Пинка под Запад

Запад принято любить или ненавидеть. Но не Запад в себе, а (примеряя) себя на Западе. На воображаемом Западе, даже если тот выдаётся за реальный

20 лет социальной консервации гражданского общества и демократических институтов и ценностей в нашей стране — а после 2012-го и остракизм в отношении либералов с «западными ценностями» привели к невероятной деградации здешней общественной мысли и только усилили драматически разрыв между нами и передовыми странами, разрыв уже даже по поводу базовой картины мира. Даже прозападно настроенная публика тут местами застряла во времени и потеряла ориентацию в пространстве, неуклюже копируя сюда актуальные зарубежные ценности и тренды — но не переосмысливая и не ассимилируя их. Ну а антизападные настроения совсем карикатурны, потому что высмеивают Запад, которого давным-давно... нет. Отечественные [собирательные] интеллектуалы не в состоянии создать первичные, новые смыслы; что там, они даже вторичную информацию анализируют задом наперёд.

Запад плоть от плоти пост-пост-, мета-мета-, именно что мультикультурализм и трансцендентность — наряду с плюрализмом и демократией — сделали развитые страны лидерами по уровню жизни и экономическим показателям, однако постсоветская публика этого то ли не понимает, то ли не хочет понять, зачем-то рассматривая в 2020-е глобус начала 1990-х

(Текст мог бы называться «Пять грехов российского интеллектуала. Мракобесие».)

К Западу в нашей стране отношение противоречивое. Противоречивое от и до. Буквальное — речь ведут о несуществующем Западе, о собственных когнитивных искажениях по поводу него.

В первом тексте про «Пять грехов...» отмечал уже поразительную амбивалентность собирательного российского интеллектуала: прозападные интонации и антизападная риторика здесь... одинаково похожи, как будто отзеркаливая друг друга. Что, однако, предсказуемо, ведь Рунет обсуждает тот Запад, которого... нет метафизически. Обсуждают собственные проекции, заблуждения, предубеждения и представления о загранице, слабо связанные с действительностью. Не вникая даже в эту действительность; не ассимилируясь на Западе и не пуская Запад... в себя.

Не понимая западный культурный код и не принимая простейшую диалектику тамошнего мира, который находится в непрерывном движении, сочетая прогресс и консерватизм, отменяя старое, учреждая новое, перепридумывая старое на основе нового... Динамична не только мысль, динамично западное общество как таковое, вот почему Запад в глазах постсоветского человека — это муляж и симулякр, сотканный из вчерашних лоскутов, газетных вырезок и сакраментальных книг.

Великобритания и континентальная Европа — две разные Европы. Европа материковая, в свою очередь, эклектична уже тем, что Скандинавия отличается от Германии с Бенилюксом, те — от бывшего соцлагеря с Балканами.., Франция, Италия и Испания — от всех вышеперечисленных и друг от друга одновременно. И при этом у всех них есть общее, есть сходство по ритму жизни — и в глобальном плане, породившее шенгенскую зону и Евросоюз. Между тем англосаксонский мир не может договориться внутри себя; у Великобритании и США даже английский язык свой у каждой, а Канада давно на своей волне. В придачу Южная Корея и Япония — географически они самый что ни на есть Восток, культурно — тоже, однако технологически и с точки зрения международных отношений давно вращаются на западной орбите.

Строго говоря, на смену западной парадигме пришла парадигма глобальная (а если изучить мировую историю последних пары тысяч лет хотя бы бегло и ознакомиться с европейской экспансией и колониализмом, то выяснится, что у «западного» значений и векторов-то много больше…), постепенно в свою очередь замещаясь парадигмой постглобальной и постколониальной. Опять же, интернет, гаджеты, торговля, укрепление английского языка как ключевого интернационального, языковой и культурный обмен.

Развиваясь самостоятельно и поодиночке, западные страны развиваются и сообща, сдвигая современную цивилизацию и эдакую ноосферу, пресловутую европейскую культуру — а затем на фоне неё развиваясь самостоятельно по-новой. Европа по природе своей постевропейская, а теперь уже и постпостевропейская.

