«Еда и похудение стали культом, отравленным чувством вины»

Мы попросили трёх сильных женщин рассказать свои истории о том, как РПП повлияло на их жизни.

Интервью брала Саша Белянина

История Дины Нурм — соосновательницы ФемКызлар

Моё знакомство с РПП началось в детстве, в 90-е и начале нулевых. Тогда в моде был героиновый шик, а потом — беспощадный гламур. Ни то, ни другое не предполагало фигуры, как у меня.

Медиа фанатично клеймили женщин за «полноту», чётко давая понять, как нужно выглядеть, чтобы тебя не осуждали. Если кто-то вырос в это время без РПП — это большая удача.

Впервые на диету меня посадила мама, когда мне было 12 лет. Её беспокоили стрии на моих бёдрах — тогда я весила около 50 кг. Позже я узнала, что стрии появляются просто потому, что кожа не успевает за ростом организма. Но тогда эндокринолог (профессорка!) посадила меня на диету. Это стало первым шагом к формированию нездорового отношения к еде и своему телу.

Постепенно у меня развился страх съесть что-то «лишнее», а позже появилось компульсивное переедание.

Пик РПП наступил после болезненного расставания. Я почти перестала есть, и мой вес упал до 37 кг. Однажды я просто не смогла встать с кровати. Родители запаниковали и стали следить, чтобы я ела три раза в день. Так я полюбила оливки 😅

Я замечаю менее очевидные признаки РПП, которые всё ещё влияют на мою жизнь: по-прежнему делю еду на «плохую» и «хорошую», утешаюсь едой, но потом чувствую вину, если съедаю слишком много «плохой» еды. После большого обеда мне кажется, что нужно обязательно «отработать» его — например, пройти 10 000 шагов.

Феминистская оптика и критика «культуры диет» помогли мне понять, кому выгодно, чтобы женщины тратили огромное количество ресурсов на похудение, чтобы втиснуться в стандарты красоты — это индустрия красоты, моды и, в широком смысле, патриархат.

За похудением часто стоит желание контролировать хоть что-то в своей жизни. А компульсивное переедание, как говорят психологи, может быть связано с желанием угодить другим — и нетрудно догадаться, какой гендер страдает этим чаще.

Что помогает мне сейчас?

1. Моё собственное понимание красоты сильно изменилось благодаря феминизму и бодипозитивным активисткам. Я стараюсь относиться к себе так же, как к другим женщинам: с пониманием и состраданием.

2. Моя лента в соцсетях стала более разнообразной в плане женских тел. Одно время я специально училась рисовать полные тела — это дало мне много ресурса.

3. Я запретила себе называть себя толстой при племянницах. Мне кажется, очень важно не передавать эту эстафету девочкам-подросткам.

Сейчас я чувствую себя лучше, чем раньше, но РПП всё ещё влияет на мою жизнь. Я работаю над тем, чтобы принимать своё тело и не позволять общественным стандартам красоты диктовать, как я должна выглядеть. Это долгий путь, но я верю, что он того стоит.

История Насти

Мне было 17 лет, когда я пошла учиться в модельную школу. После выпуска я начала ходить по кастингам, на собеседования в модельные агентства.

Часто я слышала: «У тебя бёдра 92 см, а нам нужно, чтобы было 90 см». Тогда я весила 58 килограммов при росте 179 см.

Иногда агенты говорили, что берут меня «авансом», с расчётом на дальнейшее похудение. Я стала ощущать сильное давление. Кажется, эти моменты стали для меня отправной точкой в РПП.

В то же время я была в отношениях с токсичным молодым человеком. За моей спиной он высмеивал мои снимки и работу модели, хотя сейчас очевидно, что так проявлялись его комплексы. Тогда я этого не понимала и в ответ мне хотелось стать ещё «лучше» внешне, то есть похудеть еще сильнее. Я думала, что таким образом получу хорошие предложения от агентств и стану успешной моделью.

С тех пор прошло 7 лет, но РПП продолжает проявляться

Я жалею о том, что съедаю за день, и часто оцениваю свою фигуру в зеркале. Ношу оверсайз, потому что мне кажется, что с моим телом «что-то не так». Стесняюсь есть при людях и не умею наслаждаться вкусом еды. Обычно мне всё равно, что заказывать в заведениях. Периодически я отношусь к еде как к топливу.

Несмотря на сложности в отношениях с едой, у меня есть позитивные изменения. Два года назад я впервые начала худеть здорово — не ограничивала себя, при этом ела полезные продукты и с удовольствием готовила. Это дало свои результаты.

К сожалению, в этом году мне диагностировали депрессию, и я стала замечать чёткую корреляцию между РПП и моим эмоциональным состоянием. Если чувствую подъём и справляюсь с эмоциями, то РПП беспокоит меньше. Но при эмоциональных провалах симптомы снова усиливаются.

История Лизы (имя изменено)

Как жаль, что в моё подростковое время родители не учили меня ни половой зрелости, ни правильному обращению с едой.

Я росла в обычной семье с достатком ниже среднего. Родители — повара: когда ты повар, ты никогда не будешь голодным.

Не важно, какая причина — любой итог действия сопровождался окончательной трапезой.

Помню, как отец на производстве списывал продукты с истекающим сроком годности и вместо утилизации приносил их домой. В памяти отпечатались торты. Оставалось несколько часов до окончания срока годности — до утра торт не доживёт, нужно есть сейчас.

«Буди дочь», — говорил отец. И мне приходилось есть ночью торты, сколько могла, потому что знала: потом снова бедность, и неизвестно, когда я съем хоть кусочек сладкого.

Потом я стала старше и встретила первую любовь. Тогда я не задумывалась о своей фигуре, но мой молодой человек всегда находил момент, чтобы сравнить меня со своей бывшей.

«Я мог обхватить её талию своими ладошками, такая она была худенькая», — говорил он.

Сейчас мне 27. Я уже давно занимаюсь танцами, но всё ещё не могу смотреть в зеркало со сценическим удовольствием.

Недавно на сессии с психологом я поняла, что к еде я отношусь как к чему-то закрытому и сокровенному.

Закрыв дверь в комнату, я могу достать свои сладости и объедаться, потом пойти в туалет (чтобы утром не было отёков на репетиции — это кошмар) или выпить таблетку, которая выведет за ночь всю жидкость.

Уже месяц меня не мучают приступы булимии. Для меня это прогресс! После переедания я больше не ругаю себя, стараюсь напоминать себе о здоровье и любви.

Сейчас движение и танцы стали для меня настоящей опорой. Когда я танцую, я чувствую, как оживает моё тело, как пульсирует жизнь. Это удивительное ощущение наполняет меня желанием беречь себя, а не разрушать.