У удовольствия есть предел, а у боли нет.
Если научиться получать удовольствие от боли, то оно будет бесконечным...
Именно так я объясняю нижним, почему болевые практики являются моими самыми любимыми.
Совсем недавно у меня разблокировалось воспоминание, что в детстве, в возрасте примерно 7 лет, когда обычные дети перед сном мечтали о суперсилах и полетах в космос, я фантазировала о своем однокласснике. Мне нравилось представлять, будто мы играем во врача, но я была врачом особенным: причиняла ему боль, объясняла, что нужно потерпеть. Меня очаровывало осознание, что он никуда не денется, что боль неизбежна, само ощущение беспомощности и безысходности, которые он испытывал в моих фантазиях.
Лет в 12 я уже точно знала, что хочу и буду заниматься БДСМ. Тогда же я начала смотреть порно и выбирала жесткие сюжеты. Затем пришел селфхарм, типичный для многих подростков: вид крови меня успокаивал, как и эндорфины, которые выделялись в момент порезов – это и повлияло на мою любовь к боли.
В 15 лет я познакомилась с будущим мужем, 5 лет мы были вместе и по итогу развелись. Вспоминать особо не хочется: этот опыт отношений был довольно травматичен, муж испытывал по отношению к сексу стыд, а то и брезгливость, и мой сексуальный и тематический потенциал смог раскрыться уже после, в отношениях с моим первым сабмиссивом.
Он и был моим первым позитивным опытом БДСМ – хотя это произошло само собой. В тот момент я думала, что мы просто занимаемся сексом, но на деле у нас случился полноценный экшен, и в конце он восхищенно мне сказал: «ты такой хороший Дом». Мы максимально совпали по всем параметрам, так все и началось. С тех пор я поняла, что секс в классическом смысле меня не привлекает, я вообще не люблю, когда ко мне прикасаются, поэтому если я говорю «мы занимались сексом» — это значит, у нас была сессия.
Я не люблю не только прикосновения, но и людей. У меня есть близкий круг, с которым мне нравится проводить время. В основном нас объединяют такие интересы, как БДСМ, секс-позитивное отношение к жизни и музыка (я преподаю вокал). Еще меня привлекает психология и психиатрия – интерес вызван наличием у меня самой нескольких психических расстройств. Мой любимый сабмиссив сочетает в себе все: у него ментальное расстройство, он музыкант – довольно известный в нашем городе вокалист – и любит БДСМ так же страстно, как и я. Мои близкие, родители и друзья в курсе моих увлечений, я ни от кого не скрываю. Я общаюсь с теми людьми, которые принимают меня такой как есть; мимикрировать для меня унизительно
Я практикую и с мужчинами, и с женщинами. Разница, конечно, есть: мужчин я всегда бессознательно ставлю в иерархии на ступеньку ниже, в то время как с женщинами могу общаться на равных. Среди мужчин часто встречаются типичные сыночки-корзиночки: вот я такой красивый пришел, развлекайте меня, а женщины в основном сразу знают, как себя подать, и чего они хотят – часто мы понимаем друг друга с полуслова, будто играем в одной команде. Поэтому с женщинами мне взаимодействовать комфортно и спокойно, в то время как с мужчинами дискомфорта больше, но и ярких эмоций тоже.
Мои практики двух направлений. Первое – Д/С, и здесь я исключительно Верхняя и садистка. Второе – С/М, и вот здесь уже я и садистка, и мазохистка. Для разных практик у меня разные партнеры.
Внутри моего Д/С есть основная динамика: care giver – care taker (не путать с DDLG, я ненавижу детей). В обмен на мою огромную любовь и заботу нижний должен отдать мне себя: свою слабость, свою уязвимость и способность принимать заботу, а так же послушание, преданность и благодарность. Хороших caregiver’ов найти гораздо проще, чем способных принимать заботу (конечно, ведь для этого нужно позволить себе быть слабым, а на такое способен не каждый). Идеальные в моем понимании отношения – это CNC, лайфстайл, полное подчинение; я в принципе не воспринимаю своего сабмиссива вне его роли – даже без лайфстайл-отношений Д/С-динамика отчасти сохраняется.
Во время наших отношений нижний не имеет права на посторонние связи, он должен быть исключительно моим. Только на таких условиях я буду вкладывать свои ресурсы, силы и внимание в человека. У меня самой есть несколько сабмиссивов для разных практик. Наша с ними связь длится, пока она приносит нам обоим удовольствие. Как только этот аспект исчезает, отношения прекращаются – это происходит после беседы, по договоренности.
В отношениях со мной есть перечень правил, касающихся образа жизни и внешности сабмиссива: к примеру, я не приемлю алкоголь, а еще во время отношений нельзя, допустим, стричь волосы; длинные волосы у мальчиков — моя огромная любовь. Если мальчика что-то не устраивает, я не буду спорить, перевоспитывать, наказывать. Правила игры оглашаются до начала отношений, либо ты их выполняешь, либо я не буду с тобой играть – зачем мне тот, кто меня расстраивает? Здесь должен быть равноценный обмен. Как-то раз нижний пришел ко мне накуренный – я не стала разбираться и просто выставила его на лестницу. Он нарушил правила игры. Мое доверие легко потерять, а без доверия играть нет смысла. У сабмиссивов нет доступа к моему телу; при этом я использую страпон, например. От С/М партнеров я могу принять болевые воздействия и прикосновения.
