Ждёт Алтай и лошади ждут. Часть вторая

Первая часть, в которой Аркадий рвётся в горы, ест блинчики и снаряжает коня.

***

Коня звали Скачок. «Квантовый...», — хмыкнул про себя Аркадий, но вслух ничего не сказал. Посреди утреннего луга, косматых лиственниц и занятых сборами людей шутка показалась глупой.

Вообще, он довольно настороженно отнёсся к кличке — что ещё за скачок, куда он собрался скакать? — но за первые полдня пути немного успокоился. Конь размеренно цокал по грунтовке, будто повторяя своё имя — ска-чок, ска-чок, ска-чок...

Когда они свернули с дороги в лес и солнце перестало жечь шею, Аркадий невольно выдохнул. И тут же — пфрфрфр! — шумно выдохнул конь. Ожидалось, что в лесу будет какая-то тропа, но нет, они просто шли вереницей за лошадью проводника. Аркадий хотел удивиться, мол, как же так, без тропы, но тут же одёрнул себя — пора быть как-то поосторожнее со своими ожиданиями. Слишком много раз они не оправдались, хотя еще не прошло еще и дня пути.

Кто-то из друзей спрашивал его потом: «А какой там был лес? Красивый, наверное? Густой?». «Мягкий», — он выбрал главную характеристику леса и поерзал на стуле. После грунтовки седло временно перестало вколачивать копчик внутрь Аркадия, а мох под копытами лошади казался райскими облаками. Впрочем, облегчение длилось недолго.

Проблема с лесом была одна — там повсюду предательски росли деревья. Когда лошадь проходит мимо дерева, она рассчитывает только на собственную ширину и совсем не рассчитывает на свисающего по бокам Аркадия с его арчимаками. Наверное, чуть более опытный ездок не испытывает таких проблем, но пока что Аркадий не управлял Скачком, а просто сидел на нём.

Когда он в первый раз понял, что сейчас останется без колена, то судорожно упёрся руками в надвигающуюся ёлку и попытался оттолкнуть себя вместе с конём в сторону. Скачок досадливо выдохнул и качнулся влево. Торчащий обломок ветки больно ткнул Аркадия в ляжку.

Через два часа ему начало казаться, что так теперь и пройдёт вся его оставшаяся жизнь — в методичном отталкивании Скачка, который словно специально рикошетил от дерева к дереву. Наверное, откуда-нибудь сверху их движение напоминало очень, очень медленный пинбол.

Впереди росли два дерева. Если бы ширина измерялась в конях, то между этими деревьями была ровно одна целая и две сотых коня. Скачок, видимо, посчитал так же и потому ускорился, чтобы не застрять. Аркадий вспомнил сцену с лыжником из фильма «Самогонщики» и быстро понял, что либо станет опытным наездником прямо сейчас, либо они въедут между этими деревьями и он порвётся вдоль, как сосиска во время варки.

Аркадий взялся за поводья, натянул их что есть сил куда-то в сторону и назад, упёрся пятками в бока и изогнулся всем телом. Ещё он попытался изобразить незнакомый звук «тпруу!», но получилось только сдувающееся «тпфссс». Скачок дёрнулся и медленно, как Титаник от айсберга, начал отваливать в сторону от смертельной ловушки. Когда опасность миновала, Аркадий так же неистово изогнулся в другую сторону — и конь, как ни удивительно, послушался. Управление стало налаживаться.

Борясь с деревьями, он мельком оглядывался на их небольшой караван, и это вызывало только досаду — казалось, проблемы лошадиных габаритов касаются только его. По крайней мере Оля выглядела вполне жизнерадостной.

Участок ровного леса закончился, начались подъемы и спуски и смотреть по сторонам стало некогда. В низинах земля была мягче, копыта проваливались в мох, лошади спотыкались, переступая через корни. Седло под Аркадием то ухало вниз, то резко лягало вверх.

Когда впереди появлялся подъем, Скачок начинал изо всех сил на него карабкаться. Никак иначе эти бешеные движения было не назвать — конь пригибал голову к земле, спина его извивалась и ходила ходуном, при этом двигался он толчками, как каракатица. Аркадию оставалось только обнимать его за шею, хвататься за гриву и пучить глаза.

Слово «Привал!» Аркадий услышал словно сквозь вату.