Диалектика разума и бытия вывела её на постмодерн. Впоследствии тот обернулся постпостмодерном, постпостмодернизмом.

Запад переизобретает себя и не переизобретает одновременно. Запад исчез и пал, но сохранился трансцендентно, оставшись вечным Римом и плеядой иных городов и городков.

Постисторичность Запада оказывается неразрешимой задачей для человека постсоветского, коему до сих пор трудно преодолеть фантомные боли и зажить настоящим, днём текущим, не то что будущим. Он-то своё «пост-» не отрефлексировал, не переварил, не смирился, не забыл и не отпустил — чтобы попросту успокоиться насчёт заграницы и принять её такой, какая есть.

Это отчётливо заметно по... эмигрантам. Российский эмигрантский корпус, очутившись в новой парадигме, по мнению перебравшегося в Германию журналиста Дмитрия Губина, делится на два «русских мира»: ассимилировавшиеся безродные космополиты (в этом слове нет ничего плохого, быть человеком мира — это ещё и мыслить необычайно свободно) и неассимилировавшиеся постсоветские, которые разочаровались в эмиграции. Плюс третий автохтонный мир Рунета. В рамках последнего можно выделить и четвёртый мир — постсоветские неуехавшие, которые в свою очередь разочаровались в эмиграции, даже... не уехав ещё.

Отдельно скажу про тех, кто уехать не может, с гигантским сочувствием к ним.

В культуре и обществе, даром что не объявивших открыто курс на самоизоляцию от внешнего [западного] мира, быть космополитом и называться либералом скоро станет гражданским подвигом, ведь либералы в суверенном Рунете тоже... суверенные. Зарубежные тренды и события последних лет вызвали мощнейшее зарево в российских интернет-кругах, восставших против «прогнувшегося под SJW-леваков Запада» и внезапно присягнувших правоконсервативному знамени.

Тут, конечно, надо понимать попросту, что никакого SJW-лобби, масонской ложи и закулисного заговора нет и быть не может в принципе, зато есть группы людей, которые борются за свои права, и подвижное социальное коммуникативное пространство a.k.a. общество, которое непрерывно развивается и в котором есть культура дискуссий (плюрализм) и демократических институтов (включая республиканство), но (пост-)советский интеллектуал Рунета рефлексирует не западное, он выплёскивает наружу собственное бессознательное по этому поводу, ибо его страна даже не собственная, а демократия и права человека всё больше кажутся ему чужеродными буржуазными ценностями. Тем более что в его стране прямо под носом бушуют классизм и лютое социальное расслоение, не одно поколение выросло с психотравмами, коммуналки, общежития и жизнь под крышей со старшей роднёй привели к тому, что ни о каких личных границах не слышали на дух, а о психотерапии представление обывательское крайне поверхностное и ложное (психиатрия карательная, в психушке дурачки лежат, клеймо на всю жизнь, не отмоешься).

И разговаривает постсоветский интеллектуал не с Западом, а с... самим собой. Шизофренически и седативно уклоняясь от обсуждения насущных проблем в пользу диалогов про мифический Запад.

На этом фоне ясно тем паче, что собравшиеся уехать, но несумевшие оперируют представлениями о реальном устройстве западных стран и действительно ощущают себя частью глобального коммуникационного пространства. Куда валить и зачем, они представляют чётко

Между «пора валить» и «пора валить, но некуда, [а значит, не надо валить, нас и тут неплохо кормят]» разница грандиозная. Второй подход — это т.н. четвёртый мир в рамках третьего мира Рунета. Подход первый — это мир пятый, мир сегодняшнего российского меньшинства; под шакальи крики «не нравится — вали, либеральный русофоб!!!».

И мир четвёртый — отдельный феномен, потому что сочетает в себе одновременно и ненависть¹ к «Западу», и его обожание², которое оборачивается слепым подражанием и калькированием тамошнего образа жизни без оглядки на отечественную специфику.

Ниже — фрагмент статьи про холуйство.

