Куриный замес императора Петра I: от памфлетной войны до вольностей дворянства

Не вовремя объеденная курица царевича Алексея сыграла роковую роль в истории России. Из-за неё наследнику Петра поменяли наставника. Мягкосердечный ученый немец не смог воспитать из слабохарактерного царевича правителя, в котором нуждалась Российская империя. Претендентов на трон стала сажать гвардия, а дворянство получило вольности, о которых и мечтать не могло.

У нас чужая голова и убежденья сердца хрупки... Мы - европейские слова и азиатские поступки. Н. Щербина

Догнать и перегнать Европу

Начало 18 века в России — время европейских новаций. Молодой царь Петр, ещё не Великий, стремился изменить все — от фасонов до языка. Своих кадров не было - приходилось массово нанимать иностранцев. Настоящим кладезем оказалась Германия, где произошло перепроизводство лиц с высшим образованием, которым некуда была приткнуться. Россия стала для них страной возможностей.

В 1701 году 11-летнему царевичу Алексею в качестве наставника был выбран выпускник Лейпцигского университета Мартин Нейгебауэр. Сей муж прославился при дворе своей вспыльчивостью и резкостью. Наставник царевича распускал руки в отношении «варваров» и «бранил жестокою бранью». Чужие реалии его нервировали. Из страны каминов, колбасок, правил гигиены и уже позаимствованного у французов этикета, он попал в медвежий угол, где о правилах поведения за столом в принципе слышали, но до соблюдения пока не дошли. Своим высокомерием он достал всех. И тут вышла оказия.

Во время одного из обедов в 1702 году царевич Алексей взял себе кусок курицы, пооткусывал, а потом недообгрызенный остаток положил обратно на общую тарелку. Это стало последней каплей. В голове у немца перемкнуло. Он обвинил воспитателей, Нарышкиных и отвечающего за учебный процесс дворянина Никифора Вяземского в том, что все они "мужики и свиньи". При этом, как донесли царю злые языки, немец якобы кидался посудой. Западник до мозга костей Петр провел тонкую грань между глобализмом и русофобией: Нейгебауэра пинком под зад вытурили с русской службы.

Немец уехал на родину глубоко оскорбленный. Тянул, понимаешь, этих варваров-московитов к европейской учености, а что в итоге? Обругали, выгнали с работы, денег зажали. И Нейгебауэр стал мстить так, как умел.

В 1704-м, 1705-м и в последующие годы херр Мартин написал кучу памфлетов, где самыми позорными словами крыл русскую службу, царский двор и обычаи. Эти брошюры Нейгебауэр продвигал, как мог, даже распространял за свой счет при дворах многочисленных немецких князей.

Дело принимало нешуточный оборот. Шла Северная война, царь пытался произвести хорошее впечатление на немецких государей. Это бы облегчило ему найм в их землях офицеров, администраторов, инженеров и квалифицированных рабочих, в которых отчаянно нуждалась Россия. Однако один-единственный Нейгебауэр со своими нападками грозил сорвать все предприятие.

Ситуация была настолько прозрачной, что в 1705 году Нейгебауэр предложил петровским сановникам отправить его царским послом в Китай — тогда он прекратит выпуск памфлетов. Сановники Нейгебауэра, конечно, послали, но не в Китай, а по батюшке и по матушке. А для противодействия памфлетисту привезли немца-контрпропагандиста.

Наш человек в Вене

Им оказался Генрих Гюйсенс, новый наставник царевича Алексея, взятый на место Нейгебауэра. Гюйсенс от деятельности старого наставника не был в восторге. Царевича он находил очень талантливым, но плохо подготовленным к курсам европейских и камералистских (т. е. управленческих) наук. И хотя основы ему успели хорошо преподать, создавалось ощущение, что Нейгебауэр не столько учил наследника престола, сколько пикировался с его окружением. Гюйсенс, в отличие от предшественника, в позу не вставал, возможности окружения влиять на Алексея Петровича никак не оспаривал. Скорее, даже потакал воспитаннику.