Влажно зашуршав, он медленно отсоединился от седла, медленно перекинул ногу через круп и так же медленно сполз на землю. Обошел Скачка спереди и потеребил его за щеку. Так дальнобойщики после долгой дороги выходят из кабины, чтобы несколько раз постучать ногой по колесу.

Аркадий отошёл от лошади и какое-то время постоял, задумчиво растопырившись и не зная, что делать дальше. Он весь был одна большая потёртость и пах конём. Посмотрел на свои руки — ладони были жирные, бурого цвета. Скачок всю дорогу исправно потел, а Аркадий то хватался за гриву, то держался за шею.

Но это все было неважно — изнуряющий слалом закончился. Он провел ногтем по ладони, посмотрел на светлую полоску и побрел к ручью. Кое-как укрепился на кочках и стал с наслаждением отмывать руки, потом лицо. Секунду помедлил, наклонился к воде стал пить.

Жгло нагретые за целый день в резиновых сапогах ступни. Он скинул сапоги, стянул носки, задержал дыхание и — ыых! — окунул ноги в ледяную воду. Носки почему-то тут же захотелось постирать, точнее, просто пополоскать без мыла. Пользоваться мылом в местных водоемах проводник настрого запретила — заповедная зона.

Пока он полоскался, подошла Оля с фотоаппаратом и тут же пошутила про лошадиный галоп и неуловимых мстителей, что показалось ему невероятно, гомерически смешным и неожиданно для Оли, носков, вечернего леса и, главное, для себя самого, Аркадий захохотал... Так он и остался потом на фотографии — в ореоле вечернего солнца и водяных брызгах, хохочущий, мокрый, в каждой руке по сморщенному носку. Казалось, будто он только что поймал в ручье двух королевских креветок и очень счастлив. Но он и правда был тогда очень-очень счастлив.

Счастье кончилось сразу, как он вернулся в лагерь — с крупа Скачка нахально смотрел на него ненавистный драйбег, будто предлагая продемонстрировать, с какой ловкостью Аркадий достанет из него палатку и пенки.

Ночь, как говорится, не принесла облегчения. Вчера в урочище их палатки стояли на мягком ровном лугу, а тайга-то — совсем другое дело. Аркадий лежал на спине, ощущая, как мёрзнет нос, а еловый корень медленно раздвигает ему ребра. Он вспоминал тот самый раз, когда впервые спал в палатке посреди леса. Та ещё была история.

Аркаша был тогда в детском летнем лагере и вожатые устроили двухдневный поход — привели отряд на озеро, на ночёвку со всеми подобающими ей кострами, песнями под гитару и даже полузапрещённым ночным купанием.

Аркаше выдали старую брезентовую палатку. Он разложил её на земле запчасти и озадаченно посмотрел сверху. Похожее чувство посетило его несколько позже, когда девушка в первый раз сказала ему «да»: он вроде как ждал этого, но с чего начинать и как действовать — было неясно.

Изрядно помучившись, он собрал палатку на небольшом уклоне между двумя деревьями. Вожатый посмотрел и спросил, расчистил ли он место он сосновых шишек. Аркаша вздохнул. Вожатый хмыкнул и посоветовал хотя бы обкопать палатку на случай, если ночью пойдет дождь. «Хорошо»,  — сказал Аркаша и не успел: в тот же миг грянул ливень и шёл ровно пять минут. Вода мгновенно просочилась сверху и сбоку палатки, скопилась и таинственно заблестела гладью. Так они и ночевали вдвоем — маленький Аркаша вдоль одной стены палатки и большая лужа вдоль другой...

«Прирождённый турист» — мрачно подумал теперь уже взрослый Аркадий, почесал спинку ползущему по ноге муравью и заснул.

Спал Аркадий, спала Оля.
Спали остальные туристы, включая тётеньку Татьяну, которую снимали с лошади так же, как сажали — впятером.
Спали у костра, не утруждаясь палатками, двое широколицых конюхов и их «подмастерье» — местный юноша, которого взяли просто заодно.
Спала молодая, рыженькая и невероятно веснушчатая проводник Катя — спала и не знала, что уже утром она станет причиной конфликта и совершенно никак не сможет его избежать.
Спали, в конце концов, лошади.

На следующее утро всех их ждал первый перевал.