Белая Гильдия 2. Часть 39
Двести тридцать седьмую страницу «Хроник освоения юга» целиком занимали перечисления имен князей и всех их родственников до седьмого колена, — кузин и кузенов, их детей, мужей, жен и даже любовниц... Столько нахлебников у простых селян — скотоводов и землепашцев, столько бестолково прожитых жизней в праздности и междоусобицах. Тухлое общество, которое рассыпалось в прах под мечами спустившихся с гор амазонок... И чем же мы лучше? Да ничем. Даже хуже... Те от любви пустить кровушку соседу-кузену хоть клинки точить не забывали... Только бы Роан пришел на помощь, только бы Димир не взбрыкнул на северян, отдал долг последней войны...
Эмиль закрыл толстую книгу с черным, как подгорелая лепешка переплетом. Библиотекарша, мадам Ализе в качестве исключения и памятуя о его должности начальника добровольной дружины разрешила вынести хроники из читального зала. Попросила расписку, а когда протягивала книгу посмотрела очень странно. Она и раньше смотрела на него внимательно и подолгу, но раньше Эмиль совсем не умел читать женские взгляды. Теперь он мог бы понять, что скрывается за этим мягким помаргиванием ресницами, мог бы, если бы мысли его не были заняты другим.
Эмиль отложил книгу на тумбочку, погасил коптилку и растянулся на кровати. Хрустнул суставами.
Сон не шел. Он представлял себе батальные сцены, кровавые расправы над правящими кланами, горящие деревни южан, представлял ведьм на волколаках, тех, сверкающих оружием, сильных, вертких, прекрасных воительниц, с которыми посвиданкался в Чучах... у ведьм были редкой красоты лица, как у убитой им белой ведьмы, или как у ее чернокудрой и чернокожей куре... Они убивали и убивали людей, так же, как убивали чучан... легко, играючи, даже красиво... убивали, а за ними шла армия наемников и занимала завоеванные земли... так они поступили с Южным королевством больше века назад, так они поступают с Северным теперь...
Хотелось поговорить с Эриком. Серьезно обсудить, что будет, если ведьмы перестанут дразнить их точечными набегами и ломанутся уже не просто небольшой толпой, а настоящей армией... Ведь так уже случалось... Все вот написано. И все повторяется... И что им тогда делать? Как спасать... близких... Итту, Лору, Ричку...
Эрик бы, конечно, сказал что-то легкомысленное или пафосное, но именно легкомыслия Эмилю сейчас позарез не хватало.
Говорить было не с кем. Эрика не было. С приездом Рички он окончательно слетел с катушек — приходил под утро, валился на кровать и сразу засыпал мертвым сном. На тренировках его шатало, под глазами пролегли благородные синяки страдальца. Черта с два! Страдальца... Отрывается на всю катушку...
Разумеется, Эмиль догадывался, где и как братец добивается жарких свиданий с рыжей красавицей. Все же Эрик был его близнецом, с которым он делил все — и материнскую утробу, и комнату, и тысячу детских шалостей, и даже любовь к девушке. Не обязательно было спрашивать, Эмиль и так знал — братец лазает в женский корпус по пожарке, может даже через комнату Итты, но скорее всего сразу на третий этаж к Тиане и Меррит — кумушкам братьев-роанцев, отличный же повод выбесить своей хуцпой еще и дружков. А потом уже на цыпочках трется к Маричке и, пока Черная Курица спит, парочка наверняка прячется по своим любовным утехам в подсобке уборщицы, на чердаке или, что скорее всего — в старой душевой...
На месте Эрика Эмиль повел бы Ричку именно туда, где стоит удобный высокий стол, списанный из лазарета и пристроенный для всяких хозяйственных нужд... Посадить девушку на этот стол — оказаться в самом выгодном для их роста положении.
Эмиль стал представлять Эрика и Ричку, как они занимаются любовью на этом столе, как бедра брата двигаются между широко расставленными ножками девушки, и как она постанывает от удовольствия. Он и не заметил, как в воображении оказался на месте Эрика, ощутил под руками ее теплые округлые бедра, и тут же в воображении сделал то, что запрещал себе сделать с Иттой — оказался внутри мягкого теплого, влажного, шелкового... как писали в специальных изданиях сведущие в ощущениях знатоки...
Чертова химия... Ну как же так... О чем бы он ни думал, рано или поздно цепочка измышлений приведет его к мечтам о женщине, а руку в штаны...
