Глава 1. Безысходное отчаяние
Женственности не место там, где есть слабость. Ей место там, где есть мягкость. Женственности не место там, где есть унижение. Ей место там, где есть мудрость. Женственности не место там, где есть грубость, но там, где есть сила. Эта мощь, которая не каждая осознаёт и тем самым превращает в разрушение. В разрушение себя, окружающих рядом с собой, пространства. Сила, которую не нужно укрощать или обуздывать. Но сила, которую нужно принять и осознать. Жить с ней, как с сестрой. Настоящая, сильная женственность, не надломленная, не сломанная, не изнасилованная, не разбитая, не униженная — дар, который может дать тебе все что угодно и кому угодно. Дар, который есть у каждой с рождения, но не каждой он сохранен. Но это не значит, что в тебе этого больше нет. Ты всегда можешь вернуться к истокам, вспомнить себя, простить себя и своих обидчиков. И открыть свою Душу, своё сердце, свое нутро и вернуться к себе первозданной...
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельца авторских прав.
У меня совсем не осталось никаких сил, чтобы продолжать жить дальше, все кажется каким-то бессмысленным. Как же мне хочется быть счастливой, свободной, настоящей. Очень больно, обидно. Почему все это произошло со мной? Для чего? За что так жестоко? Неужели я этого заслуживаю, что меня так взяли и безвинно наказали? Мамочка моя, родная, где ты? Почему я не чувствую тебя рядом как раньше, твоих нежных и ласковых рук, когда ты любя обнимала маленькой девочкой меня? Мам, ну где же ты? Мне очень тебя не хватает. Мне страшно. Невыносимо стыдно. Брезгливо от самой себя. Хочу уснуть и никогда не просыпаться в этот злой мир, здесь только ранят и увечат душу. Я морально обессилена, устала всем врать и себе тоже, делая вид, что все хорошо. Все плохо, настолько, что кажется, все, я сдалась. Мне надоело жить не своей жизнью и пребывать в утраченных иллюзиях. Я хочу навсегда освободиться из плена собственных страхов. Как же мне выйти из этой удручающей и изнывающей пустоты? Как найти этот чертов выход? Существует ли он вообще?
«Смирись. Успокойся. Ничего не изменить и время никогда не вернуть вспять. У тебя есть он, — твой сын. Ты не должна бросить его здесь одного. Ты его опора и защита. Леночка, найди в себе силы во что бы то ни стало. Радуйся и живи с тем, что у тебя уже есть! Осознай уже, пустота — место твоей мудрости и внутренней силы, ты просто сейчас избегаешь и не принимаешь ее…», — каждый раз внушительно шептал это внутренний голос, когда меня истерично накрывала мучительная пустота.
Доносящийся сопереживающий голос одновременно утешал и раздражал меня. Мне хотелось прислушиваться и следовать ему, но нещадное самобичевание изнуряло меня в чувствах неискупаемой вины, загоняя еще глубже во мрак неконтролируемых панических страхов.
Я не могу себя простить. Тяжело выпустить на свободу всю свою злость и агрессию направленную на себя, потому что презираю и ненавижу за то, что не смогла защититься, позволила неизлечимо уничтожить свой тонкий душевный мир. Как бы я не старалась заглушить и не слышать встроенный голос, он никогда не сдавался, пронзительно свербел до острой боли внутри меня и настойчиво вел в прощение.
«Прости, полюби и прими себя», — три простых и вроде бы внятных ключевых слова ведущего за собой голоса, но как это сознательно прочувствовать и за все без сожаления простить себя вовсе не понимала.
В внезапных приступах безысходного отчаяния моей искалеченной душе всегда хотелось только одного — безмолвной тишины и покоя. Пожалуй, это уже слишком поздно и я окончательно свихнулась, раз слышу постоянно непрерывающийся стон голоса, призывающий меня к откровенному разговору с собой. Зачем он это делает? Что хочет от меня? Почему голос приходит и погружает меня вновь в те ужасные переживания, которые я хочу навсегда забыть?
Он тоже причиняет мне нестерпимые страдания, досаждает и нагоняет неясную внутреннюю тревогу. А что в этой щемящей тревоге такого? Чего я так боюсь на самом деле? Как можно безболезненно посмотреть на нее и узнать побудительную причину моей духовной подавленности? Разве присутствие непрестанного беспокойства как-то можно объяснить? И с чем именно оно связано? Я же ведь приняла все случившееся со мной и безумно люблю своего сына. Почему мне так плохо на душе, что со мной не так? Возможно, действительно, во всем виновата я сама?
Для чего я тогда вообще повиновалась голосу и написала то, что беспощадно разрушило мою вымышленную идеальную реальность, в которой так надежно прятала нас? К чему призывает меня отрывок нежеланных воспоминаний?
«29 марта 2019 г., время 19.52.
Я открыла в своем телефоне заметки, чтобы записать весь свой нескончаемый нервный поток мыслей.
Сама сейчас еду на автобусе в Новосибирск, к своей самой близкой приятельнице развеяться, отдохнуть телом и душой.
