Галина Завода - "Говорит Хабаровск"!
Галина Ивановна... Родом я из села Шелехово Комсомольского района Хабаровского края. Отец мой из Рязанской губернии, служил на яхте императора Николая 2 «Штандарт». Когда мне было лет пять, мама мне показывала фотографию - вся царская семья сидит на этой яхте. И конусообразно - вся обслуга. Она показывала мне - вот запомни - это твой отец Иван Долгов в числе экипажа этой яхты. Увы, она опасная была эта фотографию она ее сожгла. Много лет спустя я списалась с музеем флота, и получила подтверждение - что мой отец был в чине унтер-офицера машинистом первого класса в составе экипажа яхты. А яхта- это целый крейсер, и поскольку в Рязанской губернии он был из села Шехмино, то, наверное, по созвучию на Дальнем Востоке они выбрали село Шелехово.
Моя старшая сестра поехала учиться в Хабаровск, и следом за ней отправили меня учиться. Примерно в четвертом классе 34 школы я как-то включаю радио, и слышу - детский хор на Хабаровском радио звучит, и запомнила фамилию руководителя - Безенсон. Я пришла в этот хор. В третьей студии строго здания радио я не столько занималась пением, сколько разглядывала аппаратуру, студии, все вокруг - настолько меня захватила атмосфера радиокомитета. Это было в 1934-1935 годах.
Я только начала заниматься, но тут этот Безенсон исчез, и детский хор прекратил работу. Но потом. Когда я уже училась в 35 школе, у нас в классе были два ученика - Вова Алентьев и Влад Беднарский. Они были в составе струнного оркестра народных инструментов радиокомитета, руководил которым Адриан Исидорович Агафонов. Они прошли войну, вернулись с победой, Алентьев стал художником, а Беднарский – врачом в детской туберкулезной больнице.
Но вплотную с радиокомитетом я столкнулась, когда закончила в 1947 году Ленинградский государственный театральный институт. На научно-исследовательском полигоне, где испытывались новые виды ракетного вооружения, в том числе и новые «Катюши» жила моя сестра, у которой только что родилась дочь, а муж – военный - погиб во время испытаний в Германии. Сдав последний экзамен, я получила справку об окончании, потому что дипломы еще не были готовы, и поехала вывозить семью сестры в Хабаровске. Я поняла, что мне уже не вернуться в Ленинград за дипломом - ни денег, ни одежонки не было. В Москве в Министерстве культуры мне дали направление в Хабаровский театр драмы. В направлении было указано - 1 августа 1947 года я должна была явиться в театр. А 30 июля мы поездом добрались до Хабаровска. Диплом мне выслали уже в Хабаровск.
Лида Горицкая, помощник режиссера на радио, пригласила меня на какую-то передачу, постановку – причем это было буквально на второй день по приезде. На радио тогда была театрально-драматическая группа, которой руководил Николай Константинович Мологин. Эта такая поразительная личность. И Протасову, и Мологина - я слушала их в прямом эфире, тогда записи магнитофонной у нас еще не было. Какие прекрасные это были голоса! Эти передачи буквально «напитывали» слушателей всем лучшим, что должно быть в человеке.
Я не знаю почему, но Николай Константинович стал меня привлекать во все свои передачи. И однажды, когда он заболел, то репетиции мы проводили у него дома, а жил в то время он в гостинице «Дальний Восток». И на стене его номера висел у него портрет Маяковского с дарственной надписью. Николай Константинович великолепно читал стихи Маяковского, был знаком с ним, побывал во Франции – но все это мы, молодые, узнавали отрывками. Но вот однажды мы приходим на репетицию - а Мологина нет. Он уехал, и в поезде по дороге скончался. А перед эти его вызывали «на ковер» к начальству. Оказывается, был написан на него донос, его «проработали», и так Николая Константиновича не стало, а не его место художественным руководителем назначили М.А. Протасову. Я работала в театре драмы, а в 1955 году я перешла диктором на радио. Тогда я застала работавших там великолепных дикторов Тебнева, Игнатенко, Сугробкина, – это были личности потрясающие. Вот Сугробкин - талантище огромный, не только дикторский, но и чтецкий. Сам внешне большой, красивый, с целым шлейфом легенд. Вот чего он не любил - так это читать прогноз погоды, говоря: «Мне все верят, а синоптики врут».
Потом пришла в дикторскую группу Чернова, затем Малова, Турышев, Юрий Михайлов, Белла Попович, Валерий Еремин, Анатолий Жаров - красивейшие голоса. Виктор Иванович Балашов - с ним постоянно происходили разные истории. Когда умер Вышинский, я еще работала в театре, но должна была прийти и что-то читать в студии. А в секторе выпуска выпускающей тогда была Анна Ивановна Никитина, удивительнейший человек, «осколок» того старого воспитания. Это и мудрость, и эрудиция, и тончайшая интеллектуальная организация, и музыкальное образование.