Он встал, прошелся туда-сюда по комнате. Подошел к умывальнику, над которым висело широкое тусклое зеркало. Набрал из умывальника воды в обе ладони и опустил в них лицо. Посмотрел на себя в зеркало, растирая пальцами веки. В комнате было темно. В зеркале отражался силуэт головы и плеч. Лицо было все в тенях. Лишь присмотревшись, можно было разглядеть черты - как Эмилю показалось - очень мрачные и несимпатичные. Этот длинный нос, вздернутый на кончике, этот рот - большой с тонкой ниткой первых мягких усиков над верхней губой.
"Усики - пропуск в трусики", - вспомнил Эмиль хохму Эрика.
Какая гадость. Какая, черт возьми, правдивая гадость.
Отчаянно хотелось идти к женскому корпусу, кидать в окно Итты шишку, говорить — я скучаю, идем, будем спать вместе. С сегодняшнего дня, навсегда. Он знал — она ему обрадуется. Она ему не откажет. Получалось, она в его власти, и все зависит от него, решения принимать ему. Это и грело, и пугало…
Он представил Итту в своей постели. Обнаженную, красивую, ее нежные груди с такими детскими, розовыми сосками, оставляющими сладкий привкус меда на языке, представил ее бархатный, белый живот и лоно, такое влажное от желания и шелковое на ощупь. И представил себя - дрожащего от похоти неумеху, пытающегося всунуть в ее узенькое влагалище вот этот вот выросший до неприличных размеров, несдержанный, неконтролируемый мужской орган.
Ей же будет больно. Больно и неприятно. Ей будет страшно, в конце концов. Она же не Ричка, она совсем юная, неопытная, еще не готовая ко взрослой жизни…
А он, конечно же, не сможет остановиться. Да и как тут остановиться, если он даже сейчас, от одной мысли о ней уже готов кончить прямо в штаны.
Сколько шансов, что он не заделает ей ребенка?
Хорош же он будет, если, потакая себе, приведет их отношения к банальному залету. В пятнадцать-то лет…
И даже если плюнуть на Эрика, на то, что тот всю жизнь будет над ним угорать. При каждом удобном случае называть Папочкой. И делать большие глаза - мол, выпендривался, выпендривался, а все разговоры о "до свадьбы ни-ни" оказались пшиком, пустой пафосной болтовней. Даже если плюнуть на Эрика, то на Итту и ее образование, ее мечту об инновации стиля Озёрской керамики, такую смелую, чудесную мечту плюнуть никак нельзя.
Зачать ей сейчас ребенка было бы воистину безответственно... Тем более во время войны, которая может продлиться долго и не пощадить никого. Сможет ли он защитить свою женщину и их дитя? Сам еще ребенок, едва-едва научившийся пользоваться оружием...
Эмиль снова набрал в ладони воды, снова умылся, подставил под умывальник голову, и снова упал на свою кровать - ничком в подушку. Надо было спать. Усилием воли заставить себя уснуть.
Воли было мало. Вся вышла там, на мостках. Закончилась, иссякла. Едва она взяла в руку его член, воля вытекла из него до капли прямо в штаны.
Солнце пресвятое! Как же ему было хорошо! Как же им было сладко…
Он повернулся на бок, представляя, что делал бы, если бы она сейчас была рядом. Если бы он плюнул на все страхи и принципы и решился ее позвать… или если бы она пришла сама, сама легла с ним. Вот последнее, пожалуй, ближе к истине. Итта куда смелее, безрассуднее... такая горячая, такая открытая... А он...
Трус. Слабак. Взвешиватель, как о нем говорил преподаватель по флейте — господин Меллис. Вот да. Отвратительный зануда. Чего он тянет? Комната в его распоряжении... Отгородился от всех лживыми принципами. Наивных планов настроил — чтобы прежде научиться сдерживать семя, контролировать свой организм, закончить хотя бы второй курс, заработать за лето какую-нибудь сумму. Им будет уже шестнадцать. Не восемнадцать, конечно, но все-таки. Пожениться по всем правилам, а уж тогда... запросить комнату в корпусе для семейных и учиться дальше... жить на стипендию... вот так... чтобы купить дублет и больше ни на что не осталось бы... И ладно... Зато любить ее каждую ночь, вместе засыпать и вместе просыпаться...