Если быть честной, ненавижу автобусные междугородние рейсы, так как это долго, скучно и неудобно. Но мне этот предстоящий утомительный маршрут был жизненно необходим для перезагрузки и снятия накопившегося внутреннего напряжения. Конечно же, со своим автомобилем куда проще: в любой момент остановился где угодно; как захотел, так и развалился комфортно на сиденье вытянув ноги перед собой; а главное, музыку слушаешь ту, которую желаешь, но своей машины у меня нет.
Где мы точно едем не знаю, никогда не наблюдаю за дорогой, в том плане какие конкретно окрестности проезжаем по пути. Длительная поездка очень изматывает меня, стараюсь всегда мысленно забываться в ней, и пока что тоже удалось временно отключить свой переутомленный мозг. Я спокойно сидела, смотрела в окошко автобуса и любовалась природой в вечернем полумраке, той, какая она есть: рассматривая в быстром движении транспорта завороженным взглядом повторяющие придорожные полосы леса, бескрайние открытые поля, практически заброшенные по проезженной загородной трассе деревни.
В этом путешествии я не одна, на соседнем месте у окна, облокотившись на меня сладко сопит мой сынок. Поглядывая то в окно, то на него, в моей голове пробуждались различные безрадостные мысли, причем довольно глобальные. В какой-то момент осознавала, что даже невольно рассуждала их.
Рассеянно так пялясь по сторонам, меня опять затянуло смотреть пристально в окно: оно еще такое все пыльное и заляпанное, занавешенное старыми темно-синими шторками. Смотря сквозь него, все вокруг казалось таким же мрачным и серым, жутким до дрожи, будто что-то плохое уничтожило приятное восприятие природного вида через грязное стекло. Мне стало как-то не по себе разглядывать сухие деревья с надломленными стволами редких лесополос, ледяные поля покрытые прошлогодним и слежавшимся снегом. Но больше всего меня поражала и вводила в ступор безжизненная картина, когда проезжая мимо какого-нибудь сельского населенного пункта, видела приличное количество обветшалых и пустых домов. В голове непроизвольно крутились новые вопросы: «Вот как? Как бедненькие люди в таких низко социальных условиях тут живут? Наверное, им всем очень тяжело?», — и, размышляя все в этом духе, конечно же, дошла до оценочных суждений себя. «А вот я? Я-то, что еду в этом автобусе, который терпеть не могу, но еду же?! Разве это моя жизнь мечты и тот уровень, о котором я мечтаю?».
Едва сдерживая подступающие слезы досадных эмоций, продолжаю неотрывно всматриваться в отражение собственной неизъяснимой грусти. Мысли в голове с неимоверной скоростью сменялись с одной на другую, вызывая на честную душевную беседу со мной мой рассудительный голос, который я ретиво много лет избегаю. Автобус весь рейс не хило трясло, мое тело постоянно тошнотворно покачивало, бесило конечно, но кроме того, как думать «обо всем», заняться больше нечем было. Стала почему-то вспоминать события из раннего детства, что когда-то и я жила практически в глухой тайге Красноярского края. И помню, какая там жизнь совершенно иная, может именно поэтому у меня такой душевный отклик и неравнодушие к людям, которые живут в подобных поселениях.
Находясь все еще в непрекращающихся будоражащих обрывках смутных воспоминаний что-то необъяснимое происходило со мной. Не закрывая задумчивых глаз воображением отчетливо прорисовывался образ маленькой приятной девочки, которая беззаботно и увлеченно играла в куклы: меняя им красивые наряды и делая различные прически. Приблизительный возраст около 4-5 лет. Представляющийся невинный внешний вид играющей девочки не оставлял меня равнодушной: ее несобранные темно-русые волосы слегка спадали вьющимися кончиками чуть ниже плеч; на бледной и нежной коже лица проступал мягкий застенчивый румянец; выразительные зеленые глаза с длинными ресницами до бровей сдвинутых домиком пленили мой мысленный взор созерцать прямо в них; а из-под пухлых, слегка приоткрытых губ бантиком выглядывал небольшой вздернутый носик, который особенно умилял мое любование ею. И эта, практически реалистическая зарисовка знакомых очертаний девочки словно замерла в моих наполненных болью глазах. С тревожным трепетом в сердце я разглядывала хрупкую малышку, мои теплые чувства к ней стремительно наполнялись неосознанным беспокойством, от чего бесконтрольно пробились бессильные слезы быстро скатывающихся по моим щекам. Мной неминуемо овладел сильный инстинктивный испуг, так как осознавала, милая кудрявая девочка и есть я! Острые слезы стали еще сильнее прорезаться из померкших очей смотрящих на родственную девочку; истерзанная душа разрывалась на части и отчаянно кричала от нестерпимой боли, что ничем не могу ей помочь. Едет эта маленькая девочка надломленная судьбою, сопровождая уже взрослую меня, не чувствуя больше себя счастливой как в детстве.
