Уэйланд-кузнец
Он чеканил серебром их черепа, скрытые под волосами.
Старшая Эдда, Песнь о Уэйланде (X-XI век)
Уэйланд верил Гервор, когда она клялась ему в своей земной любви. Но теперь он знал, что принадлежала она небу, а там она чувствует лишь ледяную силу валькирии, призванной отправлять мёртвых в Вальгаллу.
Вместе со своими братьями он встретил Гервор и её сестёр девять лет назад. Девушки пряли лён на берегу озера Вульфдейл, а волшебные плащи, которые давали сёстрам возможность летать, покоились рядом на мхе. Увидев мужчин, валькирии возжелали тепла их объятий, чтобы ощутить что-то, кроме привычного для них могильного холода. Гервор не видела никого подобного Уэйланду. Его руки ювелира с мозолистыми пальцами, блестевшие от металла, с которым он работал, не были предназначены для битвы. Гервор поклялась любить его вечно.
Братья Уэйланда взяли в жёны сестёр Гервор. Но валькирии и смертные кузнецы не похожи, и со временем девы-лебеди разлетелись. Гервор оставалась с Уэйландом девять долгих зим, хотя путешествия всё больше и больше манили её. Ей хотелось посетить поля битвы и исполнить своё предназначение. Она умоляла Уэйланда присоединиться к ней, но он отказался. В жаркой кузнице он занимался филигранной работой, украшая изделия драгоценными камнями. Гервор приходила к нему по вечерам, соблазняя его и призывая разделить её судьбу, но Уэйланд только отмахивался от жены и, хмурясь, ещё больше погружался в работу. Позже он пожалел, что вёл себя настолько пренебрежительно по отношению к ней.
Утром того дня, когда Гервор покинула его, Уэйланд проснулся и подошёл к своим сундукам, полным так любимым им металлом. Он крутил в руках слитки, пытаясь придумать, что смастерить, но ничто не вдохновляло его. Никакие новые образы не возникали перед его обращённым в себя взглядом. Такое было с ним впервые. Гервор, как обычно за пряжей, что-то напевала во дворе. Она ткала ярд за ярдом одинаковые льняные полотна. Уэйланд вышел к ней и замер, наблюдая за её работой. Заметив супруга, Гервор остановила прялку и сказала:
– О, когда мы отправимся в путешествие, я покажу тебе, насколько мир огромен и прекрасен!
– Я не хочу, – пробормотал он.
– Я не хочу ехать, мне страшно.
Вращающееся веретено повисло на верёвке.
– Гервор, – сказал Уэйланд. – Я никогда не буду таким, как ты. Все свои дни я провожу в кузнице, создавая вещи. Я не создан для дальних походов и для того, чтобы носить тела убитых в бою. Небо приводит меня в ужас.
– Так ты никогда не отправишься в путь со мной? – уточнила Гервор.
Гервор посмотрел вверх, потом вновь уставился на свои башмаки. Не говоря больше ни слова, он побрёл прочь от неё в сторону леса. Там он проверил свои силки, в которые попались горностаи. Уэйланд освежевал их и забрал их меховые шкурки. Он не слышал, как Гервор ушла. Она покинула его бесшумно потому, что всё, что ей было нужно – это её волшебный плащ на лебяжьем пуху. Она достала его из сундука под кроватью, накинула на плечи и ушла к озеру Вульфдейл. Гервор разбежалась по водной глади и взлетела. Её слёзы смешались с водными брызгами шрама на поверхности озера, оставленного её ногами. Она взмыла над тёмными деревьями и вскоре исчезла из виду, неся битву в своём сердце.
Уэйланд сначала не понял, что Гервор ушла навсегда. Он ждал, что она вернётся к вечеру, но так и не дождался. Тщетно ждал он и на следующий день. Гервор не вернулась ни через неделю, ни через месяц. Надеясь увидеть её среди облаков, Уэйланд стал вглядываться в небо. Но его глаза не привыкли к дневному свету, и перед его глазами расцветали пятна в виде лебедей, будто насмехаясь над его страхом. Когда его братья отправились на поиски своих жён, Уэйланд не пошёл с ними. Какой смысл был преследовать её, если она решила уйти? Ей не было достаточно его, и никогда не будет.
С тяжёлой грустью он проживал один долгий день за другим, отрешённо наблюдая за движением солнца, которое не показывало ему его любимую. Гервор предпочла общество мёртвых живому любящему мужу. Чтобы отвлечься, Уэйланд снова приступил к работе. На этот раз ему не надо было искать вдохновение – он знал, что хотел создать. Вспоминая Гервор, терпеливо прядущую и ожидающую, когда он присоединится к ней, Уэйланд решил выковать ей кольцо. Нет, сотни колец, чтобы, вернувшись, она узнала о его преданности.
