Черти в Тихом омуте. Встреча "За рекой, в тени деревьев"

Там мужик пришел с войны и пытается сделать что-то.
Коля.

Это, конечно, ядерный кошмар. Если бы я был такой унылый, я бы, наверное, тоже себе мозги вышиб.
Хемингуэя я читал много, может, не всего, но прям много. И никак не могу проникнуться.
Как все, я знаю его биографию, но ее касаться не будем, хотя вот мне эти мальчики, которые никак после войны в мир не могут встроиться, конечно, сильно непонятны.
Про Хемингуэя и его писательское мастерство написано и сказано много. Сам он говорил: писать просто, садишься и пишешь. Ну да, как помните, у Бутусова: маски, позы, два листа прозы, так просто сочинять песни. Ну конечно, если такие песни акына писать, то просто.
Мне сильно стало интересно про него, когда я прочитал мемуарные рассуждения Норы Галь и она рассказывала, как великие (моя оценка) Кашкинцы бились над этим великим бредоносцем (моя же оценка), чтобы он "заговорил" на русском.
Господи, да на своем бы заговорил, и то было бы дело!
Да, конечно, я читал и в оригинале. И аналитические статьи. Ну как опыт потерянного человека ознакомиться стоит, конечно. Любой срез жизни обогащает.
Вы знаете, я когда читаю мемуары, биографии, или все эти рассуждения на 500 страниц про метания маленького человека, после прочтения мне очень часто хочется сказать чуть измененными словами Високосного года: какая, в сущности, пустая вышла жизнь. Про советских и просоветских только не хочется так сказать. Ну, про Ануширвана, про Эндрю Ваксса, про Ататюрка. А, ну Ататюрк советский, как раз, тоже.

Ну и вот, это была очередная унылая книга. Хемингуэй, еще считалось, что был мастером диалогов. Да. Еще каким! Обычно у диалогов две ошибки бывают - непонятно кто говорит и непонятно что говорят. Этот мастер попал в два из двух! У него непонятно ни кто, ни о чем.
Конечно, играет роль и лингвистика Америки тех времен. Почему-то они в те годы вот так разговаривали. Это мы смотрели Сабрину новую, с Фордом, а потом решили посмотреть Сабрину с Хепберн. Нет, ну Хепберн, конечно, красивая. Но вот там есть диалог, когда она к герою Форда приходит… и понять о чем они говорят совершенно невозможно. Ты только интуитивно с этого собачьего переводишь. Какие-то недомолвки, недоговорки. Жуть. Ну, понятно, когда база большая, ты там можешь домыслить. Вот и Хемингуэй так же.
В Фиесте его герой упоминает какую-то женщину, с которой он плохо расстался, она стала известной писательницей, а ведь он помог ей научиться писать диалоги. Я понял, что это биографичная деталь и испугался, их где-то в мире теперь двое, кто так пишет диалоги. Но Соня меня утешила, мол, может, она не стала так их писать, и, вообще, может это и была причина расставания?

Конечно, с такими книгами сильно сложно. Они уже, по чьему-то недомыслию, культурные памятники, и их переводить заново… ну вот как ты их переведешь? А уникальный стиль прошлого?
Это вот Маркса, я считаю, необходимо перевести, на современный русский, убрать всю громоздкость старых конструкций, давать нормальные пояснения. Там никакой стиль не нужен. Это нон-фикшн. А вот художку… я считаю, что должен быть адаптированный перевод, наряду с классическим. Ну как Гулливера переводили для детей в СССР. Или давать кучу сносок, как сделано в одном из советских переводов Алисы в Стране Чудес.
У меня, кстати, есть товарищ, американский писатель, он как раз делает новые переводы старых рассказов, со старого английского, на новый, сверяется с оригиналами, просто структуры новые использует. Но это переводы.
А вот в Болгарии попытались упростить культурный памятник, роман Вазова "Под игом", чтобы дети поняли, так общественность была возмущена, потому что не надо примитивизировать культурное наследие. Ну и действительно. Во-первых, это было сделано очень безграмотно, а во-вторых, связь поколений рвать не нужно. Нужно действительно, адаптированную книжку для детей, и сноски в полном романе.
Но у Хемингуэя никаких сносок не было. Поэтому мне пришлось эту унылую песню акына прожить до конца.

