Алексей Сальников "Петровы в гриппе и вокруг него"

Вынесенные в заголовок и в эпиграф ассоциации с волнующимся морем появились здесь совсем не случайно и не для красоты. А просто как образное отреагирование на прочитанную книгу. Потому что и в самом деле по мере чтения текста постоянно возникало ощущение, что ты подобно штормовому купальщику качаешься на морских волнах — вверх-вниз, вверх-вниз… Книга то захватывала и возносила тебя на свои пенистые, барашками закрученные гребни, и тогда перед тобой широко открывалась картина волнующегося морского простора, с ветром, с пеной, с брызгами и альбатросами, с криками мечущихся над солёными пучинами чаек, с глубоким небом, транслирующим морским обитателям быстрые облака; а то вдруг ты стремительно летел вниз, окунаясь с головкой, и слепо таращился глазами в пугающую тёмную зелень, пузырящуюся захваченными с поверхности воздушными шариками, суетливо рвущимися из морских глубин вверх, к воле, к небу… Вот это ощущение жизни по синусоиде возникало, прежде всего, из-за очень неровного, буквально волнующегося текста романа. И при этом речь идёт не о литературной форме, а именно о тех сутях и смыслах, которыми наполнено содержание «Петровых...». Которые то ошарашивали тебя своей узнаваемостью и точностью, а то вдруг приводили в недоуменный ступор полным несоответствием тому, что и как ты думаешь о людях и о жизни. И потому какие-то главы или какие-то эпизоды романа тянут на добротные пять баллов без всяких натяжек, а кое-что просто единично и в лучшем случае двоечно. Однако этот роман таки не без изюминки. В качестве которой выступает и семья Петровых, и практически все встречающиеся в тексте книги обитатели-персонажи. Изюминность всех этих героев состоит как раз в полном отсутствии всякой героичности, в абсолютной обыденности и приземлённости и их самих и их жизни. Жизней. Потому что в течение всего романа с нашими героями практически ничего не происходит. Нет, конечно же что-то случается — заболевают, бухают (с ударением на А), треплются о том о сём, изменяют супругу (супруге), мытарятся с заболевшим ребёнком, таскаются по новогодним ёлкам, работают работу, ссорятся и мирятся — в общем, живут совсем обычной, обыденной, ничем не примечательной жизнью. И даже в самые острые моменты всё у них происходит обыденно и буднично. Не кинабельно, в общем. Показывать нечего, да и смотреть тоже столько же. И фишка, наверное, как раз в этом и состоит — Сальников, вероятно, так и хотел — показать нам наше истинное лицо, макнуть нас в нашу собственную обыденную негероическую повседневность, в наше реалити-шоу под названием жизнь. И наверное это у него получилось, раз уж даже я до этого дотумкал и докумекал. И всё же… всё же… Я ж говорю, очень неровная книга. Вверх-вниз, вверх-вниз...

Поразительного и неординарного, к своему стыду, недоумению или как еще в таких случаях пишут, я не увидела. Апеллирование к именам значительным или именитым, к коим отсылает очень уважаемая мной Галина Юзефович - не прокатило. Гоголь, конечно - Гоголь, но здесь, скорее игра в гоголевщину. К середине романа открываются некие шлюзы, сквозь которые торчат уши то ли маньяка-трудоголика, то ли еще какие маньячные устремления. И что вы при этом подумаете, не сильно большая будет разница, даже если понимание этой фразы будет прямо противоположным. И даже не сильно важно, кто из героев является таковым. Но впрочем, помимо обычного потока сознания, что порой позволяют иные писатели по принципу "о чем вижу, о том пою", есть кое-какие моменты, отсылающие порой к детству или юности, пронизанные не только ностальгией, и оттого очень понятные. А случаи из детства, наверное, у всех похожи. Кто, как в книге, вырезал на своих фотографиях глаза, а я почему-то подкрашивала красной ручкой на наших семейных фотографиях губы у мамы. И далее - самое интересное, сатирические экзерсисы, описывающие чудачества и прочее друга Петрова, Сергея, в их молодости, "потому что психом был Сергей", и других личностей, хорошо знакомых и не очень. Очень занятна история творчески-литературных потуг этого самого Сергея - чистая сатира, особенно в свете его восприятия несовершенства этого мира и великого множества различных терзаний непризнанного гения. Возвращаясь к потоку сознания. Невзирая на общий стиль повествования, оказалась и такая удивительная вещь, что все темы, затрагиваемые от имени Петрова, Петровой или связанные с их сыном, хоть каким-то боком, но прикасается и к нашей повседневной жизни. И даже немного не так. Соприкасается - это понятно, но при этом и находит отклик. И вот - книга кончилась, а в голове лишь два момента. То, что книга перекликается с "Географ глобус пропил" авторства земляка Сальникова. И второе - в ней столько отсылок к античности, начиная с аббревиатуры АИД, Эдипова комплекса, Зевсовых воплощений и прочих античных историй, что остается задуматься - не в этом ли вся фишка романа. Хотя и невозможное возможно, но история с катафалком, накладывающаяся на наши каждодневные будни, и частое посещение мысли кого-нибудь убить - это всё наша жизнь. Ну и закольцованность сей истории тоже о чем-то говорит.

