Значительно пеработанный рассказик...
Не знаю, удалось ли очистить от личного и оставить только литературу.
Бессоница
«Бессонница, Гомер, тугие паруса, Я список кораблей прочел до середины...» Что там — в шевелении теней?Лампа под тряпичным абажуром, ткань старая-старая... Цветные пятна по стенам: райские птицы, цветы, ветви. Свет сквозь нити — за моей спиной тени: охотятся, пируют, точат мечи…/…как я был влюблен тогда! Боже ж мой! как я был влюблен…/ Телефонный аппарат спит, как спят кошки, свернувшись…Нет не кошки! — так спят коты, уже пожившие, с надорванным ухом, с желтыми, разбойничьими глазами, с жесткими усами, сломанными с одной стороны……вся квартира ходит на цыпочках — «Тс-с!..»
Не умею фотографировать. Никогда не умел. Я смотрел рамку видоискателя, щелкал затвором старенького ФЭДа, но сквозь дрожь воды, в красном полумраке — раз за разом: чужое лицо, надменный взгляд, незнакомая мне девушка. И лишь один снимок; единственный, где есть ты...Эта фотография и сейчас где-то в ящике стола, зарыта глубоко между бумаг. Я мог бы, наверное, ее найти./…смотрел на твое окно. Вечерами, запрокидывая голову. Какой бы дорогой я не шел, эта дорога (правда, странно?) приводила под твое окно…Наверное, с высоты восьмого этажа, я был похож на птицу, на черную ворону, на черную ворону на белом снегу…/ Налить чаю, взять книгу о великой любви, поднявшей в путь корабли…Книги громоздятся штабелями, книги образуют равелин, крепостные стены, башни. Лучники примостились у бойниц, кипящая смола слов готова к штурму. Тени с огромными щитами и в шлемах с гребнями подступают ближе и ближе. Славно попирует воронье на развалинах!…а штурма не будет. Сегодня я так и не открою книги, лежащей на коленях.
Всё дело……в нечаянном телефонном звонке, в шорохе в трубке, в сорвавшемся вздохе, в гудках сразу после: «Это ты?..»
Где-то зевает собака...Всё дело — в слонах. «Ты сосчитай слонов, расчет к утру сойдется…» Это был подарок на день рождения — дурацкий голубой слон, в половину меня ростом. «Ты бы еще коня приволок!»/…Боже ж мой!Я не вспоминал об этой моей любви (Боже ж мой!), я не вспоминал об этой самой длинной, самой несчастной, настоящей (ибо только несчастная любовь может быть настоящей!) — Боже мой! Сколько лет я не.../ Она — на другом конце огромного города. Задумавшись о тени, которую три тысячи лет ждут на другом конце Ойкумены, случайно набираешь номер, который до сих пор помнишь наизусть.«Случайный ангел мой, случайный ангел мой…»
Всё дело — в бессоннице,Спи, завтра будет новый день.Спи./…/