«Сейчас цель – выучить арабский!» Переводчик «Крыльев» знает десятки языков и не думает останавливаться
РПЛ продолжает рубрику «Лига профи» – рассказы людей, которые работают в нашем футболе и делают его лучше.
Алексей Везеров работает переводчиком в «Крыльях Советов» с осени 2000 года, хотя до прихода в клуб никогда не увлекался футболом. Его главное хобби – иностранные языки, которые он начал учить ещё в детстве, а сейчас продолжает совершенствовать. Везеров свободно говорит на 12 языках и переводит ещё с десятка.
«Предки приехали в Поволжье из Германии»
«Мой прадед знал четыре иностранных языка, у него было четыре высших образования. Точно помню, что он получил экономическое образование в петербургском университете и окончил мореходку, был морским офицером. Его семья была довольно богатой, и в то время люди свободно путешествовали: прадед, например, ездил в Китай, Европу. Его родным языком был немецкий, ещё он знал французский, итальянский и английский – в Европе это было необходимо.
При Екатерине Второй немцам давали землю в Поволжье и на 99 лет освобождали от налогов. В итоге большое количество людей приехали из Германии в Россию и развивали поволжский регион. Так и мои предки попали в нашу страну: семья прадеда жила в Самаре ещё до революции. Когда-то давно я пытался навести справки о родственниках в Германии, попасть в самарские архивы, но там или ничего нет, или не дают ответ.
Моя мама – лингвист, даже преподавала русский язык в Польше, а дядя Николай Леонидович Мурзин занимался языкознанием и тем, что сейчас называется нейролингвистическое программирование. Ещё моя бабушка училась в Самарской гимназии, там обязательным было изучение французского, немецкого, греческого и латыни. Мой сын тоже интересовался языками: учил португальский – поскольку в «Крыльях» были бразильцы – английский, испанский, ещё пытался турецкий, но не могу сказать, как получилось. Он одно время работал в клубе, но сейчас у него другие интересы.
«С каждой стипендии покупал по паре книг на разных языках»
Когда я был совсем маленьким, моя семья жила в Луганске, и со мной уже тогда разговаривали по-немецки. Я девять классов отучился на Украине, а школу заканчивал в Самаре: мне нужно было отучиться год в России, чтобы здесь же поступить в университет. В Луганске у нас было много поляков, болгар, испанцев, и от каждого хотелось что-то узнать, чтобы говорить на их языке. Они мне помогали совершенствоваться, мои родители и знакомые приносили разные книги.
Когда я уже учился в Самаре, в городе был хороший магазин «Дружба» на площади Куйбышева. Там по очень низким ценам продавались книги на чешском, польском, немецком и даже на латыни! Я покупал только художественную литературу – с каждой стипендии по паре книг. В Москве был букинистический магазин, по-моему, на улице Качалова (ныне Малая Никитская улица – Прим. Premierliga.ru) недалеко от испанского посольства, и все, кто занимался иностранными языками, туда ездили. Я покупал словари, изданные во Франции: они ценные, хорошие, но дорогие – по 20-25 рублей в те времена. Однако денег было не жалко, потому что очень хотелось пользоваться качественным материалом.
На Украине мы могли смотреть польское телевидение, слушать польское радио, которое хорошо работало: в то время там были интересные передачи о политике, литературе, искусстве. Когда начал учиться в Самарском университете, мне советовали слушать радио Би-би-си на английском. Как говорил преподаватель Михаил Васильевич Бондаренко: «Включайте и слушайте 25 часов в сутки, будете слышать хороший и качественный английский язык». Сначала я просто слушал, и эта речь откладывалась в подсознании, а через какое-то время качество языка стало поправляться.
Также у меня были маленькие карточки, куда я записывал короткие словосочетания. Мои преподаватели советовали, чтобы в каждом из них одно слово было новым. Я эти листочки всегда носил с собой: на одной стороне было пять-семь словосочетаний, а на обратной – их перевод. Если забываешь, подсматриваешь, а когда выучиваешь, начинаешь делать следующую карточку, но периодически вспоминаешь старую.
Я до сих пор этим занимаюсь. Читаю какую-нибудь книгу, и если что-то понравилось, сразу записываю и откладываю. Ещё один хороший способ – переписывать из книги слово в слово, так тренируешь письмо – этот метод посоветовала бывшая заведующая кафедры в университете. Она рассказывала, что переписала половину «Холодного дома» Чарльза Диккенса, прежде чем научилась писать по-английски.