Я решил читать с точки зрения переводчика. И наткнулся на момент (у меня перевод Голышевой был), где герой рассуждает с шофером про бедовые города и бедовых людей. Я сокрушенно подумал, ну какие еще бедовые города? Ну как так можно было перевести?
Там речь о том, что венецианцы очень смелый и отчаянный народ, и вот у них такой бедовый город. Но не более бедовый, чем какой-то там американский городок.
Я пошел в оригинал, и с тех пор читал перевод - оригинал или наоборот - главу в оригинале, главу на русском.
В оригинале tough - крутой, отчаянный, крепкий, жесткий.
Блин, думаю, ну как вот надо было догадаться понятное слово отчаянный перевести как бедовый?
А потом смотрю - там у героя рассуждения, что значит бедовый. Если бы переводчики вписали понятное слово "отчаянный", то рассуждение героя бы выглядело глупо. Ну и контекст слова бедовый со времен перевода изменился, сейчас это непутевый, а раньше это и значило отчаянный сорвиголова. Хотя, конечно, можно было поставить слово "лихой" оно бы лучше подошло и рассуждения бы не сбило.

Есть там еще один огрех, я посмотрел переводы на испанский и немецкий, но там почему-то тоже этот момент переводчики упустили. Ну я понимаю, что так-то сложно понять, что там к чему, поэтому диалог и звучит бредово.
Любовница и главный герой приходят в гостиничный номер героя, а она просит его ее поцеловать, прижавшись к ней пуговицами мундира, только не сильно больно.
И говорит: я должна тебя разочаровать, Ричард, разочаровать во всем.
Он это выслушал, как будто ждал худших новостей и дождался.
Ты уверена? - спросил он в немецком и испанском, are you positive - говорит он в оригинале, обидно? - говорит он по-русски.
Да, - просто ответила она.
Ничего не поделаешь, - говорит в немецком, знаешь, что, - говорbт в русском, не важно, - говорит он на испанском и в оригинале. Дальше он говорит на всех языках - расчешись, накрась губы и мы пойдем поужинаем.
Если бы это был Ремарк, то было бы понятно, что у девушки, конечно, же, туберкулез. Но это Хемингуэй. Девушка, вероятно, беременна. "Положительный результат" - так спрашивают американцы и про беременность. Но никто из анализаторов рассказа это не упомянул, а никто из переводчиков это путем не перевел. Непонятно почему.

А в целом же, чувство общей неприкаянности, но если Ремарк понимает, что эти страшные войны стоит пережить, ради жизни, только так можно победить войну, то Хемингуэй ячится неприкаянностью и якобы интеллектуальной непонятостью. Вообще, люди, которые пережили войну многие стали словно заражены смертью. Возможно, те, кто не смог понять, что война ради жизни, не смог встроиться в жизнь, они обиделись на мир, впали во враждебность к нему, поняли, что не нужны ему, что он им не дом и ему нет дела до тебя.

Больше всего мне в таких книгах не нравится, что там некого жалеть, некому сопереживать. Фокус на одном только главном герое. Ты ему не сочувствуешь, но раз уж он вот он, один перед тобой, то ты желаешь, чтобы у него все было хорошо. Но в таких книгах про потеряшек, перерождения или переоценки, или развития героя не бывает. Ты хочешь, чтобы у него все получилось, но когда у него не получается, то его не жаль. Это может быть прекрасным приемом, как в Левиафане. Там специально такие герои, которые не хорошие, глупые, трусливые, обычные. Но там очень талантливый надсистемный акцент - зло не становится меньшим злом, а несправедливость не становится меньше, если она атакует не лучших из людей. В книгах Ремарка, часто жаль героев, а если не жаль героев, то ты тоже видишь надсистему, которая сделала их такими. В книгах же Хемингуэя беспросветность без причины. Он не нашел выход сам, не смог показать его и читателю.

А я на этой встрече пополнил коллекцию. Наша замечательная председательница принесла книги Хемингуэя, на отдачу, и там был эрративный коллекционный экземпляр - книга напечатанная вверх ногами. Ну я его и забрал. ^__^ а в нем еще была закладка-сувенир из Египта. С именем Евгений)) если бы это было лет 5 назад, я бы решил, что это знак. А так… в общем, кому нужен был знак, кто кого-нибудь ищет - знайте, вот.