Шестая зона: Возвращение — 1 глава: Ещё раз
«О, сад мой! После тёмной, ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя… »
— «Вишнёвый сад», Антон Чехов.
Он взял с полки книгу. Это была пьеса, написанная десятилетия назад, история о женщине, утратившей молодость, и мужчине, который, уже потеряв всё, стремительно падал в пучину любви, граничащей с безумием.
Любовь и безумие — одно. Любая разумная любовь не любовь вовсе — лишь жалкая подделка. Страшно, не правда ли? Но пути назад нет. Нет, я не хочу возвращаться.
Раскрытая страница была заполнена диалогом мужчины и женщины.
Наиболее сильная часть шторма миновала. Согласно прогнозу, он окончательно покинет Шестую зону поздним вечером. И всё же вид из окна его кабинета был столь мрачен, что трудно было поверить — ранний полдень. Даже когда ливень постепенно стихал, ветер не думал униматься. Деревья, выстроившиеся вдоль дороги, кренились под его порывами; струи дождя хлестали по оконному стеклу, оставляя косые потёки.
Раздался стук в дверь. Тук, тук, тук. Три удара, с точными промежутками.
— Войдите, — сказал Сион, медленно поворачивая голову. Будто в такт его движению, дверь бесшумно и осторожно открылась. Вошёл высокий, худощавый юноша. У него были волосы такого огненно-рыжего цвета, что они сразу бросались в глаза, а по щекам рассыпались веснушки. Все звали его «Рыжий Тори».
— Председатель, мы получили ответы, — Тори снял очки и подышал на стёкла. Это была его привычка. Всякий раз, когда Тори волновался, терялся или особенно нервничал, он неизменно снимал очки и дул на них, словно таким образом мог обуздать свои чувства. Сион подметил это вскоре после того, как Тори, который был на три года его старше, начал работать у него секретарём. В этом не было ничего предосудительного; это лишь означало, что ему нужно было развить в себе самообладание, чтобы скрывать эмоции. — Зоны Первая, Вторая, Третья и Пятая. Каждая дала своё согласие.
— А Четвёртая? — спросил Сион.
— Лидеры остальных четырёх зон предложили провести саммит без участия Четвёртой, — доложил Тори.
— Вот как… — задумчиво протянул Сион.
— Пожалуйста, внесите в расписание данные о саммите, — сказал Сион. — Также проинформируйте Четвёртую зону о ситуации и направьте им сообщение с просьбой пересмотреть решение. Убеждайте максимально вежливо. Столько раз, сколько потребуется».
— То есть, по сути, броситься к ним в ноги, — заметил Тори.
— По сути. Мы должны донести до них значимость саммита всех шести зон. Вежливо и настойчиво.
— Понял, — немного помолчав, ответил Тори.
— Как думаешь, Тори, почему Четвёртая зона тянет с ответом? — спросил Сион, садясь за стол и поднимая взгляд на своего рыжеволосого секретаря.
— Ну… Председатель, мы — то есть Шестая зона — действительно выступили инициатором создания союза городов. Возможно, их опасения вызваны страхом, что мы можем использовать это в своих интересах? …По крайней мере, мне так кажется.
— Если так, то что нам делать?
После мгновения молчания Тори ответил, и в его голосе прозвучала лёгкая жёсткость:
— Вы спрашиваете, следует ли нам действовать без Четвёртой?»
Сион взглянул поверх круглых очков Тори в его, казалось бы, робкие глаза. Он знал, что этот человек был далеко не так робок или труслив, как выглядел.
— Я считаю, нам следует сначала провести конференцию с Первой, Второй, Третьей и Пятой зонами, сформировать консенсус и представить единый фронт. Если мы это сделаем, даже Четвёртая зона дважды подумает, прежде чем пойти своим путём, не так ли?
— Логично. Понимаю твою точку зрения.
Прошло два года с тех пор, как Сион возглавил Комитет Реструктуризации. Реформирование некогда разрушенного города-государства Шестой зоны продвигалось на удивление гладко. На время функции правительства были ограничены, и бремя управления взял на себя Комитет Реструктуризации. За это время комитету предстояло восстановить функционал законодательной, судебной и исполнительной ветвей власти, а затем запросить мнение граждан — как положительное, так и отрицательное.