Вообще при поступлении я выбирал между педагогическим институтом, где работала мама, и университетом. В пединституте было интересное отделение – историко-английское, но завкафедры мне сказала: «Иди в университет, нечего тебе делать в институте, там образование намного выше». Это был действительно лучший выбор для моей специальности, диплом университета давал больше возможностей. Там на факультете филологии было две кафедры – английского и немецкого языка. Меня больше интересовал английский: я учил его в школе и считал более перспективным из-за распространённости.
«Был выбор: или преподавать в деревне, или идти в армию»
После университета я сразу хотел стать переводчиком и был готов работать в любой сфере. Когда выпускников распределяли, один преподаватель шутил: «Некоторые даже поедут за границу». Все радовались, а потом он добавлял: «Самарской области». У меня был выбор: или работать преподавателем в деревне, грубо говоря, 28 лет, или отслужить в армии полтора года и потом идти, куда хочу. В итоге я попал в армию, был в Эфиопии, где официально моя должность называлась «преподаватель русского языка в военно-политической академии».
После службы меня пригласили в Торгово-промышленную палату. Мы сотрудничали со всеми крупными предприятиями Самары и области: кабельный, авиационный, ракетно-строительный заводы, организации в сфере электроники, нефтехимии, сельского хозяйства. Эти предприятия заказывали переводчиков, и я работал с ними по договору от палаты, переводил с испанского, итальянского, португальского, польского, чешского языков. Сначала было сложно, но с каждой следующей работой в конкретной области становилось намного проще.
Из палаты меня пригласили в центр экономических и юридических консультаций. Тогда начинали создавать совместные предприятия с разными странами, и меня позвали переводчиком с итальянского языка – мы в основном работали в Самаре с итальянцами. Через какое-то время кооператив заглох, и глава центра уехал в Москву.
Также я работал в самарском Театре юного зрителя, мы с английским режиссёром ставили «Гамлета». Постановка была очень своеобразной, приближенной к периоду правления Сталина: мавзолей Ленина должен был изображать ледяную глыбу, актёры носили одежду тех времён. Мы вместе с актёрами создавали русский текст из нескольких переводов, приводили в полное соответствие с тем, что писал сам Шекспир. Режиссёр прекрасно знал «Гамлета» по памяти: я ему воспроизводил русский текст, и он говорил, где и что не так. Это была работа нескольких месяцев – сумасшедшая, но интересная. Результат был очень хорошим. Спектакль шёл в театре несколько лет.
Я самостоятельно работал по старым связям: например, делал переводы, сидя дома за компьютером, или ездил переводить на предприятия. Потом меня позвали в Администрацию Самарской области в отдел строительства: в тот момент начинали строить онкологический центр вместе с франкоговорящими канадцами. Ещё я сотрудничал с организацией «Помощь СНГ» (программа Европейского союза – Прим. Premierliga.ru). Иностранные специалисты приезжали в Самару, и мы вместе ездили по России, Украине. В основном в группе были немцы, голландцы, итальянцы, англичане, поляки, то есть мне приходилось использовать все знакомые языки. Также звали работать в итальянскую фирму, когда в Новокуйбышевске строили пропарочную станцию, только после дефолта стройка развалилась.
«Присылают книги о футболе, но в них больше интересен сам язык»
Когда на меня вышли «Крылья Советов» – им нужен был переводчик с португальского – я занимался частными переводами. Частником можно было очень неплохо зарабатывать по тем временам, но смотря, как работать. Сделал больше – получишь больше, в этом плюс. Также была возможность выбирать: хочешь – делаешь, не хочешь – не делаешь. Главный минус – застой без работы. Зато я мог сделать себе выходной или каникулы, когда мне это нравилось.
Тогда не было базы данных с переводчиками, а люди со знанием разных языков были зарегистрированы у нотариусов, в том числе и я. Иногда возникала необходимость сделать нотариально заверенный перевод, и для этого либо каждый раз нужно было приходить с дипломом и прочими документами, либо один раз зарегистрироваться и потом просто ставить в присутствии юриста подпись под документом. Через одного из них – это была первая нотариальная контора Самары – «Крылья» меня и нашли.
Сначала я в футболе вообще ничего не понимал и просил, чтобы кто-нибудь из команды мне всё объяснил. Главным тренером был Александр Тарханов, он направил меня к помощнику Александру Цыганкову – мы до сих пор с ним поддерживаем хорошие дружеские отношения. Он долго гонял по всем возможным темам, всё очень хорошо объяснял: показывал на картинках, фишках, пальцах. Потом в процессе работы я сам что-то новое узнавал, плюс расспрашивал иностранных игроков. Они мне объясняли игру, а я брал от них терминологию, ведь одно и то же в разных странах называется по-своему.
Когда бразильцев в «Крыльях» стало больше, Герман Ткаченко (президент клуба с 1999 по 2005 годы, в 2008-м входил в совет директоров – Прим. Premierliga.ru) предложил мне: «Что ты будешь рабочие часы высчитывать, давай переходи к нам на постоянку». Я согласился и задержался в клубе, хотя иногда подрабатывал, потому что в «Крыльях» бывали сложности с деньгами. Вообще в этой работе меня привлекает не сам футбол, а большой круг общения с разными людьми с разной психологией и языками. Пока ничего лучше я не нашёл, собственно, и не ищу.
На то, чтобы понять правила футбола, ушло не так много времени. У нас был тренер по физподготовке Анжело Алвеш (работал в «Крыльях» с 2008 по 2010 годы – Прим. Premierliga.ru), и он порой присылал мне книги о футболе на английском, испанском и португальском языках. Там рассказывается о физподготовке, тактике, теории, как Пеп Гвардиола проводит тренировки, как Жозе Моуриньо психологически и физически готовит игроков. Меня эти книги больше интересуют с точки зрения языка, а не футбола, хотя об игре тоже узнаю много интересного.
Иногда я прошу футболистов: «Привези мне такой-то учебник, я тебе заплачу». Они, конечно, покупают, но денег с меня никто не брал, хотя это вообще-то дорогое удовольствие. Из Франции один из наших игроков привозил учебник по голландскому языку, а Раис Мболи подарил коран на французском языке. Наш защитник Мехди Зеффан, кстати, с ним играет в сборной Алжира, и периодически через него мы с Мболи передаём друг другу приветы.
«Игроки ополчились на Бранко, он оправдывался: перевели неправильно»
Конкретного рабочего графика у меня нет. Тренировки составляют небольшую часть моей работы, больше времени занимают переводы документов. Если игрок лечится за границей, оттуда присылают документы, которые надо переводить на русский язык. Бывает, футболист проходит обследование в России и нужно отправить справки докторам команды, откуда он переходит. Также занимаюсь документами из сборных. Это может быть заключение врача, в каком состоянии игрок прибыл и что с ним делали, или сообщение от тренера по физподготовке, какие тренировки были у футболиста.
Больше всего работы было, когда в «Крылья» пришёл Франк Веркаутерен со своим штабом, потому что они ещё взяли на себя команду дублёров. Мне приходилось работать почти без отдыха – получался где-то один выходной в месяц – нужно было быть и с основой, и с дублем. Требовалось очень много переводить: бельгийский штаб писал рекомендации и делал презентации на английском и фламандском языках. Работа была тяжёлой, но интересной.
В то время клуб хотел взять ещё одного переводчика, потому что на меня выпадала очень большая нагрузка. Нужно было находиться сразу в нескольких местах, ведь все тренеры были иностранцами: один работал с нападающими, другой – с защитниками, третий – с вратарями. В итоге взяли одного человека, он поработал недели две-три и сказал: «Ну вас с вашей работой». Я опять остался один, но справлялся, как и раньше.
Разумеется, я должен присутствовать на всех занятиях, плюс во время личных бесед с игроками. Если тренер не может пообщаться с футболистом на одном языке или важна точность перевода, приглашают меня. Бывало, человек что-то скажет, я переведу, но реакция собеседника не та, на которую рассчитывали, и меня винят в неправильном переводе. Я начал делать так: прошу прислать на электронную почту текст, делаю перевод и отправляю адресату. Если кто-то недоволен моим переводом, пусть его смотрит другой человек.
В «Крыльях» такой случай был, например, с Сержем Бранко. После перехода он пошёл к генеральному директору и спросил: «А с кем мне играть? Где игроки?» Это дошло до ребят, они ополчились на него со словами вроде: «Ты кто такой, что нас ни за кого не считаешь?» Бранко понял, что жареным запахло, и оправдывался: «Я не это имел в виду, меня неправильно перевели». Когда идёт обычный разговор, сложно перевести не так: либо надо делать с умыслом, либо не понимать язык. Бывают сложности с юридическими и медицинскими документами – там можно допустить, что я что-то неправильно понял.
Ещё странно себя вёл нигериец Дюк Уди. Например, ситуация в раздевалке на стадионе: я на одной стороне переводил какому-то игроку, Уди сидел в другой части, а посередине стояли бутылки с водой. Он подозвал меня: «Иди сюда». Я подошёл, и Дюк сказал: «Принеси воды». Ответил ему: «Ты чего, совсем, что ли?» Он встал и сам взял. А как-то Уди пришёл на тренировку без бутс. Его спросили: «Как ты мог без них прийти?» Он нам предъявил претензии: «А почему вы мои бутсы не взяли?» Кто-то взял такси, поехал на базу или в гостиницу, где Уди их оставил.
Когда я перевожу тренеров, они не просят меня повторять их эмоции и жесты, но вообще это желательно. Я к этому привык, когда занимался синхронным переводом фильмов в кинотеатрах: там нужно передавать эмоции, частично копировать голос, чтобы люди поняли, кто и о чём говорит. Мой отец, кстати, был актёром и режиссёром народного театра, учил определённым приёмам.
Однажды я работал на авиационном заводе с человеком из Италии, а жители этой страны вообще используют много жестов. Есть такая шутка: если итальянцу связать руки, он не сможет говорить. Я переводил что-то связанное с компьютерами, этот итальянец здорово жестикулировал. В перерыве он сказал мне: «Ты неправильно переводишь». Я спросил: «Почему? Ты же не понимаешь русский». Итальянец объяснил: «Вот я такой жест делаю, а ты – нет, просто говоришь». Я ответил: «Хорошо, тоже буду жестикулировать».
«Не буду лезть в тренерские дела, сколько бы установок ни видел»
Помню, когда в «Крыльях» было много бразильцев, вся команда материлась на бразильском португальском. Потом появились несколько игроков из бывшей Югославии, и тогда ругались по-сербски. Такие слова игроки учат без нас, я просто объясняю, что эта лексика применяется в такой-то области. Как-то Тарханов говорил по-русски одному из бразильцев: «Спокойно». Игрок в ответ послал его подальше. Я объяснил ему, что имел в виду тренер, и он ответил: «А я думал, он мне что-то плохое говорит, ещё не понимал, как же так».
Периодически приходилось переводы смягчать, хотя никто из тренеров при мне ни разу не общался с игроками с помощью матерных слов. Иногда тренер злился, если видел, что игрок что-то делал не так, но это просто эмоции. А игроки – тот же Бранко, некоторые бразильцы – могли материться в ответ на замечания. Я объяснял или самому игроку, или его друзьям-соотечественникам, что такое поведение неприемлемо.
Количество языков, которое я могу использовать за занятие, зависит от того, сколько иностранцев находится на поле и как много языков они знают. Например, сейчас когда тренер обращается ко всей команде, я перевожу на английский, а когда были бразильцы, использовал испанский или португальский. Если кто-то недопонял, я потом объясняю на его родном языке. Единственный сложный момент был на матче сборной России с командой легионеров РПЛ в 2003-м. Там я переводил сразу на три языка, но просил тренера (команду тренировали Александр Тарханов и Виктор Прокопенко – Прим. Premierliga.ru) останавливаться, чтобы успеть перевести его слова. В языках сложно запутаться, ведь все они разные. Просто переключаешься с одного на другой, как на компьютере переходишь с одного файла на следующий.
Я смотрю матчи на лавке с тренерами, но больше чувствую себя ярым болельщиком команды. В тренерские дела никогда лезть не буду, сколько бы установок ни видел, сколько бы теорий ни знал. Есть хороший американский принцип: каждый должен нести свой чемодан, но для этого ему нужно дать его чемодан. У меня такой есть, и я его несу.
«Большинство игроков интересуется английским»
Я ко всем игрокам отношусь очень хорошо, просто с кем-то общался ближе: например, с Эдуардо Лобосом, Леилтоном, Катаньей. Тот же Лобос неплохо по-русски разговаривал, но лучше всех из бразильцев говорил Леандро Самарони – честно говоря, я удивлялся, до какого уровня он дошёл. Но его интерес объясним: если нормальный человек находится в чужой стране и не хочет быть привязанным к переводчику, ему нужно знать местный язык, это естественно.
В 2008 году в «Крыльях» одновременно играли легионеры из Северной и Южной Кореи – Цой Мин Хо и О Бом Сок. У них были свои переводчики, и я общался только с ними, с самими игроками не работал. Во-первых, не знал корейского, во-вторых, северокореец обязательно должен был ходить с личным переводчиком, а зачем его привезли южнокорейцу, не знаю – игрок и так неплохо говорил по-английски.
Южнокорейцы были более свободными людьми, в Северной Корее – сильная коммунистическая диктатура, поэтому у них за всеми должны были следить. Переводчик должен был каждый день проводить игроку что-то вроде политического информирования, он же получал за него деньги, не знаю, сколько ему отдавал. Со стороны Ткаченко это был больше политический ход – примирить на поле Северную и Южную Корею.
Причём сами игроки не могли общаться друг с другом – очевидно, это какие-то северокорейские постулаты. Они даже сидели в разных частях столовой. Когда Цой забил гол за дубль, его сразу вызвали в посольство в Москву и дали партийный билет. Он однажды сыграл вместе с южнокорейцем за основу (2 мая 2008-го в матче с «Амкаром» (2:0) О Бом Сок отыграл все 90 минут, а Цой Мин Хо вышел в добавленное время – Прим. Premierliga.ru) и через какое-то время пропал. Его вызвали обратно, больше он у нас не появлялся.
Большинство русскоговорящих игроков «Крыльев» интересует английский язык. Некоторые просят перевести инструкции какой-то техники, письма, которые им присылают, или обращаются за помощью, когда сами кому-то пишут. В основном спрашивают совета по переводу или отдельным словам.Женя Башкиров владел английским на удивительно хорошем уровне для футболиста, у него было стремление и желание к изучению языка. Ещё Жене Конюхову нравился итальянский язык – по-моему как раз, когда появился тренер вратарей Петрелли. Он интересовался грамматикой и способами расширить словарный запас.
Из тех, кто раньше играл или работал в «Крыльях», я больше всего общаюсь с Анжело. У нас нет каких-то общих интересов, просто дружеское общение. Он пытался несколько раз попасть в «Крылья», но я только мог передать просьбу руководству, а оно уже принимало решение. Анжело очень понравилось в России. Сейчас он работает в одной из молодёжных бразильских сборных.
Мне самому интересно съездить в Бразилию, я в Латинской Америке вообще никогда не был. Что-то по времени пока не получается, да и это не дешёвое удовольствие. Интересно посмотреть, откуда вышли наши самые известные бразильцы – Леилтон, Соуза. Они в своё время привозили из Бразилии книги Жоржи Амаду – он известный в России писатель, но мне хотелось его почитать в оригинале.
«Лучше уделять языку по 5-10 минут каждый день»
В ноябре мне исполнится 60 лет, и в ближайшей перспективе моя цель – хотя бы минимально выучить арабский язык, сейчас он находится на самом начальном уровне. У меня давно лежит хороший учебник, который привезли из Испании, но до него всё не доходили руки, а теперь появился спортивный интерес. Сейчас, общаясь с иракцем Сафаа Аль-Фураиджи, использую какие-то арабские слова, короткие фразы, а он смеётся, радуется, хотя в основном мы с ним говорим по-английски.
Один из главных советов тем, кто учит иностранные языки – мотивация: нужно знать, для чего это надо. Когда она есть, появляется интерес и становится проще. Кроме самого желания нужно постоянно учиться и учиться. В язык нужно войти, понять, как думать на нём. Например, я должен одновременно слышать и видеть его, поэтому делаю себе маленькие карточки, всё время что-то слушаю – даже если это новый язык, и я не понимаю большинство, зато вхожу в него и постепенно набираются слова, грамматика. Чем больше практики, тем лучше.
Постоянство тоже важно: нельзя раз в неделю позаниматься два-три часа и забыть до следующей недели – это полнейшая ерунда. Лучше каждый день по 5-10 минут уделить языку. Мне помогало, что пока другие люди теряли большую часть свободного времени, я на каком-то языке слушал или читал. Здесь как у велосипеда: пока крутишь педали, ты едешь, а когда перестаёшь, по инерции ещё проедешь, но потом упадёшь».