В исступлении он ковал одно кольцо за другим, как ни один мастер не ковал ни до, ни после него.
Уэйланда не интересовал мир вокруг. Но это не значило, что в мире не интересовались им. Жестокий и жадный король Нидхад и его королева узнали об одиноком, живущем в лесу, кузнеце, который создавал прекрасные вещи, и захотели забрать себе всё, что он выковал. Они прибыли к дому Уэйланда, когда убывающая луна висела высоко в небе, а на земле сгущалась ледяная немая тьма. Если бы Уэланд был дома, он бы увидел ряды враждебных мечей и щитов. Но в тот день в его силки попался медведь, и кузнец задержался в лесу, разделывая добычу. Поняв, что хозяина нет дома, король толкнул дверь и вошёл в дом. Когда их глаза привыкли к полумраку, они увидели сияние бессчётного количества колец подвешенных на верёвках между балками, которое было ярче сияния звёзд снаружи. Ослеплённый жадностью, король стал снимать верёви и передвать кольца слугам, пока вес не оттянул их руки настолько, что они не могли взять больше ни единого кольца.
Вместе с Нидхадом и его женой приехала их дочь, Ботхилд. Она была юной и прекрасной и не унаследовала жадности родителей. Ей на палец король надел последнее кольцо, которое оставалось на верёвке. Его они унесли с собой, а остальные вернули на место.
Когда Уэйланд вернулся домой, от его ночных гостей уже и след простыл. Он хотел бросить медвежью шкуру к очагу и лечь спать, но его сердце вдруг замерло. Одного кольца не хватало. Того самого, которое было предназначено для Гервор. Уэйланд рассмеялся. Его возлюбленная вернулась! Она увидела, что он сотворил для неё и поняла, как сильно он страдает без неё! Наверняка сейчас она сидит где-то, разглядывая кольцо и восхищаясь его тонкой работой и сиянием камней. Уэйланд бросился в спальню. Но её там не было. Он заглянул под навес, проверил другие помещения – но он был в доме один. Тогда он побежал к озеру, но там тоже никого не было. Уэйланд был уверен, что она где-то рядом, и он остался ждать её.
Ту ночь он провёл на медвежьей шкуре, уставившись во тьму, ожидая что вот-вот из неё выйдет его валькирия с кольцом на пальце и примирительной улыбкой на устах.
Но на рассвете из-за деревьев перед ним появилась не Гервор, а Нидхад вместе с семейством. Кузнец сидел прямо. Но его приоткрытые губы посинели от холода, а веки были опущены. Уэйланд спал. Нидхад приказал связать его.
Проснувшись, Уэйланд попытался потянуться, но не смог. Его руки и ноги были связаны, а перед ним стоял король.
– Ты украл наше золото, – солгал Нидхад. – Чтобы искупить свою вину, ты будешь служить мне.
– Но моё золото из шахт, далёких от Рейнланда, – прохрипел в смятении Уэйланд. – Оно принадлежит моим предкам.
И вдруг он заметил меч на поясе короля. Кузнец сразу же узнал свою работу. Уэйланд пригляделся к незваным гостям и увидел увидел кольцо Гервор на пальце Ботхилд. Агония осознания настигла его. Жена не приходила к нему ночью, а символ его любви к ней был украден. Уэйланд взревел от боли и ярости и рванул свои путы, не сводя острого взгляда с руки Ботхилд.
Королева усмехнулась и присела перед пленником. Как сытая кошка, она промурлыкала своему мужу.
– Посмотри, как у него блестят глаза, когда он смотрит на твой меч, любовь моя. И как он скалится, глядя на руку нашей дочери. Ему нельзя доверять. Прикажи перерезать ему сухожилия и отправить его на остров.
Солдаты короля, повинуясь приказу, вышли вперёд, вынули мечи и перерезали Уэйланду подколенные сухожилия. Кузнец взревел и потерял сознание от боли. Похитители отвезли его на остров Саварстадир на востоке и швырнули в кузницу. Кроме него на острове были только птицы, тюлени и люпины. Появляться на острове было разрешено только королю.
Так он и жил в одиночестве в своём изгнании, мучимый утратой любимой и подарка, изготовленного для неё. Он исправно ковал изделия для короля. Совсем скоро он сделает самую прекрасную вещь для своей любимой.