Было столько задач: упразднение Бюро Безопасности; реорганизация полиции; стабилизация уровня жизни граждан; поддержание работы городских служб и экономики; интеграция Четырёх Блоков, особенно бывшего Западного Блока; постепенная ликвидация Хроноса, специального района внутри старой зоны…
Таковы были внутренние преобразования зоны, но параллельно им предстояло работать над восстановлением отношений с пятью другими вовне, дабы обеспечить Шестой зоне подлинные мир и гармонию — как внутри, так и за его пределами.
Внутренняя политика и внешняя дипломатия — два колеса, что должны были вращаться слаженно и эффективно. Без этого восстановление было почти немыслимо. Таково было суждение Сиона.
Когда-то эта планета была покрыта зеленью, изобиловала водой — местом, пригодным для существования живых существ под названием «человечество». Пусть и существовали раскалённые пустыни и ледяная вечная мерзлота, тысячи лет человечество жило в гармонии с природой.
Однако народы не смогли подавить войны между собой, порождаемые военной мощью. Под предлогом «ограниченного применения» они начали запускать миниатюрные атомные бомбы. Хрупкое равновесие планеты, едва державшееся до той поры, рухнуло в одночасье. Естественно, вся жизнь в бомбардируемых регионах вымерла — так возникли «Мёртвые Зоны». На этих территориях тихо, но с невероятной скоростью распространялось радиационное заражение. Одновременно климатические изменения, и без того стремительные, ускорились: природа бушевала даже в самых отдалённых уголках планеты.
Непрекращающиеся ливни, реки, выходящие из берегов одна за другой, разрушительные тайфуны множились. Горы извергали пламя; земля содрогалась, трескалась и размывалась. Засухи опустошали некогда плодородные земли, превращая их в потрескавшиеся пустоши. Повсюду свирепствовал голод, радиация атаковала почву, а наводнения топили всё на своём пути.
В мгновение ока обитаемые земли почти исчезли.
— Похоже, будто сама планета решила истребить человечество. Она не щадила усилий, чтобы избавиться от нас — словно белые кровяные тельца атакуют и уничтожают клетки, поражённые вирусом.
Так говорил старик, чьи слова сохранила старая запись. Он был одним из немногих, переживших всё это. И эти выжившие, как могли, начали искать участки на поверхности, где ещё можно было жить. Во всём мире таких мест оказалось лишь шесть — и в каждом люди возвели города-государства, названные по номерам: от Первого до Шестого.
Таковой была история, предшествовавшая рождению Сиона.
Из этих шести городов-государств наиболее впечатляющего развития достигла Шестая зона: место, где люди могли жить в стабильности и процветании. Голод, болезни, беспорядки, нищета, дискриминация, предрассудки, неравенство, войны… Это была утопия, избежавшая главных бед, мешавших человечеству жить по-человечески — священный град, возведённый концентрированным разумом человечества.
Мы поклялись больше не повторять ошибок. Не ступать на гибельный путь. Сохранить счастье всех людей, рождённых на этой земле.
Шестая зона существовала ради своих граждан — существовала, чтобы обеспечить всем им процветающую и комфортную жизнь. Ни один человек, угрожавший их безопасности, благополучию или жизни, не терпелся. Внутри зоны, где бы и при каких бы обстоятельствах это ни было, все граждане ценились одинаково и к ним относились с заботой, достойной людей.
Так гордо провозглашали многочисленные статьи хартии граждан.
Что же на деле делала старая Шестая зона? Он создал жёсткую классовую иерархию, неоднократно эксплуатировала и уничтожала живущих за его стенами и угнетала людей под предлогом поддержания порядка. Человеческое достоинство признавалось лишь за теми, кто находился на самом верху. Людям без исключения присваивали ранги и заставляли жить в соответствии с ними. Система была выстроена безупречно, поэтому тех, кто ощущал неправоту или противоречия, кто выступал — или пытался выступить — против, эффективно устраняли. Кого-то уничтожали физически, кому-то ломали психику, а иных доводили до самоубийства.
Какой абсурд. Всё, что мог Сион — это смеяться.
Утопия? Какая нелепость. Это была лишь дистопия, до краёв пропитанная отчаянием.
Но как ни одна утопия не может длиться вечно, так и дистопия не бывает бесконечной. Общество, где 1% контролирует остальные 99%, было изначально порочным. Со временем оно лишь урóдовалось всё больше. Надлом, скрип, перекос — и наконец, полное крушение.
Стоило закрыть глаза — и он снова видел пламя. Багровое зарево, которое охватило разрушающуюся Шестую зону подобно объятию.