Состояние безысходности накрывало меня лавиной щемящей боли, за что опять испытывала сильное чувство вины перед этой несчастной девочкой, заслуживающей преклонения; я никак не могла оправдать назначенное наказание и те тяжкие страдания, в которые ее обрекла.
Беззащитная, ни в чем не повинная девочка никогда и не подозревала, что ожидает ее во взрослой жизни и какие непростые испытания ей предстоит преодолеть. Но она всегда искренне верила, что обязана быть счастливой и хотела реализовать все свои сокровенные мечты, встретить любимого мужчину, создать полноценную семью, родить своих детей. Энергия безусловной чистой любви в ней отражала бесконечную нежность и доброту ее открытого сердца, именно этими чувствами играя в свои куклы она уже делилась со всем внешнем миром.
Отчетливое видение тронуло мое сознание и душу, мне казалось, что я полностью утонула в отчаянных слезах сильнейшего раскаяния, старалась всеми силами не вспоминать больше случившееся.
Мой внутренний голос вновь прорвался сквозь эмоциональные переживания и очень бережно заговорил: «Лена, посмотри внимательно на нее, ты видишь какой она неиссякаемый источник безусловной любви? Думаешь, она должна так страдать как сейчас? Почему ты считаешь, что ее никто не любит и она не достойна любви? Любви, Лена! Искренней и беззаветной, той, что живет внутри нее. Зачем ты прячешь ее во тьме собственных страхов? За что ты себя ненавидишь?», — каждый заданный вопрос голосом словно острым лезвием хладнокровно полоснул по сердцу. Непрошеные слезы усилив свой напор крепко сжимали мою неприкаянную душу, я не сдерживаясь уже громко рыдала взахлеб, пока притихший на некоторое время голос не продолжил дальше уверять меня своей правде: «Леночка, успокойся, сейчас ты глубоко исцеляешься. Прекрати винить и прости себя, как когда-то прощала своим светлым истоком совершенной любви всех обидчиков ранивших тебя, признавая этот мир таким, какой он есть!».
Но холодное сознание отвергало все, что твердил вкрадчивый голос, внутри меня не осталось ничего — ни истинной любви, ни искренней радости, ни смысла к этой жизни, — только мертвая бездонная пустота. Заложенная несправедливость во мрачной пустоте вызвала новые вспышки боли, которые приводили меня в ярость: мне хотелось бешено орать и крушить все вокруг, но благо адекватность разум не покидала. Я понимала, что все-таки еду в общественном транспорте и достаточно было уже того, что я непрерывно горько ревела. От испытываемых омерзительных чувств к самой себе сильно тошнит, кажется, что вот-вот и меня вырвет. Пытаюсь смотреть по сторонам, но ничего не вижу, глаза слезами были окутаны так, что они не успевали опустошаться; свирепая боль выворачивала меня наизнанку. И как бы я не сопротивлялась все это прекратить, сострадающий голос снисходительно успокаивал закатанную мною истерику: «Лена, прими себя! Хватит! Хватит выбирать незаслуженные страдания и питать ненависть к самой себе! Ты достойна любви! Прекрати целенаправленно уничтожать себя, ты другая и ты это знаешь! Леночка, ты и есть безусловная любовь!».
Истинный голос с каждым словом неотступно будоражил мое дремлющее подсознание: да, системная предвзятость, непреклонная требовательность и слепая ненависть к себе — заложники моих затаенных страхов. Мне неимоверно страшно быть никем, никому не нужной, осужденной, изгнанной, отрешенной, одинокой, нелюбимой, нежеланной…
С ясным осознанием частично выпущенных на волю бессознательных страхов моя раздирающая многолетняя боль выходила из меня, я отпускала ее вдыхая свежий глоток долгожданной свободы. Не сводя взгляда со спящего сына, я беспрекословно согласилась с укоренившимся предрассудком как все время пыталась доказать себе обратное, что способна заслужить свое место в этой жизни; постоянно ориентируясь на ложную подмену понятий, что именно это сделает меня счастливой и душа освободится из плена испытанных мною страхов.
Но на самом деле я нуждалась не в чьем-то всеобщем одобрении, мне необходимо было несомненно принять несовершенную себя и признательно благодарить за все! И наконец-то понять, что та маленькая девочка нисколько не изменилась, безусловной и искренней любви в ней не стало меньше; она просто выросла, закрылась и защищала себя как могла, сформировав тем самым большое, постыдные слезы угрызения напряженно расплывались по опухшему лицу, внимательно смотрю на него и осознаю все глубже, я давно приняла и люблю без условий своего ребенка. Он только мой и стал моим, как только появился на свет! Крошечный такой, курносенький с длинными ресничками, черепашонок дорогой. Рождение сына оказалось для меня одновременно и материнской радостью, и непереносимой болью, от которой не хотелось жить совсем.
Как же мне было бесконечно страшно и я не знала что мне делать, родив младенца не от своего любимого мужчины и мужа, а от безжалостного насильника, который опорочил мою честь и достоинство, осквернил мое тело, после чего для себя я навсегда умерла…».