Так вот, я ждала своего выхода в эфир за «Последними Известиями», а в эфире диктор Виктор Иванович Балашов, прочитал как на телетайпной ленте - А.Я Вышинский, и расшифровал – Яковлевич. А - он Януарьевич! И тут же такой шквал телефонных звонков обрушился на сектор выпуска! Мы по телефону оправдываемся как можем, Никитину вызвали к начальству - и я уже одна отбивалась. А тут двое в штатском заходят, Балашова под белые рученьки - и уводят. Но как-то все обошлось, только на месяц его отстранили от микрофона. Потом Балашов стал диктором на Всесоюзном радио.
Уже работая диктором, я подменяла заболевших режиссеров, записывала передачи «Пионерская зорька». Эти «Пионерские зорьки» очень любил Владимир Иванович Диордиенко. Председатель радиокомитета, какой крепкий, кряжистый партийный мужичок. Он мастерски умел подбирать самых ценных сотрудников. Как-то он умудрялся чувствовать их ценность для радио. Помню, на летучке он отчитал Турышева за то, что в его передаче Николай Петрович Мослаченко (уникальный по голосовому тембру актер) как-то не совсем в полную меру своего таланта звучал.
Время шло, умер Сугробкин, М.А. Протасова ушла на пенсию, и вот меня вызывают к начальству, и предлагают режиссуру. Я отказалась: мы тогда жили на Красной Речке, добираться в 5 часов утра к началу вещания было трудно, как и возвращаться после 12 часов ночи, закрыв вещание. Диордиенко говорил всякие хорошие слова о моей работе, а я реву – не хочу в режиссеры. Но поняв, что мне не отвертеться, я поставила условие - на месяц отправить меня на стажировку в Москву, и дать мне передачи только художественного вещания. Согласились!
Так я приехала в Москву, на Всесоюзное радио, и вызывает меня на разговор некто Богомолов, куратор местных комитетов. Поговорили за жизнь, и потом он спрашивает меня: а кто такая Мария Андреевна Протасова? Я говорю - это заслуженная артистка России, много лет работала на нашем радио. Тогда он говорит, а кто такой Макарий Петрович Зайкин? Я отвечаю, что это режиссер общественно-политического вещания, удивительный человек, энтузиаст своего дела. Тогда он говорит, что пришла из Хабаровска бумага - представление на присвоение первой режиссерской категории Зайкину и мне. Мы задерживаем присвоение. Тогда я так обрадовалась - ведь я смогу с полным основанием отказаться от режиссерства!
Но через минуты сорок меня снова вызывает Богомолов и говорит, что вы напрасно радовались. Мы созвали худсовет и решили - присвоить первую категорию вам, а Зайкину задерживаем на какое-то время. Выяснилось, что от парторганизации радио пришла телега – Зайкин без специального образования, и вообще не имеет к режиссуре никакого отношения. Вот такая была роль партии в истории. Но потом, позже, и Зайкину присудили первую категорию. А потом Макарий Петрович Зайкин стал первым руководителем Хабаровской студии телевидения, когда она была еще между городской телевышкой и центром.
Вот так я стала режиссером художественного вещания. Но в основе этого вещания - литература. Я тесно стала связана с литературной редакцией радио, а там – такие поэты и писатели, как Игорь Золотусский, Ткаченко, Голышев, Гончарук, Ботвинник – это просто потрясающая редакция! Помню, одна авторша из краеведческого музея дала текст о путешествии Лисянского и Крузенштерна на шлюпе «Диана», вести ее я дала Мирославу Матвеевичу Кацелю, народному артисту России, с прекрасным голосом. И когда я получаю текст, там написано вместо «шлюп Диана» - «Шмон Диана». Я удивилась, но думаю, когда дадут мне микрофонный материал, там должно быть все правильно. В если есть название лодки «тузик», то может быть и «шмон». Но в тексте передачи правок не было. Мирослав Матвеевич читает своим прекрасным бархатным голосом везде - «шмон Диана». Передача прошла в эфир, звонит автор, плачет, говорит - что теперь будет? В страхе все - режиссеры, редактор, исполнители, операторы…
Ждем час, неделю, месяц, никто не обратил внимание, не нажаловалась начальству. Потом стали потихоньку в своем кругу острить насчет «шмона», это стало говоря сегодняшним языком «мемом», н запомнила этот случай на всю свою жизнь. Если не знаешь какого-то слова - перепроверь десять раз. Ведь в те времена радио являлось своеобразным камертоном, по которому радиослушатели всей страны учились правильному произношению, ударению, склонениям и спряжениям.
То, что сейчас пытаются делать на радио, нет школы чтецкой, нет режиссуры. Меня просто оторопь берет: что же вы делаете! За музыкальными форцацками забывают и о смысле, и о слушателях...
Когда Галину Ивановну проводили на пенсию, она еще долго осталась в строю - консультировала и ставила литературные спектакли для краевой филармонии. Она всегда была отзывчивой, невероятно женственной и казалась лет на тридцать моложе своего возраста. В декабре 2019 года в возрасте 95 лет известная хабаровская звукорежиссер, заслуженный работник культуры РСФСР Галина Ивановна Завода - скончалась.
Читайте биографии людей, пишите сами и рекомендуйте своих друзей. Свои истории жизни, родных и близких присылайте на fareastdv@mail.ru