¹ Российский интеллектуал-ксенофоб шанса развитым странам не даёт намеренно, уверяя тебя, будто Европа и прочие падут под натиском новых варваров. Собирательный Запад у него якобы обречён, [ибо нефиг что-то менять, защищая очередных слабых, угнетённых или просто неопределившихся, или же менять надо было, но НЕ ТАК]. Любая ошибка ставит некогда передовую цивилизацию якобы на грань гибели. Далее к тому же следуют типовые тэйки про «сильным не нужны подачки/никто теперь сильным/смелым/новаторским быть не захочет, это невыгодно, [тамошние леваки и SJW-“снежинки” угробят процветающую культуру, экономику и целые бренды]» и «уникальный исторический опыт, который не масштабируется на менее развитые страны, [не мечтайте о западном уровне жизни]». В Рунете это поветрие гуляет уже который год в том или ином ключе, суть одна.

Запад у него собирательный и воображаемый — это не тот метафизический Запад, что существует в действительности, а сплошное когнитивное искажение и оптический самообман.

От знакомства с неприглядной и беспристрастной зарубежной действительностью, шероховатой и эклектичной, постсоветская персона раздражается колоссально: заграница не та, какой казалась!..

И в целом, повторюсь, это больше похоже на неотрефлексированный крах биполярного глобуса.

² С прозападничеством у российского интеллектуала тоже тоскливо. Вывеска разная, а содержание... близко к антизападничеству.

Потому что белое пальто. Либо слепое калькирование тамошних практик и трендов без постколониального осмысления. Мем «Барнаул, Алтайский край!» тут как никогда беспристрастен. BLM по-русски — это Barnaul... lives matter (вставьте название любого другого региона или областного центра). А пока же попытки существовать в рамках «западного культурного кода» выглядят одинаково комично и крикливо, не приводя к... новой парадигме. Ибо ценности надо чувствовать и осязать, вникая в их суть и зерно.

Но видит ли интеллектуал разницу между словами liberty и freedom, обозначающими, казалось бы, одно и то же — свободу? Видит ли он, что это разные концепции? Задумывается ли над тем, как переложить их на отечественные [политэкономические] реалии? Осознаёт ли, что у таких идей есть социальный вектор, изменяющий культуру и общество, пусть и неочевидно изменяющий? Увы, обычно в его голове не уживаются, например, даже одновременные концепции плюрализма, инклюзивности (равенства возможностей) и diversity (разнообразия) — он неизбежно ищет тут противоречие и подвох, ведь мнение должно быть только одно!.. А «Barnaul lives matter» наш собирательный рунетный нанофилософ трактует совсем карикатурно, совершенно не понимая, при чём здесь москвацентризм и как создавать новое культурное объединяющее пространство. Ибо децентрализация логично сменяется... постцентрализацией. Но такое понимать надо. Причём физически, что ли — исследуя глобальные коммуникации, соприкасаясь с культурой и экономикой развитых стран. Отчаянно подражая прогрессивным ценностям, интеллектуал, однако, не представляет себе их природу и онтологию — и их интеграцию в наших краях. Это вообще сверхзадача, спору нет. Тем не менее её нужно решать и создавать новую парадигму.

Получается абсурд типа новомодного увлечения правильным питанием — которое в нашей стране омрачается посредственной экологией, низкими доходами людей и отсутствием гражданского общества с ...подтребнадзорами и рыночными регуляторами.

Не говоря уже про политэкономическую структуру отечественного общества в виде пирамиды с примерно 15—20% относительно благополучных россиян и россиянок, которых и обслуживает масс-культ и потребительский сектор и которые давят на остальных своим демонстративным потреблением и элитарным досугом.

Догонять, что пресловутый западный мир довольно давно вступил в фазу пост-Запада, всячески переосмысливая себя и ища новые смыслы на прежнем территориальном базисе («...lives matter»), российский интеллектуал не собирается тем паче.

• Показательно в этом смысле и отечественное феминистское движение: несколько лет оно топчется на месте и мучительно набирает новых сторонниц, будучи не в силах агитировать здешних женщин, проникнуться их судьбой и контекстом — и валя всё на пропаганду традиционных ценностей и консервативный официоз.
  