Теперь понимаю: я нарочно не прочитала «Петровых в гриппе и вокруг него» в канун Нового года, когда эта книга прописалась в моей ливлибовской ленте, для того, чтобы прочитать их в апреле, когда за окном зябко, дождливо и коронавирусно. В том далеком декабре, чихающие люди воспринимались как некая неприятная сезонная неизбежность, которые, конечно, перезаражают всех вокруг, но когда у нас зима обходилась без простуд? Но с высоты благоприобретенного опыта совершено невозможно спокойно смотреть на несознательных Петровых, которые вопреки здравому смыслу и общественной безопасности продолжают курсировать по городу, распространяя вокруг себя заразу. В общем, книга сразу же выбила меня из зоны комфорта и до самой финальной точки назад не вернула. «Петровы…» цепляют тревожным чувством узнавания. Глава о том, как болел Петров-младший, села на меня, словно хорошо подогнанная рубашка. Какому родителю не знакомы эти ночные бдения над температурящим ребенком, термометр, который, как заговоренный, показывает одну и ту же температуру, не реагируя ни на нурофены, ни на парацетамолы, бессознательное чувство вины, с которым, обессиленный, валишься в кровать, для того, чтобы через час заступить на вахту с градусником? И даже если некоторые реакции главных героев поначалу кажутся чрезмерными, ну, так мало ли что в жизни бывает. В условиях самоизоляции даже мысли Петровой все меньше кажутся порождением горячечного бреда и все больше - жестокой реальностью. Алексей Сальников точно знает, как правильно расставить слова, чтобы получилось круто, но, как по мне, он все же избыточно многословен. Отдельных эпизодов из прошлого, да и из настоящего вполне могло бы не быть – и книга от этого не стала бы хуже. И пусть здесь вся фишка в многослойности и неоднозначности, но с «Петровыми…» приключилась странная вещь. В фокусе внимания должна оставаться причудливая изнанка бытия, которая то ли есть, то ли нет, но все же, скорее, первое. Но как раз эта самая изнанка не была мне интересна так, как эта гриппующая семейка со всеми своими тараканами и привычной глазу и сердцу бытовухой. Зато каждый раз, когда на горизонте появлялся Игорь со всем своим мистическим антуражем, хотелось досадливо поморщиться. Здоровья на таких Игорей не напасешься. После «Петровых в гриппе и вокруг него» я окончательно поняла, что люблю героев, которые могли бы жить на одной со мной лестничной площадке, и не люблю алкоголиков, маскирующихся под интеллигентов и ведущих высокоинтеллектуальные разговоры под рюмочку. И очень здорово, что Петров – никакой не интеллигент, а обыкновенный трудяга-автослесарь, который едет домой в окружении безумцев и юродивых, а мозги его плавятся от жесткого похмелья и высокой температуры. А он все едет, едет и, кажется, никогда не кончится этот путь.

Хотите прочитать книгу полностью?

Посмотрите здесь - https://teletype.in/@false12/s7maHsbfj.
Не забывайте благодарить авторов за их труд, приобретая книги в печатной версии!