Было бы настоящее счастье, если бы все получилось по плану и если бы не чертова война…
Как он вообще решился заговорить с ней о свадьбе! После его позора с мгновенным семяизвержением прямо ей в руку… Кошмар, просто кошмар…
Она же все-все чувствует и слышит. Все понимает…
Она… она сказала — «конечно, с радостью»... согласилась стать его женой.
Ни слова об Эрике, ни секунды раздумий...
Любимая. Нежная, такая красивая, добрая, старающаяся его понять... такая желанная...
Эмиль снова лег на спину. Снова вытянул тело в струну.
Она его любит. Конечно, любит. Как доверчиво дрожала она от его ласк, как горячо целовала.
Он провел рукой по тем местам на шее и ключице, где остались следы ее поцелуев, и дал себе слово, что будет учиться, что в следующий раз снимет с нее трусики и постарается сделать все так, как советовали в лежащей под его матрасом брошюре... Он будет любить ее осторожно. Если верить пособию, есть множество всяких способов доставлять друг другу удовольствие... от которых не бывает детей…
Эмиль еще долго крутился в постели и, смирившись с тем, что не уснет, встал, оделся и пошел к Тигилю отвлечься — поговорить, если тот не спит... Не об Итте, конечно, и не о тайнах Тигиля, а вообще — о хрониках освоения юга, например…
Комната Талески была открыта, но пуста. В ней сильно пахло сладким дорогим табаком. Странно. Курить прямо в комнате было не в правилах разумного Талески. Кровать смята. Ни сапог, ни куртки... вряд ли Тигиль отправился до ветру при всем параде... Тайны, о правах на которые Эмиль напомнил своей возлюбленной, досаждали его не меньше, а куда больше Итты. И сильнее, чем обстоятельства отрубленного мизинца Эмиля интересовали обстоятельства при которых его друг, сын станционного кузнеца, стал в шестнадцать лет настоящим профессиональным фехтовальщиком. Гвардейцы знакомые научили... Этому Эмиль не очень-то верил. Кому понадобится возиться с хмурым, низкорослым подростком?
Он еще постоял посреди комнаты, взял с тумбочки последний выпуск журнала: «Ну когда же?», раскрыл...
«...нашего просвещенного царствования....
В коридоре послышался шум. Стук ботинок спешащих людей. Громкий шепот знакомых голосов. В комнату Тигиля вбежали Левон и Герт.
— Эмиль? Эрик? — по привычке спросил Герт, хотя в последнее время различить близнецов стало нетрудно, Эрик теперь собирал кудри в хвост, а Эмиль напротив — подстригся коротко.
— Эмиль. Какое счастье! — выпалил Левон. — Тиг где?
— Болтается где-то... Сам его ищу. А вы что такие взмыленные? Что... случилось что-то?
Но Левон уже прислонился к косяку и, тяжело дыша, заговорил:
— Плохо дело, брат. Я не нашел Дамину. Все облазил. Весь Уздок, будь он неладен. Я это... решил, что она вернулась в Туон. Ну мало ли кто ее подвезти мог. Она же... такая красивая. И вот... я вернулся. Дурак! Нет ее... Нет! И не было. Ни на ужине, ни у себя...
Эмиль почувствовал сначала досаду. От того, что ни ночью ни днем ему нет покоя от всего этого сумасшедшего мира, который... но мозг его уже включился, радостно хватаясь за возможность решать не ту проблему, которую ему решать было страшно, а ту, которую надо было срочно решать...
— Ты узнал, кто последний ее видел? — спросил Эмиль у Левона.
— Пробовал. Ее соседка по комнате, Афанаида... Адалаида... Не помню. Пуганая такая мышка. Мямлит, мол ничего не знаю, в Уздок не ездила, весь день была в общаге, училась... Толку нет с нее. Самим надо искать... Я думал Тига позвать. Он вроде толковый, по местности разбирается...
— Будем искать, — сразу сказал Эмиль. — Позвать надо всех наших. По лесам болтаться втроем глупо.
— Вообще всех? — удивился Левон.
— Дружину. Она же зачем-то существует. Вот за этим как раз. Герт, стукни Риру, я за Эриком. Левон, попробуй Тига найти. Он нам нужен.
— Лучше роанцев. Дрош верхом не ездок. Но его тоже надо поднять и поставить дежурить по городу. И Пауля с ним. Так будет правильно.
— Мы что, верхом? — с нескрываемым восхищением спросил Герт. — У нас... лошадей столько нет. Ваш Буба да Рировский Додон. Все.