Гюйсенс, к примеру, никак не мог взять в толк, на кой черт царь постоянно отрывает подростка от учебы: то на парад его вызовет, то на взятие Нарвы, то в пороховой двор его загонит. К тому же Петр ввёл для наследника практические уроки. Юноше приходилось строгать, пилить, помогать литейщикам в цехах или пороховую мельницу крутить. Фон Гюйсенс этого не понимал, в чем проявлял редкое единомыслие как с самим царевичем, так и с его окружением. В отличие от Нейгебауэра, который Алексея Петровича активно муштровал и не давал соскользнуть на дорожку потакания своим прихотям.

Находясь в 1705 году с дипломатической миссией в Вене, Гюйсенс в течении двух лет печатал контрпропагандистские памфлеты. Однако к тому времени к Нейгебауэру присоединились шведские писаки — война со Швецией велась и в пропагандистской плоскости, и для России памфлетный бой стал не неравным. Петр ответил асимметрично — потребовал принять административные меры. И, по настоянию русских посланников, в Саксонии и Пруссии хождение антироссийских брошюр было запрещено.

Верный царю Гюйсенс уже просто не успевал развеивать очередные обвинения памфлетистов в варварстве и дикости своего сюзерена. Дело двигалось к каннибализму и ритуальным оргиям, но тут в карьере херра Нейгебауэра случился знаменательный поворот. Он заполучил теплое место канцлера в шведской Померании. Сменил ремесло обливания помоями на широкое воровство из государственного кармана. В чем и преуспел и окончил жизнь весьма богатым человеком.

А вот его антагонисту Гюйсенсу не повезло. С дипломатической работой в Вене он не справился. После он курировал проекты служебных реформ и образования Коллегий, но с этим тоже дело не задалось. А под конец жизни немец уже так обеднел, что просил российский Сенат обеспечить его хоть какой-нибудь пенсией. В Сенате не звери сидели и пошли ему на встречу.

Самодержавие не для слабых

А самым большим разочарованием стал подопечный Гюйсенса. Царевич Алексей поссорился с отцом и в 1716 году сбежал от него во владения германского императора. Сначала в Австрию, потом австрийцы его перевезли в Неаполь. Пришлось Петру снаряжать целую миссию по возвращению наследника обратно в Россию. И даже пугать ради этого германского императора военным вторжением и помощью венгерским инсургентам, пытавшимся выйти из под власти Габсбурга. Обманом и давлением царевича удалось затащить в октябре 1717 года в Россию, где и вскрылось, что он участвовал в заговоре против царя. Затем был суд и смертный приговор, вынесенный 127 высшими сановниками империи.

Публично казнить своего сына Петр так и не решился, так что его быстренько удавили в Петропавловской крепости в июле 1718 года. Чем заложили основу романовской традиции 18 века мочить ненужных представителей династии когда вилкой в пузо, а когда и табакеркой в висок. Но это было только начало великого перелома. У Петра не осталось наследников: сын Петра от второй жены, будущей императрицы Екатерины I, Петр Петрович умер в мае 1719 года.

По такому случаю в 1722 году Петр издал указ: император всероссийский, как истинный самодержец, сам будет определять, кто ему наследует. Однако оставить "тестамент" с именем наследника император не успел. А после его смерти в 1725 году стало уже не до того - наступил гвардейский век.

Гвардия и высшие сановники страны играли короной российской империи, как легионеры в эпоху "солдатских императоров" в Риме. И с каждым новым военным переворотом очередной российский император все больше и больше умасливал дворянство. Дальше всех пошел Петр III. Своим "Манифестом о вольности дворянства" он отменил обязательную гражданскую и военную службу дворян и разрешил им свободно ездить по Европе. Так вот постепенно вместо "мужиков и свиней", подписывающихся "холоп твой государь, Миклушка Вяземский", в России появились вашблагородия и вашвысокородия.

А началось все с куска курицы и с потакающих царевичу наставников.