— Председатель? — Тори медленно моргнул. — Я сказал что-то не так?
— Да. Ты ошибаешься, — ответил Сион.
— Ну, если честно, немного… — Тори водрузил очки на нос и наклонился к Сиону. — Председатель, до сих пор любое взаимодействие с другими зонами было крайне невостребованным. Мы установили торговые соглашения, запустили обмен студентами, достигли некоторого экономического взаимодействия… Но по сути, ни одна из шести зон никогда не ставила взаимные отношения в приоритет.
— Верно, — согласился Сион. — На это действительно не было времени. Каждая зона вечно была занята поддержанием внутреннего порядка и функционала — им было не до дипломатии. Но все они согласились, по крайней мере, в главном: подписали договор, поклявшись, что войн больше не будет.
— Да, — согласился Тори. — Независимо от спора, они поклялись решать его мирными методами без применения военной силы. Все шесть зон подписали этот пакт… верно?
— Верно, — подтвердил Сион. — Они постановили, что каждая зона будет стремиться к мирному разрешению конфликтов — без содержания армии или хранения оружия. Все мэры приняли это соглашение — Вавилонский Договор.
Уроки прошлого, где войны между нациями привели к экологическому опустошению, разрушению территорий и поставили под угрозу само существование человечества, воплотились в мирном договоре. Мы отказывались от всех армий; запрет на хранение, разработку и использование любого оружия был чётко зафиксирован.
Каждая зона видела в этом единственный способ предотвратить вымирание человечества. Договор назвали «Вавилонским» в честь древней цитадели в Четвёртой зоне, где его подписали.
Сион откинулся на стуле и коротко выдохнул:
— Все мэры приняли его… но мэр Шестой зоны лишь делал вид. Возможно, он изначально не собирался его соблюдать. Или его взгляд постепенно искажался. Так или иначе, Шестая зона сохранила мощную армию под юрисдикцией Бюро Безопасности…
— Те дни прошли, — Тори покачал головой. — Разве это не осталось в прошлом, Председатель?
— Прошло два года. Всего два года, Тори.
Два года назад я видел это своими глазами. С Западного Блока, что лежал за пределами Шестой зоны и его стен из особого сплава.
Западный Блок был местом, куда стекались и жили изгнанники из Шестой зоны, известным также как окраины. Люди влачили жалкое существование: страдали от голода, холода и болезней, ютились в жилищах, больше похожих на бараки, — и всё это под неусыпным взором ослепительно сияющих стен Святого Города. Дети и старики регулярно падали в обморок от истощения. Из-за жалкого куска мяса проливали кровь; за ломоть хлеба продавали себя. Они были слабыми и бесправными, и всё же невероятно живучими. Даже когда Шестая зона превратила их дом в свалку для своей грязи и отбросов, они научились делать из этого топливо, выискивать полезные вещи, добывать еду и даже построили рынок.
Именно на этот рынок обрушилась армия Шестой зоны.
С виду прибывшие машины напоминали старые броневики. Но и их было вполне достаточно, чтобы сметать рыночные палатки и бараки. Большинство построек рухнули уже под их напором. Но хуже всего было то, что эти якобы устаревшие машины оказались оснащены новейшим вооружением.
Например, звуковой пушкой. Двухэтажные бараки — редкость в Западном Блоке — были мгновенно разнесены в щепки её ударной волной. Возможно, это было пробное применение оружия в боевых условиях: Шестая зона выбрала Западный Блок полигоном для испытаний боеспособности своих новых солдат.
Больше половины людей на рынке составляли женщины и дети. Среди них были младенцы, привязанные к спинам родителей; старики, едва волочившие ноги; беременные; малыши, выпрашивавшие еду. Это были люди, не способные сражаться — разве что бросать камни. Их дома сметали танки. Их расстреливали без предупреждения безмолвные солдаты.
Она развернулась прямо у него на глазах.
Своими глазами Сион узрел жестокость Шестой зоны и его армию.
Смотри, — говорил ему тот голос. Смотри, вот она — реальность. Никогда не отворачивайся от реальности. Впечатай её в память по собственной воле.
Он впечатал всё в память. Он смотрел реальности в лицо — без утайки, без самообмана.
— Но, Председатель, — начал Тори. — Сейчас всё совсем иначе, чем два года назад. Шестая зона возродилась заново. Она уже не такая, как прежде.
— Послушай, — перебил его Сион. — Тех, кто не желал подчиняться, кто не разделял наших взглядов — говоря прямо, тех, кто просто не повиновался: Шестая зона клеймила их всех как врагов и устраняла. Разве не так?