Однажды двое младших сыновей короля тайком приплыли на остров, надеясь повстречать легендарного кузнеца. Они ожидали увидеть чудовище, о котором им рассказывал отец, а встретили просто смирившегося со своей участью мужчину на костылях. Принцы вошли в кузницу и сразу же увидели деревянный сундук. Они потребовали ключ от него, и Уэйланд его покорно отдал. Им показалось, что сундук набит золотом и драгоценными камнями. Их зрачки расширились.
– Если вы приплывёте завтра, я сделаю что-нибудь для вас, – пообещал кузнец. – Но только если вы не скажете об этом ни единой душе.
Пообещав вернуться, братья бросились к лодке, толкая друг друга и ломая стебли люпинов. Уэйланд взялся за работу.
На следующее утро принцы приплыли на остров, и сразу же бросились к сундуку. Они удивлённо вытянули шеи над ним, и Уэйланд одним движением нового острого меча отрубил сразу две головы.
На материке поняли, что мальчики пропали. Несколько дней спустя была найдена их лодка, и остров Уэйланда обыскали, но ничего не обнаружили. Но люди короля не искали в грязи под кузницей. Спустя некоторое время решили, что сыновей короля забрало море.
Уэйланд переплавил их короны в кубки. Из их глаз сделал серьги, а из зубов – броши. Прекрасные изделия он преподнёс в подарок королю, его жене и Ботхилд, чтобы облегчить их скорбь, когда они плакали у пустого поминального костра принцев. Он смотрел, как отблески огня играют на кольце на пальце принцессы и на мече на поясе её отца.
Некоторое время спустя, один из драгоценных камней выпал из кольца Ботхилд. Боясь гнева отца, она сама тайно пробралась на остров кузнеца. Уэйланд, заметив её лодку в прозрачных водах, приготовил напиток для принцессы. Если бы Ботхилд знала о том, какую боль причинила Уэйланду, она бы ни за что не стала его пить, войдя в кузнецу.
Одурманенная, она ослабла и рухнула на пол. Она не могла ни закричать, ни сопротивляться, когда Уэйланд дотронулся до её груди, а потом овладел ей, создавая непрошенную жизнь внутри принцессы.
Когда Ботхилд пришла в себя вечером, Уэйланда нигде не было. Подскальзываясь на птичьем помёте и кутаясь в разорванную одежду, она бежала к своей лодке в сумерках. Она боялась гнева отца на её поступок. Возвращаться домой было страшно, но и остаться она тоже не могла. Сползая по скале, дрожа от холода и ужаса, она схватила вёсла, которые едва могла удержать слабыми руками, когда её окликнул голос.
– Остановись, воровка, и посмотри, кем я стал!
В зарождающемся лунном свете она посмотрела на вершину холма, где возвышался его светлый силуэт. Ботхилд вглядывалась в сумрак, пытаясь понять, что случилось с руками кузнеца. Они были слишком длинные и слишком тёмные.
– Я должен поблагодарить тебя, принцесса, – сказал он. – Ты помогла обрести мне бесстрашие.
С этими словами он развёл руки в стороны, и Ботхилд увидела, что они покрыты крыльями, расходящимися веером, будто крылья гигантской птицы. Ботхилд попятилась, но Уэйланд утратил к ней интерес. Он взмахнул крыльями и поднялся в небо, точно зная, где именно хочет быть. Его искалеченные ноги больше не были ему нужны. Прежде, чем отправиться за своей возлюбленной, он нанёс визит Нидхаду и рассказал ему всё, что сделал с его детьми. Кузнец глумился, слушая крики отчаяния короля и королевы.
Ботхилд родила сына, Видию (более известного как Вудга). И лишь годы спустя она узнала истории валькирии Гервор и её историю любви с кузнецом. Ботхилд представляла себя опять в вонючей лодке и видела фигуру с тёмными крыльями на холме. Она представляла, как говорит ему:
– Я сожалею о том, что мой отец сделал с тобой! И о твоей утерянной любви. Я понимаю, что ты бы хотел иметь сына от неё, а не от меня, но твоё наказание для меня – слишком суровое. Твоя валькирия свободна и живёт славной жизнью. Она не знает о моём существовании. А о твоём даже не вспоминает!