— Не все, — возразил Эмиль. — Битюг Дроша. Остальных возьмем гвардейских. Скажем, Комарович разрешил. Сбор через пятнадцать минут у конюшни...
И Эмиль ринулся к себе — за куртками себе и брату, да и мечи не помешает прихватить, а потом — за Эриком в душевую, или где он там еще. Куда могла пропасть Дамина? Кумовьев в Уздоке у нее не водилось, зато в Уздоке водилось все больше и больше пришлого очень неприятного сброда... Грабители те же... и эти... конные... в белых... не то сутанах... не то простынях...
Спустя полчаса семеро всадников выехали через южные ворота к Уздоку.
— Дружина! — предвосхищая вопрос дежурного, доложил Эмиль. — Окрестности обозреть...
Играющие в карты гвардейцы и сами узнали юных дружинников, они не отказали себе в удовольствии пошутить на тему эля, борделя и сомнительной длины пацанских клинков.
Эмиль не стал задерживаться ради приятной беседы, повел друзей дальше — прямо во мрак южной дороги.
Он ехал на Бубе, с мечом на поясе, Эрик на дрошевском битюге — с отцовским арбалетом за спиной. На обоих Травинских были старые еще позапрошлогодние синие куртки, в которых они почти год назад сидели с Иттой у студенческого костра, и подумать ни о чем подобном не могли. Следом на серой гвардейской лошадке ехал взволнованный, бледный Левон в овечьей куртке с длинным тонким кинжалом за поясом, фамильное какое-то оружие, которое он по причине начавшейся войны приволок из дома — с дальнего южного хутора, где и сейчас еще стояла жара, тогда как тут на севере ночной холод уже пробирал до костей. Герт в шляпе и стеганом пальто, снятым явно с отцовского плеча оседлал серого пони пана Варвишеча. Братья-роанцы обошлись одной крепкой каурой лошадкой с гвардейским клеймом на крупе, они сливались на фоне темного пейзажа в единое двухголовое существо. Один белоголовый Рир на белом своем Додоне просто таки светился ярким пятном в группе этих забавных юных следопытов. «Хоть посох ему давай — подумал Эмиль. — И остроконечную шляпу».
Уздок погасил огни, притих, точно нашкодивший котенок, свернулся в уютный спящий клубочек на ладони лугов Девании. Только окна Рогатого Фея светились в ночи. Эмиль сходил в пивную один, понимая, что вся компания привлечет слишком много внимания. Разливщик сказал Эмилю то же, что и Левону днем. «Не знаю ни про какую Туоновскою девку, в городе тишина и порядок. Все ждут праздника урожая. Вот, даже посетителей курам насмех».
Посетителей и вправду было немного — трое молодых парней и одинокий дедок, уже купающий в кружке нос.
— А что, праздник урожая? — спросил Эмиль. — Будет гулянье?
— Приходи, узнаешь. Кулаки только приготовь, долговязый.
— Я предпочитаю меч... — ответил Эмиль. — Спасибо...
Покрутившись еще по ночному городу, решили выехать в окрестности. Хуторов вокруг Уздока рассыпалось как шишок вокруг сосны. Их тоже было бы правильным проверить. Не будить, конечно, но приглядеться. По новым временам стучать в ворота ночью — можно и болт арбалетный в зад схлопотать. Эмиль со вздохом подумал, что еще год назад постучать в двери, спросить про пропажу, да если бы и яблок попросить или напиться, было бы само собой разумеющимся. Подъехали бы, спешились, потрезвонили в колокольчик... Делов то...
Все изменилось. Он прямо-таки ощущал нависшую над ними всеми пелену тревоги. Вроде бы его лично пока ничего ужасного не коснулось, но в полушаге от него война уже глотала людей. Лацгус, Лиса, Натан... покалеченный Тигиль. Родители Дамины, и теперь сама Дамина... Куда, черт подери, она могла подеваться?
К полуночи на луга лег туман и мокрые копыта лошадей ступали точно в молоко. Они объезжали хутора быстро и тихо, заглядывали в окна, лай собак пугал всадников больше, чем спящих хозяев.
Попался только один хутор, в окне которого горела коптилка. Эмиль решился и позвонил в колокольчик. Вскинулись лаять псы. Хозяин вышел на крыльцо с фонарем и заряженным арбалетом, разглядел силуэты странных всадников и крикнул через двор:
Эмиль громко поздоровался, объяснил суть дела.