Боль прекрасна. Больше всего меня привлекает play piercing. Иглы нравятся мне тем, насколько необычные ощущения они дарят. Помню первый раз, когда в меня вонзили иглу – это была акупунктурная небольшая иголочка. Буквально спустя 10 секунд после прокола я вся покрылась мурашками и почувствовала головокружение, за которым последовало полное расслабление, усиливающееся с каждой последующей иглой. Было просто нереально хорошо, как будто тебя затянуло в какой-то трип: по телу проходят волны и мурашки, звуки вокруг становятся объемнее, мозг плавится. Колющая боль для меня приятнее, чем порка, порезы.
Когда я занимаюсь плей-пирсингом и втыкаю иглы сама (или провожу любые другие действия с телом сабмиссива), то начинаю эмпатически перенимать состояние партнера, и как только его уносит, меня уносит следом. От игл тело становится гиперчувствительным и любое прикосновение дарит настоящий экстаз. Мой саб с первой же такой сессии впал в сабспейс, а отойдя от него, сказал, что это было похоже на приход от экстази.
Повреждение кожных покровов – мой самый сильный эмоциональный стимул, я обожаю следы укусов, хруст лопающейся кожи, струйки крови – чем больше, тем лучше. Плюс есть наглядное подтверждение происходящего: следы. Кровь – это апогей, результат, доказательство. Мне очень важны следы как знак обладания и как печать подтверждения, что боль состоялась. Потом я хожу, разглядываю заживающие синяки и царапины, мысленно возвращаясь в моменты экшена. У меня задокументирована в фото большая часть моих игр, я люблю делать красиво: корсеты, крылья из игл. Меня всегда привлекала dark aesthetic. И вообще эстетика для меня – всё.
Внешность сабмиссива – краеугольный камень наших отношений, она очень важна. Мне не нравится мужчины классического типа, я люблю невысоких, худеньких, женственных, длинноволосых и нежных мальчиков, похожих на сказочных нимф. Как только я встречаю такое существо, мне хочется его забрать себе, присвоить, спрятать от всего мира и владеть им. Так что своих нижних я для начала отбираю по фото.
Нахожу я их в Pure и Badoo; писать мне могут только те, кого я лайкнула в ответ. У меня очень четкий и конкретный профайл, который работает как фильтр: если человек соблюдает указанные в нем правила, мы можем начать общение. Затем я присылаю очень подробную анкету по практикам, и только тогда появляется шанс на встречу. Первая сессия всегда ознакомительная: порка, воск, страпон. Конечно, я его обязательно связываю: кто знает, что у человека может быть в голове.
Что мы делаем еще? Люблю феминизацию, страпон (без него мне скучно), выстраивание иерархии. Еще одной важной для меня практикой является асфиксия. Это прыжок веры. Человек связан и понимает, что его жизнь в твоих руках. В этот момент мои чувства сложно поддаются описанию – доверие нижнего вызывает у меня нереальный восторг.
Это ощущение владения чем-то бесконечно восхитительным, как будто невероятно прекрасная частичка мира мне принадлежит. Кажется, что нижний – это какая-то часть меня, которая почему-то оказалась отдельно, и я должна ее в себя вернуть.
Иногда сабмиссивы удивляются: что я от этого получаю? Мой ответ – всю вселенную внутри одного человека.
Изучая теорию БДСМ, я лучше понимаю мир, как взаимодействовать с ним, узнаю себя. Самым главным оказалось раскрыть в себе уверенность и силу Верхней. Это изменило мою жизнь. Я смогла раскрыться иначе как творческая личность. Я стала гораздо свободнее, перестала волноваться выходя на сцену. Мои стихи качественно изменились, они стали эмоциональнее, ярче, я перешла на верлибр.
слюна течет рекой
капает с губ, шипя и разбиваясь о распластанное тело
обездвиженное и беспомощное
уязвимое
оно по чуть-чуть растворяется в тумане
красном, будто кто-то пустил салют
прямо в глазах
я их вижу
эти искры боли
искры наслаждения
они сыпятся на кровать и смешиваются с кровавой водой, шипя и разбиваясь о простынь
Эти уверенность и сила изменили все. Привычное когда-то ощущение «Меня выбирают» сменилось на «Я выбираю». БДСМ не забирает у меня ресурс, а дает его: для меня экшен – это отдых, приятные ощущения, выброс эмоций, расслабление, настоящая терапия. Я очень остро переживаю любые эмоции: если любовь – безумная и эйфоричная, если грусть – то отчаяние, и сессии помогают мне прожить эмоции экологично.
Да, БДСМ во многом меня определяет, без него я не представляю свою жизнь. Да и не хочу.
Если вам интересна героиня интервью Рина, вы можете найти ее здесь.