Тори закусил губу, затем медленно кивнул:
— …Вы правы. Именно это случилось и с моими отцом и матерью. Как вы сказали — их устранили.
Сион пристально посмотрел на секретаря:
— Твои родители… Они скончались?
— Да, — ответил Тори. — Они оба были журналистами-фрилансерами. И в день моего пятнадцатилетия — да, прямо в мой день рождения — за ними внезапно пришли люди из Бюро Безопасности и забрали их. Лишь позже я узнал… что их обвинили в «распространении опасений» о коррупции на выборах мэра…
— Они… умерли во время задержания? — спросил Сион.
— Нет. Отец вернулся через три месяца. Но это был совершенно другой человек… внешне тот же, но не внутри. Он больше никогда не произнёс ни слова о власти, не говоря уже о выборах мэра. Перестал работать, заперся в комнате. Бабушка заботилась о нас с младшей сестрой, мы кое-как сводили концы с концами. Но однажды, когда я вернулся из школы…
— Тори. — Сион встал, качая головой. — Прости. Я не хотел ворошить твоё прошлое, но всё же заставил тебя вспомнить такое. Довольно. Не продолжай.
Тори смотрел вниз, но поднял голову и слабо улыбнулся:
— Нет, Председатель, разрешите мне договорить. Я… давно хотел кому-то рассказать. Если вы позволите — для меня честь. Но я не отвлекаю вас? Сейчас рабочий день, а это лишь личная история…
Одна стена кабинета Сиона отсутствовала, открывая вид на зал, кишащий муниципальными служащими. Вежливых людей вроде Тори, стучащих перед входом, были единицы; большинство входили и выходили без спроса.
Сион перенёс свой кабинет с верхнего этажа «Лунной Капли» на второй. Большую часть вершины переоборудовали в смотровую площадку и зал собраний, открытый для публики. Кроме одного места: бывшего кабинета мэра.
Там, в день падения Шестой зоны, мэр покончил с собой. Тело унесли, но тёмные брызги на стене и впитавшаяся в ковёр кровь остались нетронутыми. Сион распорядился их не отмывать.
Он не мог делать вид, будто этого никогда не было. Он должен был хранить это в памяти живым. Обязан.
Было наиважнейшим не притворяться, будто реальности не существовало: что те юные революционеры, крепко державшиеся за надежду и идеалы, сами превратились в жестоких диктаторов. Сиону не позволялось забывать безумие зверств, бойню, устроенную Шестой зоной, и всё, что они извратили. Он должен был неуклонно помнить значение всего этого, почему те люди не смогли предотвратить превращение утопии в дистопию. Он должен был помнить всё, что они извратили.
Он не мог повторять те же ошибки.
Порой Сион поднимался на верхний этаж и стоял перед пролитой кровью бывшего мэра. Он кусал губу — то ли пытаясь понять, что должен делать, то ли пытаясь впитать истину — и продолжал размышлять, не забывая.
— Сион, — звал его тот голос. — Не отводи взгляд. Впечатай это в память. Размышляй снова и снова. Вот что ты должен делать.
«Верно, вот что я должен делать». Он понимал. Понимал до боли.
«Потому я и остался здесь. Я не позвал тебя, когда ты таял вдали под сияющей синевой неба. Я знал, что должен сделать, поэтому не побежал за тобой. И… пока я этого не достигну, ты не примешь меня. Ты отшвырнёшь мою руку, тянущуюся к тебе, и отвергнешь. Ты будешь лишь продолжать отвергать».
Он чувствовал это каждой клеткой.
— Пожалуйста, расскажи всё, — медленно произнёс Сион, глядя на Тори. — Если это не причинит тебе боли… Нет, конечно, будет больно. Но если ты сможешь говорить сквозь боль… Я хочу услышать. Хочу знать каждую деталь того, что происходило в этом городе. Не только то, что осталось в официальных записях, но и подлинно личные истории отдельных людей.
Соединяя эти личные переживания, можно было вытащить на свет истинную историю Святого Города. Те, кто не мог смотреть в прошлое прямо, не имели права строить будущее.
