Сергей Маркедонов, ведущий научный сотрудник, руководитель программы ИМИ МГИМО
В рамках X Международной конференции «Международная неопределенность 2026» состоялась сессия «Американо-китайское противостояние – новый виток?». Сергей Мирославович объяснил, почему постсоветское пространство является одновременно зоной особых интересов России, США и Китая.
• Постсоветское пространство выступает зоной пересечения, где сходятся интересы России, США и Китая, причем конкуренция последних двух стран неизбежно проходит «с оглядкой на РФ». К тому же, именно здесь формируются паттерны, которые затем воспроизводятся в более широком международном контексте.
• Формат новой «холодной войны» в китайско-американском соперничестве малореалистичен, особенно на постсоветском пространстве из-за его особого статуса для России как сферы особых интересов и рычага глобального влияния. Без стабилизации ближнего зарубежья любые российские глобальные амбиции будут несостоятельны.
• США, Китай и Россия смотрят на постсоветское пространство через принципиально разные оптики: для России — это прежде всего Грузия, Азербайджан, Казахстан, Украина и безопасность ближнего контура, для США — Россия, Турция, Ближний Восток, вопросы глобального единства, ревизионизма и устойчивости американского мирового порядка, для Китая — зона экономического и инфраструктурного присутствия.
• Новая американская стратегия национальной безопасности сильно отличается от предыдущей, но не отказывается от политики доминирования. Постсоветское пространство рассматривается не само по себе, а как потенциальный источник восстановления альтернативного центра влияния вне американского контроля.
• Китайское присутствие в регионе нельзя сводить к «деидеологизированному» экономизму, якобы противопоставленному ценностно-идеологическому военно-политическому подходу Запада. За китайским прагматизмом стоит чёткий набор принципов — невмешательство во внутренние дела, приоритет территориальной целостности, что делает Китай привлекательным партнёром для ряда государств и объясняет повышение его вовлеченности за пределы Центральной Азии. При этом Пекин сознательно избегает прямого участия в конфликтах, связанных с пересмотром границ. Он предпочитает дистанцированную позицию, позволяющую не разрушать отношения ни с Россией, ни с Западом: поддержка носит в основном декларативный и символический характер и не перерастает в институциональные или обязывающие форматы.
• Российско-китайские отношения на постсоветском пространстве носят характер асимметричного соперничества и кооперации: в сфере экономики, инфраструктуры Китай сильнее, в вопросах безопасности — он по-прежнему опирается на российскую экспертизу и готов делегировать лидерство. Иллюзия «евразийского финала истории» с Китаем столь же опасна, как и вера 1990-х в интеграцию с Западом: это не союз в классическом смысле, а функциональное совпадение интересов при сохранении стратегической автономии. Что касается многосторонних проектов, то для Китая интеграционные форматы (ШОС и др.) — прежде всего экономические инструменты, тогда как для России они потенциально несут функцию дипломатическую.
• Современный мир движется не к стабильному многополярному равновесию, а к полицентричной системе с растущей неопределённостью, числом игроков и конфликтных траекторий, причем некоторый хаос становится характеристикой эпохи, а не переходной фазой. Одной из задач ведущих держав становится предотвращение неконтролируемого распада международного порядка, и тут интересы России, Китая и США потенциально могут совпасть хотя бы в этой перспективе.