Комментарии автора
Есть что-то, будоражащее воображение, в историях тех времён, когда ещё не существовало современных машин. На фоне пульсации современного города, мы наслаждаемся историей из эпохи, когда артистизм и тёмная магия были двумя сторонами одной монеты. В ту эпоху мастерство архитекторов и ремесленников казалось чем-то непостижимым и божественным для простых людей. Конечно, сейчас я говорю о легендарных архитекторах и ремесленниках, хотя часть меня верит, что к вполне реальным было похожее отношение. Всякий раз оказавшись в Британском музее, я на несколько минут останавливаюсь перед наплечниками Саттон-Ху, обнаруженными в Саффолке в 1939 году. Они датированы концом шестого, началом седьмого века, но сверкают как новые. На кончиках пальцев их создателя точно жила магия. Они выкованы из золота и инкрустированы гранатом из Южной Азии. Каждый камень огранён так, чтобы идеально помещаться в золотой ячейке. Всё вместе складывается в узор с элементами змеиного, звериного и геометрического. Каждый камень изогнут так, чтобы повторять общий узор.
Я представляю, как узор надетых на принца наплечников оживал в неровном свете очага. Должно быть, наблюдать за танцем света на таком изделии было гипнотизирующе.
Похожим эффектом обладает брошь Тара, обнаруженная на территории современной Ирландии.
Такие артефакты из далёкого прошлого напоминают вспышки света, своего рода археологическое “северное сияние”, рассеивающее смутные представления о Тёмных веках. Они шепчут о торговых сетях, о культурном обмене и умении наслаждаться красотой и мастерством ремесленников, чьи имена затерялись в истории.
До появления германских племён на территории Британии остаётся ещё несколько веков, но я решила рассказать эту легенду в качестве предыстории. Она показывает то наследие и нравы, которые принесут германцы.
В современном Оксфордшире есть доисторический курган, который называется “Кузница Уэйланда”. Он расположен на тенистой поляне и напоминает серокожего тролля с распахнутой пастью-тоннелем. Это спуск в пустоту, заполненную историями. И легенда, от которой происходит название кургана, заставляет воздух звенеть, будто от ударов ювелирного молоточка.
Самое первое упоминание кургана (Welandes Smiddan) датировано десятым веком, но название гораздо старше. Первые упоминания о Уэйланде на территории Британии появляются уже в восьмом веке. Сюжет этого мифа изображён на Ларце Фрэнкса восьмого века из китовой кости, которая сегодня хранится в Британском Музее.
В древнеанглийской поэзии на эту легенду тоже есть ссылки, хотя более полные упоминания появляются уже в древнескандинавской аллитеративной поэме "Сказание о Велунде". Именно на ней основана прочитанная вами только что легенда. Почти в таком же виде она приводится в Старшей Эдде. Как вы уже знаете, Старшая Эдда – это пересказ более древних легенд. Там история заканчивается тем, что Уэйланд, стоя на крыше перед королём Нидхадом и рассказывает ему об убийстве его сыновей и изнасиловании дочери. Король жалеет, что его враг слишком высоко, и в ответ Уэйланд только смеётся. После того, как Уэйланд улетает, Бортхилд подходит к отцу и подтверждает изнасилование. Она говорит:
Мне не следовало этого делать.
Я не знала, как бороться с ним.
По другим источникам Ботхилд и Уэйланд становятся родителями героя Видии, который в поэтическом фрагменте “Вальдере” вырастает и спасает жизнь королю остоготов.
Мы можем только догадываться, куда отправился Уэйланд после того, как отомстил Нидхаду и надругался над Ботхилд. В Саге о Тирдеке он возвращается с армией, убивает жестокого короля и женится на Ботхилд. Какие это вызвало у принцессы чувства – мы можем только догадываться. В древнеанглийской поэме "Деор", сохранившейся в Эксетерской книге десятого века, мы видим, как она тайно горюет:
Для Ботхилд смерть братьев стала не таким сильным ударом по сравнению с её собственным положением. Она понимает, что беременна, и не знала, чем это уончится. “То ушло, пусть и это тоже”.
Последние слова (“то ушло, пусть и это тоже”) – повторяются в конце шести из семи стихов поэмы. Всё произведение превращаются в своеобразную ритмическую мантру. Она показывает быстротечность жизни, смену радостных и печальных эпизодов. Это типичный стиль староанглийской поэзии.
В этой легенде мы видим ранние свидетельство присутствия германских племён на территории острова. Материальные доказательства этого хранятся в Британском музее. Посетите их, если сможете. Особенно – Кузнецу Уэйланда. Говорят, что если рядом с курганом на ночь оставить лошадь и шиллинг, то утром лошадь будет свежеподкована, а кузнец заберёт свою плату.