Тори выровнял дыхание и склонил голову:
— Спасибо, Председатель. Но рассказывать особо нечего. В тот день, когда я вернулся из школы, ни отца, ни сестры не было дома. Бабушка, в панике, сказала, что они исчезли, пока она ходила за покупками… Умоляла меня срочно их найти… Но ни она, ни я не имели понятия, куда они пропали. О прошлом задержании отца знали все, и, возможно, из страха перед властями, соседи отказались помочь в поисках. Я один обыскал все места, какие мог придумать… Но не нашёл их… Обоих обнаружили следующим утром.
Слово «обнаружили» заставило сердце Сиона учащённо биться. Не «спасли», а именно «обнаружили». Ему казалось, Тори сознательно выбирал это безличное слово, отделяя человека от вещи.
— В чаще леса, где стояли старые Северные Ворота… Лиственный лес у аэропорта. Они лежали, прижавшись друг к другу, у подножия дерева — кажется, бука. На них не было ран, не было видимых страданий… Конечно, сужу лишь по внешнему виду. Отец отравился сам и отравил мою сестру.
— Убийство, — Сион попробовал произнести слово вслух. Слова не должны иметь веса, но это резануло по нёбу.
— Да, убийство, — подтвердил Тори. — Моя сестра была ещё ребёнком. Она не могла даже помыслить о смерти. Отец заставил собственного ребёнка выпить яд, а затем выпил сам. Это чистой воды убийство.
— Ты не допускал, что их могли… ликвидировать? — осторожно спросил Сион. — Руками Бюро Безопасности, каким-то скрытым способом или… — он замолчал. Версия была абсурдна. Если бы Бюро решило устранить отца Тори, им не понадобились бы тайные уловки. Его бы просто арестовали и казнили. Инсценировать самоубийство не было нужды. И всё же — это было убийство, содеянное Шестой зоной. Прямое или доведение до смерти — разница лишь в формулировках. Ломать разум, загнать в угол, лишив воли к жизни — тактика Бюро была отработана.
— Он оставил предсмертную записку, — сказал Тори. — Я нашёл её, разбирая вещи. Это был его почерк. Он писал о безысходности. «Я не могу жить в Шестой зоне. Но и сбежать не способен. Это место без будущего; без будущего, без надежды, где остаётся только смерть. Сколько ни думаю — не могу оставить дочь в этом отчаянии». Примерно так. Кажется, он просил прощения за то, что забрал сестру, и благодарил меня с бабушкой.
— Так стыдно… — Тори перевёл взгляд на большое окно. Ветер, видимо, стих: дождь падал ровными струями. Сион следил за водяными следами на стекле, появлявшимися один за другим.
Когда они с товарищами, израненные, вернулись в старую Шестую зону после побега из исправительного учреждения в западном блоке, доктор был тем, кто их выхаживал. Он рассказывал о младшем брате — как тот, будучи студентом, отказался участвовать в утреннем ритуале клятвы верности городу, обычном для школ и рабочих мест.
Брата задержали по подозрению в заговоре против города. Через две недели он вернулся, по словам доктора, «мёртвым и холодным».
«Не трупом, — уточнил он. — Он дышал. Но будь он мёртв — разницы бы не было. От моего яркого, энергичного брата, капитана баскетбольной команды, не осталось ничего. Он едва говорил, не откликался на имя — лишь смотрел куда-то пустым взглядом, день за днём…» Вскоре после этого, добавил доктор, брат покончил с собой.
Истории Тори и доктора были схожи. Схожи, но не одинаковы, и Сион не смел ставить между ними знак равенства. Он не поддастся соблазну статистики. Не сбросит всех жертв Шестой зоны в одну безликую кучу под ярлыком «жертвы». Он раскроет смерть каждого. Запомнит каждого.
Их крик. Их страх. Их мужество. Чудо их жизни — он впечатает всё в память. Не даст исчезнуть.
И передаст дальше эту правдивую историю.
Иначе возрождение Шестой зоны растает, как призрак. Те, кто не учится у прошлого, не построят будущего.
Сион на мгновение закрыл глаза.
Перед ним снова встало багровое пламя — пламя, что. раскинув руки, словно в объятиях, сжигалоШестую зону дотла. Он различил силуэт, стоящий спиной к пожарищу. Волосы, развевающиеся в горячем ветру. Глубокие серые глаза.
— Мой отец слишком поспешил отчаяться. Более того, было чудовищно глупо с его стороны, погрузившись в отчаяние, забрать с собой и маленькую дочь. Будь он жив в нынешней Шестой зоне, он мог бы преодолеть безнадёжность, у моей сестры было будущее… А теперь… Чем больше я думаю… Это настоящая пародия. