Из мира, труда и мая Жорж благоволил сильней всего маю и алкоголю, любил сибаритствовать в кресле: наливай, да пей
Созерцал мир наизнанку в зомбоящике.
Поставит табурет, укроет уютно полотенчиком, а на них - атрибуты чувства, которое, когда оно закончится, хочется испытать ещё - водочка запотевшая, рюмочка, с талией словно у юной Аллы Пугачёвой, гусар-огурчик, мясо кусками как готовили на стройке кинотеатра «Олимп» в Керчи в 1984-м году - с луком и уксусом.
Но это когда жена с барахлом всяким, с рухлядью и хламом, с манатками и пожитками тряслась в ПАЗике на дачу от Псарёва до Шатуры.
Жорж тогда ей звонил и в наивысшей степени трезвым голосом молвил: «да. до ночи, да, не смогу, да, Виктор Ильич не отпускает, да, да».
Но когда жена была дома, Жорж и май не особо долюбливал. И мир.
Когда жена была дома, там солидарность истлевала, пробуждение энтузиазма тухло.