Тогда хозяин спустился с крыльца и открыл ворота, больше от любопытства поглазеть на конных студентов, чем от желания помочь. Сунул фонарь в лица незваных гостей. Разглядел арбалет за спиной Эрика и меч на поясе Эмиля, присвистнул.
— Не найти вам... — был вердикт хуторянина. — Ежели чего упало, то пропало. Тем более девица. По окрестностям кого только не шляется. Вон, даже такие молокососы, и то — при оружие теперь. Война, как есть война. Девок надо подле себя держать... Потому как если и взяли ее бандиты какие, — все, пиши пропало.
— Спасибо, отец родной... — закипая, проговорил Левон. — Успокоил.
— Ну ищите, — пожал плечами мужик. — Мои бабы дома. Вашей среди них нет.
Настала ночь, на небо выплыл юный, нежный месяц с тонкими рогами, осветил бескрайние луга Девании, посеребрил лесные тропы. Дружинники покрутились еще близ Уздока, а потом углубились в лес между Уздоком и Каркассом, покричали девушку для очистки совести. Их голоса перекатывались эхом между соснами, им ответил далекий волчий вой и хлопанья крыльев разбуженных птиц. Все было напрасно, все глупо. Ну что ей в лесу делать? Они вернулись на объездную дорогу и долго следовали по ней, присматриваясь к следам телег. Нет, сплетающиеся в косы борозды на вытоптанной земле ничего не знали о Дамине Фок, а если и знали, то помалкивали.
Заимки и хутора на юго-западной стороне от Туоновской городской стены стране спали праведным сном, и даже лай их собственных собак сильно их не тревожил. В придорожных трактирах, не закрытых даже за поздним временем, никто ничего не знал, не слышал, не видел.
Единственный гвардейский патруль возле холма при Каркассе коротко и по делу ответил:
— Наши бабы все по домам, слава Солнцу.
Итого, молодая студентка третьего курса Туонского университета Дамина Фок просто исчезла, словно никогда ее и не было. И решительно ничего нельзя было сделать, чтобы ее найти. Как будто сама земля поглотила. Мистика? Проделки нечисти? Шутки древних? О таком рассказывали.
Левон бесился час от часу сильнее. Он хотел идти сразу одновременно во все стороны.
— К ведьмам, к ведьмам все это! — ревел он. — К собачьему черту и к черту кошачьему, к свиному черту и к говяжьему!
У Северных ворот Туона юные дружинники, уже не зная, что предпринять, зачем-то поднялись на пригорок, а оттуда — на кладбище за Графским Зубом. Думали, найти того кладбищенского сторожа да поспрашивать, что за белые сутаны ошиваются по окрестностям, и даже набрели на его сторожку, стучали, стучали — без толку... Может быть тот спал, может ковылял по округе — старый, безумный человек, на помощь которого усталый и молчаливый Эмиль не особо надеялся.
— Нечего тут делать... — бесился Левон. — Надо обратно к Уздоку двигать. В полицейский участок ломиться. Эх, жалко Талески нет. Вот уж он-то быстро вычислил бы, куда можно деть девицу.
— Увели невесту у Левона, — хохотнул Эрик, первым разворачивая дрошевского битюга назад, в сторону южных ворот. — Прямо из стойла увели...
— Аааа, тебе смешно! — окрысился Левон. — Ты хоть понимаешь, что ее убить могут?! Зарезать, как жертвенное животное! Снять кожу с живой...
— Воображение у тебя! Позавидуешь! — крикнул Эрик уже издалека. — Сидит небось у кого-нибудь в гостях, или комнату сняли в гостевом в Чернильнице... И Тигиль с ней. Дело молодое... Ты вот в Чернильницу ходил? Не ходил! А я бы оттуда начал.
Эмиль кивнул Риру и делившим одну лошадь на двоих роанцам и тоже повернул Бубу назад — к воротам.
Эрик сказал то, о чем Эмиль думал с самого начала, помня, что друг засматривался на стройную Дамину еще в прошлом году. А так же помня, что Дамина никак и никому из парней шансов не давала, и Тигиль как-то в шутку обмолвился, что такую только силой брать. Неприятная, нехорошая эта версия Эмилю не нравилась очень. Скатиться до такого грязного поступка Тигиль не мог не при каких обстоятельствах, даже таких, как последние. Но если на миг предположить, что мог... Если у него в самом деле помутился рассудок после всего случившегося, и он сам умыкнул Дамину... Против воли... Ведь не говорил же он ни с кем пять дней к ряду... Тоже такое не с каждым случается.
