Время «Вишневого сада» - годы, месяцы, дни, часы (1)
-
В каком году и в какой день происходит первое действие?
Л.Ф.Гаев в первом действии «Вишневого сада» сообщает: «В четверг я был в окружном суде <…> Во вторник поеду, еще раз поговорю».
Очевидно, что день первого действия — это не пятница и не понедельник, иначе бы он сказал «вчера был» или «завтра поеду». Остаются суббота и воскресенье.
Горничная Дуняша (Авдотья Федоровна Козоедова) в том же действии рассказывает: «Конторщик Епиходов после Святой [то есть, после Дня Святой Троицы] мне предложение сделал».
Заметим, что А. П. Чехов писал пьесу с весны 1901 г. по осень 1903 г. (в основном с февраля 1903 г.).
А Троица (в числах по старому стилю) была в 1901 г. – 20 мая, в 1902 г. – 2 июня, и 1903 г. – 25 мая.
Год 1902 не годится, так как в ремарке к первому действию указано – май.
Суббота и воскресенье в мае после Троицы в 1901 г. были 26 и 27 мая, а в 1903.г. – только одна суббота - 31 мая.
Е. А. Лопахин (всё в том же действии) говорит: «Через три недели увидимся. Пока прощайте».
То есть, он должен вернуться или субботу-воскресенье 16-17 июня, если это 1901 г., или 21 июня в субботу 1903 г.
С. П. Епиходов в том же самом действии сообщает: «… купил я себе третьего дня [позавчера] сапоги…».
Скорее всего, в город за покупкой он ездил вместе с Гаевым – в четверг. Видно, в тот же четверг в своих новых скрипучих сапогах он и предложение Дуняше сделал.
То есть, всё говорит в пользу субботы 31 мая 1903 г.
Вследствие этого:
Слова Л.Ф. Гаева: «А ты знаешь, Люба, сколько этому шкафу лет? Неделю назад [то есть 24 мая 1903 г.] я выдвинул нижний ящик, гляжу, а там выжжены цифры. Шкаф сделан ровно сто лет тому назад», - означают,
что многоуважаемый книжный шкаф сделан в воскресенье 31 мая (12 июня н.с.) 1803 г.
Сын Раневской, Гриша, родился в 1890 г. и утонул в 1897 г. после чего в 1898 г. она уехала заграницу, где в 1902 г. перебралась из Ментоны в Париж. Аня родилась в 1886 г., Варя – в 1879 г., студент Трофимов – в 1876-77 г.
Гаев родился в 1852 г., а в возрасте 6 лет в Троицын день, то есть 10 (23 нов.ст.) апреля 1858 года, он сидел на окне в детской и смотрел, как его отец шел в церковь...
Фирс, родившийся в 1816 г., вспоминает, что как раз в то, в прежнее время, лет сорок-пятьдесят назад [1853-1863 гг.], вишню сушили, мочили, мариновали, варенье варили, и, бывало сушеную вишню возами отправляли в Москву и в Харьков. И когда дали волю (1861 г.) и он был старшим камердинером, ему, получается, было уже 45 лет.
А молодой Фирс, 20-25 лет, попал в 1836-1841 гг. на два года в острог по обвинению в соучастии в убийстве. (Это если вспомнить исчезнувший по настоянию Станиславского разговор Шарлотты с Фирсом: «...когда мы дерзнули предложить Антону Павловичу выкинуть целую сцену — в конце второго акта „Вишневого сада“, — он сделался очень грустным, побледнел от боли, которую мы ему причинили тогда, но, подумав и оправившись, ответил: „Сократите!“ И никогда больше не высказал нам по этому поводу ни одного упрека»).
О том, что Лопахин действительно приехал ко второму действию в субботу 21 июня 1903 г., и поэтому первое действие было именно в субботу 31 мая, говорит, кажется, и письмо А. Чехова по поводу готовящихся декораций второго акта:
«Дорогой Константин Сергеевич, сенокос бывает обыкновенно 20—25 июня, в это время коростель, кажется, уже не кричит, лягушки тоже уже умолкают к этому времени. Кричит только иволга» (А. П. Чехов - К. С. Станиславскому, 23 ноября 1903 г. Ялта).
Станиславский предлагал ведь так: «…К концу акта туман; особенно густо он будет подыматься из канавки на авансцену. Лягушечий концерт и коростель — в самом конце. Налево, на авансцене — сенокос и маленькая копна, на которой и поведет сцену вся гуляющая компания. <…> Общий тон декорации — левитановский. Природа — орловская и не южнее Курской губернии».
Вместо эпилога к этой части
«Послушайте! — рассказывал кому-то Чехов, но так, чтобы я слышал, — я напишу новую пьесу, и она будет начинаться так: “Как чудесно, как тихо! Не слышно ни птиц, ни собак, ни кукушек, ни совы, ни соловья, ни часов, ни колокольчиков и ни одного сверчка”. Конечно, камень бросался в мой огород» (Станиславский – “Моя жизнь в искусстве”).
Хемингуэй молча глядел на киноинсценировку романа «Прощай, оружие!». Только когда на экране появились голуби — режиссер хотел показать, что война кончилась, — Хемингуэй встал, сказал: «Вот и птички», — и вышел из просмотрового зала (Эренбург – "Люди, годы, жизнь").
Ну, всё, хватит. О других расчетах времени, текущего в пьесе — по часам, восходам и заходам солнца и луны, и другим событиям — это как-нибудь в следующий раз.