April 26, 2020

Ты кого больше любишь: маму или папу?

До Я играла игрушками, которые привозили мои тетя и дядя от родственников из Бельгии. Сами они туда на лето ездили немного подзаработать на работе, требующей огромного физического труда. Я любила эти игрушки, носилась с ними везде. На кровати они занимали бОльшую часть. Однажды, я даже свалилась с кроватки сама, но любимых друзей не обделяла. Ночью я их всех целовала и говорила “Спокойной ночи”. Они были единственными с кем я делилась своими мыслями, страхами и переживаниями. Например, я не понимала, почему на семейных и дружеских посиделках папа спрашивал меня “А ты кого больше любишь: маму или папу?”. Я сжималась внутри и боялась ответить. Я не знала, что мне говорить, как никого не обидеть, или, того страшнее, не получить какой-то нибудь скандал из-за того, что я люблю папу меньше. Я улыбалась и говорила: “я всех люблю”. На самом деле, мой детский внутренний страх говорил: “Почему меня это спрашивают, разве я делаю что-то не так?”.

Вспоминаю момент. Мне 24. Мы с подружками делимся воспоминаниями из детства, такие они у всех теплые, душевные. У одной были семейные вечера с играми в домино, у другой просмотр любимых мультиков в обнимку с папой и вечные шутки. 
А ты, видела мультики про Кот-пес, а Сейлор Мун? - спрашивали меня.

Я не знаю, видела ли я те мультики, я не помню. Я ничего не помню. Мои глаза наливаются страхом от того, что я не помню ни одного такого момента, я не помню мультики, не помню семейных вечеров. Это был такой же страх, который был у того трех-четырех-пятилетнего ребенка, который не знает, что делать. Куда бежать и кого просить о помощи, когда папа кричит на весь дом. Когда стены будто бы сейчас упадут. Еще секунда и этот ребенок увидит, как папа жестоко ударяет маму по ноге, а потом тарелка летит в стену и осколки падают возле стены, как камень в груди маленькой беззащитной девочки. Девочки, которая думала, что ее единственная защита - родители. Таких страшных картин она пережила немало, разговаривала о них только с игрушками.  Даже когда в соседних домах поселились семьи с девочками-одногодками и стали ее подружками, маленькая девочка ничего не могла сказать. Мама строго-настрого запретила ей рассказывать что-либо из того, что происходит. Это было дело “взрослых”. 

После

Взрослой мне как раз пришлось стать довольно быстро. В 6. Именно тогда я узнала, что мама беременна и совсем скоро я стану старшей сестрой. У меня будет братик! Папа, конечно же, радовался, что у него будет сын, все знакомые поздравляли его и тоже очень радовались. Уже тогда я тревожно подумала: “Наверное, мне так никто не радовался.”
В тот же период я очень много помогала маме. У нее был токсикоз, опухали ноги, а потом и живот стал большой, спина болела. Поэтому я и полола грядки, и мыла полы, и носила тяжелые ведра с водой. Мне было совсем не жаль помочь маме, хотя иногда я и жаловалась игрушкам, что не очень хочу это делать.
Тишина личных неурядиц между мамой и папой длилась недолго. Примерно до того, как брата отлучили от груди, а я все больше общалась с подружками. Мне даже казалось, что все хорошо и мне повезло, что у меня такие хорошие папа и мама, мы будем семьей из картинок в моем детском журнале. Было потом всякое: и крики, и скандалы, и угрозы развода. Помню, как однажды я сидела в коридоре возле собранных сумок и впервые подумала о самоубийстве. Я представляла, как быстро, сломя голову, босиком бегу к мосту недалеко от нашего дома, смотрю на бурлящую реку, перекидываю ногу и лежу на том большом камне, который так нежно и шумно омывала вода.

- Ты чего снова ревешь! А-ну марш на улицу.