На Северной дороге он поравнялся с Эриком, уже совершенно вымотанным и еле державшимся в седле и сказал тоже очень устало:
— Давай-ка, правда, гостиницу в Чернильнице проверим. Если там нет, вернемся.
— Ты лучше скажи, почему Итта не с нами? — негромко спросил Эрик. — Она бы в два счета нашла Дамину. И поехавшего Талески заодно. Зуб даю — обоих за раз. Левон потому и бесится, что сам все понимает...
— Надо было Итту позвать, да... Но... я подумал...
— Дай угадаю! Ты подумал, раз ты начальник дружины, то сам справишься. Очки себе заработаешь, самолюбие причешешь. Так?
— Нет... — не зло передразнил Эрик. — Что я, тебя не знаю?
— Я хотел, чтобы моя девушка спала, а не моталась по ночному лесу, где все что угодно может случиться...
— Моя девушка! — Эрик картинно хлопнул брата по плечу. — Как звучит-то!
К утру небо затянулось и начал накрапывать мелкий противный дождик. В Чернильницу они явились уже подмокшие и совершенно измученные. А потому стучали громко, растяряв всякую вежливость в ночных шатаниях вокруг Туона. И там их тоже поворотили. Никакой Дамины, никаких одиноких девиц и даже парочек в гостинице не было. Им сказали тоже самое.
— Сегодня начнут съезжаться на праздник урожая. К вечеру ни одного места свободного не будет. Так что ежели молодым господам угодно комнату, то лучше вот прямо сейчас заплатить задаток ... А ежели нет — нечего в такую рань честных людей будить.
В Туон они вернулись засветло. Сладко выспавшиеся обитатели студенческого городка уже открывали окна и витрины. Наступала пятница. Все это предприятие теперь представлялось им какой-то нелепицей, какой-то идиотской зарницей, игрой в войнушку на стройплощадке. И их фехтовальный кружок по борьбе с врагами Родины тоже совсем не казался чем-то даже сколько-нибудь разумным. Хотелось лечь и проспаться, проснуться взрослыми ответственными людьми при должностях, орденах, выездах четверкой лошадей и домах в Кивиде, в Янтарном квартале. Вот бы было весело, вот бы хорошо.
А теперь получалась совершенно неприятная картина. Надо было идти к Брешеру, докладывать о пропаже студентки, рассказывать о ночных объездах, собирать народ, тормошить полицейских.
— Может, Дамина давно вернулась и спит? — уже на выходе из конюшни предположил Рир. Он единственный из всех не выглядел усталым. Выросший в лошадином краю — Айрегасе, Рир Ключник мог и сутки напролет вовсе не покидать седла, а ехать и ехать — куда угодно и сколько угодно — лишь бы чувствовать под собой теплую, сильную спину своего коня и видеть впереди ленту дороги.
— Я проверю, — сразу вызвался Левон. — И к Талески заодно зайду. И если он до сих пор не появился... — Левон не договорил, сжал кулаки и закусил усы.
На доске возле столовой, где Комарович вывешивал информационные бюллетени, появилась новая бумага. В ней извещали, что для окормления и исправления в Туон едет жрец жрецов, дядя-Солнце Стробондо. Едет исцелять нравы и выжигать кованым батогом крамолу и разврат.
Рир, Левон и Эмиль досадливо скривились, а Эрик напротив, впервые за ночь пришел в приятнейшее расположение духа.
— Холодец у него совершенно мировой, — сказал он не понимающим друзьям. — А какая заливная рыба — ухх! Вы такой и не нюхали!
Тигиль Талески спал в своей постели, на стук он не ответил, но когда друзья вошли, то увидели его спящим. Куртка и штаны были скинуты на пол, а к сапогам — Эмиль отметил — прилипли комья земли, травы и навоза. Не лошадиного, а коровьего, то есть Тигиль тоже побывал где-то там, где коровы ходят вольным шагом, не в Туоне, нет...
Дамина Фок так и не появилась, и ее пропажу уже никак нельзя было утаить.
Источник: https://litclubbs.ru/articles/59557-belaja-gildija-2-chast-39.html
Книга 2. Новый порядок капитана Чанова
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.