потому что это неприлично».

Ганс (смеясь): «Зато весело».

Приснившийся примерно в это же время нашему Гансу сон по содержанию резко контрастирует с той дерзостью, которую он проявил по отношению к матери. Это первый искаженный до неузнаваемости сон мальчика. Но благодаря проницательности отца удалось получить его разгадку.

Гансу 4 года и 3 месяца. Сновидение. Сегодня утром Ганс просыпается и рассказывает: «Знаешь, сегодня ночью я думал: «Один говорит: кто хочет ко мне подойти?
Тогда кто-то говорит: “Я”. Тогда он должен его заставить сделать пипи».
Из дальнейших расспросов стало понятным, что в этом сновидении все, что относится к зрительной сфере, совершенно отсутствует, что оно принадлежит к чистому type auditif.

Несколько дней назад Ганс играл с детьми домохозяина, в том числе со своими приятельницами Ольгой (7 лет) и Бертой (5 лет)3, в разные игры, в частности, в фанты (А.: «Чей фант в моей руке?» Б.: «Мой». Затем Б. назначают, что он должен сделать.) Сновидение воспроизводит эту игру в фанты, при том что Гансу хочется, чтобы тот, кто вытянул фант, был присужден не к обычным поцелуям или пощечинам, а к тому, чтобы сделать пипи, или, точнее, кто-то должен заставить его сделать пипи.

Про подобную попытку совращения рассказала мне о своей дочурке в возрасте 3,5 лет одна невротичная мать, не желавшая верить в детскую мастурбацию. Она сшила малышке трусы и решила проверить, не будут ли они слишком узкими при ходьбе, она провела снизу вверх рукой по внутренней поверхности бедер. Вдруг малышка прижала ногами руку и попросила: «Мама, оставь там руку. Это так хорошо».


Я прошу еще раз рассказать сон, он рассказывает его теми же словами, но вместо: «Тогда кто-то говорит» указывает: «Тогда она говорит». Эта «она» — по-видимому, Берта или Ольга, с которыми он играл. Стало быть, в переводе сновидение гласит: «Я играю с девочками в фанты. Я спрашиваю, кто хочет ко мне подойти? Она (Берта или Ольга) отвечает: “Я”. Тогда она должна заставить меня сделать пипи». (Помочь при мочеиспускании, что, по-видимому, Гансу приятно.)

Ясно, что «делать пипи», когда ребенку расстегивают штаны и вынимают пенис, Гансу приятно. Во время прогулок эту помощь чаще всего оказывает ребенку отец, что дает повод для фиксации на отце гомосексуальной наклонности.

За два дня до этого, как уже сообщалось, после того, как мама его искупала и припудривала генитальную область, он ее спросил: «Почему ты здесь не трогаешь пальцем?» Вчера, когда я попросил Ганса «сходить в кустики», он впервые попросил меня отвести его за дом, чтобы никто не мог его видеть, и добавил: «В прошлом году, когда я делал пипи, Берта и Ольга за мною подсматривали». Это, как я думаю, означает, что в прошлом году то, что девочки за ним наблюдали, ему было приятно, а теперь — уже нет.

Эксгибиционистское удовольствие теперь подвергается вытеснению. То, что желание, чтобы Берта или Ольга смотрели, как он делает пипи (или заставляли его делать пипи), теперь подвергается вытеснению в жизни, служит объяснением, что оно проявляется в сновидении, в котором он придал этому желанию красивое облачение благодаря игре в фанты. С тех пор я неоднократно наблюдал, что ему не хочется, чтобы другие наблюдали за ним, как он «делает пипи».

Вскоре после переезда в Вену отец зафиксировал еще одно наблюдение:
Ганс (4,5 года) вновь наблюдает, как купают его маленькую сестру, и начинает
смеяться. Его спрашивают: «Почему ты смеешься?» Ганс: «Я смеюсь над пипикой Ханны».
«Почему?» — «Потому что пипика такая красивая».
Ответ, разумеется, лживый. Пипика показалась ему как раз комичной. Впрочем, он впервые таким образом признает различие между мужскими и женскими гениталиями, вместо того чтобы его отрицать.