  Располагая рабочими социологическими инструментами для привлечения аудитории, активистское ядро не может... ни договориться между собой, ни проанализировать события вокруг [Москвы]. Вместо Russian Fem Fest/Male Fest — Moscow Fest! Интеллектуальная метрополия назидательно спускает в регионы актуальную повесточку. Абсолютно не представляя, чем и как дышит провинция.
  
  Екатеринбургские, казанские, самарские, краснодарские и др. феминистки не на слуху? Главные феминистки Рунета обитают в Москве или Питере, вещая при этом от лица российских женщин. Очень постколониально и прогрессивно. (Нет.) Особняком здесь стоит медиа daptar.ru, посвящённое кавказским женщинам; плюс нельзя не упомянуть единичные усилия энтузиасток, коим хватает такта не выпячивать свою столичную богемность. Но в общем... эхо-камера.

Интеллектуал даже неравенство в собственной стране не воспринимает адекватно. Постколониальная оптика для него — в лучше случае сродни повязке на один глаз/моноклю. Ну да, Barnaul lives matter — однако ж не Belgorod и не Bryansk (прозападные ультралевые у нас неуклюже в любой непонятной ситуации ищут самых уязвлённых), смертельно обижаясь при этом на критику в свой адрес и на замечания, скажем, про то, что Российская Федерация стоит не только из автономных округов и [этнических] республик. Не Barnaul lives matter, а Provincial lives matter. Но вокруг чего выстраивать провинциальное постцентрализованное ядро, российский интеллектуал вразумительно объяснить не может.

(Те, кто может, и о Западе отзываются спокойно и вовсе не экзальтированно.)

И антизападники, и прозападники одинаково потешны, повторюсь, даже не тем, что гомерически смешны в своих интонациях, не замечая в упор происходящего в собственной стране — для них нет нашей страны, но есть эта страна и москвацентричный фокус, — а тем, что не могут быть нонзападниками и постглобалистами. В отличие от Запада аутентичного. Интеллектуалы Рунета к тому же... отвергают сам демократический принцип плюрализма и конкуренции, [по-холуйски] отвергают гуманизм и безусловные права человека, на лету искажая первоначальный смысл всего этого.

Ведь та же категория свободы в западной культурно-философской парадигме вертится вокруг человека в принципе, приводя к росту гражданского самосознания и политэкономической субъектности, самостоятельности, к становлению и буму антропологической науки, например. Запад человекоцентричен, однако гражданские права там предполагают ещё и гражданские обязанности. Хрестоматийный образчик такого мышления — протестантская этика. Из которой и не только из которой выросла континентальная европейская философия. «Неважно, использует ли человек тот шанс, который даст ему общество; необходимо, чтобы этот шанс был, ибо это шанс и самого общества».

Российский же интеллектуал в своей схоластике и казуистике зависим от внешних сил, оценивая их с заведомо сакральным статусом; ме́ста демократии и антропологии тут быть не может, и тем самым совершается губительная ошибка, невынужденная, выражаясь теннисной терминологией. Поскольку демократия и плебисцит (гражданское волеизъявление) — это оформление правовых отношений в обществе, а антропология — это про этику и мораль.

Там, где у одних «свобода — это осознанная необходимость» 400-летней давности, у других — «свобода ещё не значит вседозволенность» и «если Бога нет, то всё дозволено?!»: отечественная общественная мысль пугающе застряла в 19 веке, не родив с тех пор принципиально новых [категорических] императивов. В вопросе отношения к человеческой жизни и микрокосмосу российская сколь-нибудь массовая (общеизвестная) культура, по большому счёту, не продвинулась дальше Достоевского, даже толком не развив его позицию и не осовременивая взгляды великого писателя.

Там, где одни изучают человека и его взаимоотношения с окружающей действительностью, другие ставят на первое место эфемерные институты, отчуждая у человека его права и свободы. Пока одни исходят из того, что институты — следствие народного волеизъявления и гражданского взаимодействия, другие уповают на то, что институты должны стать причиной и душеприказчиком.

Кликуши-антизападники убеждают аудиторию в терминальном кризисе иностранных институтов («они докатились до того, чтобы права человека распространялись на всех, пропала великая белая цивилизация!..»), прозападники со своей стороны делают из институтов карго-культ. Всё дальше отрываясь от реальности и те и другие.