«За тебя на Соловках молятся»: интервью с Олесей Кривцовой

Студентка из Архангельска 19-летняя Олеся Кривцова стала фигуранткой уголовных дел о «дискредитации армии» и «оправдании терроризма» за антивоенные посты в социальных сетях, причём донесли на неё её же сокурсники. Олесе удалось бежать из-под домашнего ареста, сейчас она живёт в Вильнюсе. В интервью для «Женской правды» Олеся рассказала о своей семье, взрослении и планах на будущее.

На кого ты училась и как представляла свое будущее в России?

Я училась на факультете рекламы и связей с общественностью. На втором курсе я уже работала в небольшом рекламном агентстве. Но потом меня не устроило качество образования, которое я получаю, и я хотела перевестись на исторический факультет, чтобы выучиться на историка. Но перевестись мне не дали, потому что руководство университета знало о моём уголовном деле.

Ты давно занимаешься активизмом?

Я не была активисткой. Просто однажды пошла расклеивать листовки на улицу. Это были листовки Феминистского Антивоенного Сопротивления, на них были истории ветеранов Великой Отечественной войны, которые умирают от российских бомбежек на Украине. Вот я пошла их расклеивать по городу с друзьями. И на следующий день меня уже эшники [сотрудники Центра «Э»] вытаскивали из квартиры. Вот на этом и закончился тогда мой активизм. А так я просто рассказываю в своих соцсетях о войне, о феминизме и вегетарианстве. И длится это года три, наверное.

Ты перечислила войну, феминизм и вегетарианство. Как в твоем мире эти три понятия связаны, в чём их пересечения?

Это всё про ненасилие, на самом деле. Тогда всё это для меня было частью абсолютного пацифизма. Я сейчас считаю абсолютно точно так же. Хотя сейчас я уже думаю, что абсолютный пацифизм не работает.

Расскажи, пожалуйста, немного о том, что с тобой произошло, для наших читательниц.

Я подверглась уголовному преследованию по политически мотивированным статьям. У меня было два состава преступления: повторная дискредитация армии и так называемое оправдание терроризма. Оба дела были заведены из-за постов в соцсетях по доносу моих однокурсников.

Сначала суд избрал мне меру пресечения в виде запрета определённых действий. Но потом ФСБшники купили на мой — на тот момент недействительный — российский паспорт, у которого была оторвана страница, билеты во Псков и Владикавказ. И суд мне изменил меру пресечения на домашний арест. А потом я сбежала из-под домашнего ареста.

Какие чувства ты испытывала? Было ли тебе так страшно?

Очень страшно было в самом начале, когда было административное дело за листовки, потому что с прессингом я столкнулась на тот момент впервые. Все в отделе «Э» убеждали меня, что это будет уголовка. Меня заставляли извиняться на камеру, писать явку с повинной.

Они меня заставляли на камеру говорить о том, что это все фейки и я об этом знаю. Тогда было по-настоящему страшно, я очень много плакала, а чуть меньше чем через полгода уже началось уголовное преследование, и в день обыска мне даже страшно-то и не было. Наверное, я уже была готова и вела себя как-то очень сдержанно, не свидетельствовала против себя и не поддавалась на провокации со стороны ФСБ. Настроение было боевое. Но потом, уже после допросов, камер и судов, конечно, было тяжело, потому что я не знала, что будет дальше. Приходилось думать о тюрьме.

Уголовное дело на тебя завели по доносам однокурсников. Какие чувства ты по отношению к ним сейчас испытываешь?

Сейчас, наверное, усталость. Когда я слышу в очередной раз их фамилии, такое желание, чтобы эти люди быстрее пропали из моей жизни любым образом. Вообще, на самом деле это первый опыт, когда я почувствовала ненависть. К ним, к следователям. Это такое очень разрушающее, всепоглощающее чувство. Но, к сожалению, мне приходилось его испытывать.

А что бы ты хотела им сказать, если бы встретилась с ними лично?

Что я их ненавижу. Наверное, лично я бы просто не хотела больше с ними встречаться.

Расскажи немножко о своей семье. Ты общаешься с родителями. Как они отнеслись к тому, что с тобой произошло?

У меня есть мама, она на протяжении всей истории меня очень сильно поддерживала, всё время была рядом, забрала меня к себе жить. И вот сейчас так получилось, что я уехала без нее. К сожалению.

Ещё младшая сестра. Её зовут Юля. Она тоже, естественно, в России. Очень люблю ее, очень скучаю по ней. У меня есть муж, с которым мы поженились просто «по приколу», это был такой перформанс, что мы поженились. И сейчас он тоже в России. Есть папа, бабушка и дедушка. Вот там грустная история — мы с ними не сходимся ни с кем по взглядам. И сейчас я понимаю, что бабушку и дедушку, скорее всего, уже никогда не увижу.

Если бы тебя попросили описать все, что с тобой произошло, каким-то одним словом или словосочетанием, что это могло бы быть?

Взросление. Потому что именно уголовное преследование заставило меня по-настоящему повзрослеть, брать ответственность за каждое свое слово, принимать жутко серьезные решения и действовать уже как созревшая личность. На тот момент я такой не была.

Какие у тебя планы на будущее? Ты продолжишь учиться?

Да, я буду поступать здесь в университет, на первый курс. Начну учиться заново, потому что из института меня отчислят. Хочу выучить английский язык нормально, потому что в России я этого не сделала. Очень жалею об этом. Выучить на разговорном уровне литовский язык в знак уважения к стране, в которой я живу, несмотря на то что почти все здесь говорят по-русски.

Есть сейчас кто-то рядом с тобой, кто тебя поддерживает?

У меня здесь есть друзья, есть уже и новые люди, с которым я познакомилась, тоже россияне, бежавшие от преследования.

Ты будешь отмечать православную Пасху в этом году?

Я не религиозный человек, и я не буду отмечать православную Пасху. Более того, этот праздник мне не нравится из-за огромной эксплуатации яиц. С этической точки зрения.

Насчет религии была одна история, ещё в Северодвинске. Я шла на допрос из-под домашнего ареста и зашла перекусить. И вдруг ко мне подходит одна из женщин, которая занимает руководящую должность в моём университете и говорит: «Привет, Олеся, за тебя на Соловках молятся. Спасибо, всё будет хорошо». В тот момент у меня что-то в голове перевернулось. Но к вере всё-таки я пока не пришла.

Что бы ты хотела пожелать нашим читательницам?

Наверное, не клеймить, молодёжь, она классная!