Я взяла из кроватки маленького брата и умчала в парк через дорогу от дома. Я прижимала его к себе, он хотел пойти сам, но надо было действовать решительно. Парк - это даже такой небольшой лесок. Там были у нас с подружками и домик из веток, и песок, чтобы играть, и какой-то маленький прицеп, на котором мы представляли сцену и пели. В этот раз я петь не хотела. Девочки спрашивали, что случилось. Я что-то отнекивалась и просто сидела. Не знаю, думали ли о том, кого больше люблю. Скорее кого больше ненавижу. *** К сожалению, я очень рано поняла, что маме нужно было бы развестись с папой. Но она говорила, что я ничего не понимаю, а она все для нас делает. Поэтому должна терпеть. 
Только вот терпела не одна она. Я часто душила себя, прыгала в сугробы, чтобы замерзнуть. Часто равно тому, как часто папа с мамой ссорились. Я не понимала, почему это происходит. Ссоры были очень глупые даже по меркам моего детского неразвитого ума: мама долго ходила по магазинам, не могла что-то выбрать, не могла научиться заводить машину, а потом заезжать в гараж, не так проконтролировала работников, которые строили нам дачу или что-то в таком роде. Из-за этих глупых причин я помню гематомы на мамином плече, синяки на ногах, летящие мимо меня часы, страшные ор и вечное “Ты чего разревелась. А-ну марш в комнату, кому сказал!”
Через несколько дней все становилось хорошо, у родителей будто ничего не бывало. А у меня были вечные вопросы “почему все так?” своим игрушкам и кроткие мамины фразы “Как я вас сама воспитаю, как выучу. Я потерплю, а вас же он не трогает”. 
Да, действительно. Нас он не трогал. Было пару раз, когда папа кричал на меня. Зачастую это было из-за брата: то я пошла играть с подружками с надувном бассейне, а брата не взяла. Мама не разрешала ему купаться, а я очень хотела. Так я получила угрозы, что не поеду на море и приказ “стоя на коленях вымаливать прощение”. Было еще и непонятное состояние крича ни за что на мой выпускной. За это я ненавижу вспоминать тот день и никому не рассказываю об этом, казалось бы счастливым для ребенкам днем. Днем, когда я тоже мечтала не поступить в университет, не найти новых друзей и что-то делать. Нет. Я мечтала о одном - не появляться на этом свете никогда. 
***

К слову, поступила я тоже не по своей воле. Все мои варианты: психолог, социолог, ведущая, отклонялись по причине серьезности. А я в школе вела все праздники и так мечтала дальше тренировать голос, писать сценарии! Так я стала экономистом. Формально. Сейчас ничего вам не расскажу про точки безубыточности или финансовый план. Просто потому, что мне это не было интересно, и не стало на учебе.
Я училась и была отличницей. Почти не с кем не общалась, потому что всегда училась. Учиться, когда ненавидишь - это ад. Я постоянно тревожилась и настраивалась на учебу. потом плакала, потом списывала или что-то придумывала. Но папа говорил, что я получу профессию и он поможет мне устроиться на классную работу и я буду жить прекрасно. Только вот нет. Не прекрасно было и учиться, и думать о работе, и вообще чувствовать, что у меня не ни права мнения, ни слова, ни голоса. Моя жизнь была жизнью родителей, которые решили и решали все за меня. Меня не существовало. До того момента, когда в один прекрасный, солнечный весенний день, когда я надела красивое платье, сделала макияж. Я счастливая, что разбавила свою обыденность хоть каким-то радостным событием, уже шла с другом на концерт любимой группы. Мне позвонила мама. Папа ехал с работы, что-то произошло, он въехал в дерево. Сердце остановилось до того, как приехала скорая. Дальше я помню огромные похороны, 500 человек и вечный сжимающий страх.
Вы только представьте, его больше нет!? А что делать дальше, как жить, а мне же никто не говорил, что такое возможно? А что же дальше?

Вся картинка примерной хорошей состоятельной семьи рухнула. Теперь я не понимала, что будет дальше - нежизнь вовсе, или освобождение от своего рода тирании?


Мне было 19 лет. Моя жизнь, которую строили родители стояла посреди выжженного поля, рыдала на коленях и вспоминала главное противоречие: я кого больше люблю?  Я не знала, что чувствовать, как жить и зачем. Тогда я начала ходить к психологу. Благодаря этому смогла встать с места, смогла подружиться с девочками-одногруппниками и жить не так замкнуто. Именно тогда я решилась пойти в литературный клуб, где познакомилась с кучей активных, талантливых и человечных людей. Они помогли мне найти себя в очень широком смысле. Я поняла, что я умею писать, что я умею организовывать ивенты. Это жило во мне и так хотело вырваться наружу. Я ни дня не работала экономистом. Зато написала сотни статей и текстов. 


Если бы мог ли кто-то объяснить маме тогда, что ребенок, который видел насилие, на психотерапии проходит такое же лечение как и жертва насилия. Я, к сожалению, это поняла и узнала спустя 5 лет булимии, сотни выпитых антидепрессантов и десятки сеансов уже у четвертого психотерапевта.Теперь я решаю еще множество противоречий: а если бы мама тогда развелась, а если бы он не умер, а почему я не помню ничего из детства, лучше бы мы были бедной семьей, но без того кошмара, который я проживала, а внешне всем показываю примерную семью. Ценой скольких слез и страхов было “у вас с братом есть еда, дом, одежда, возможность поехать на море…”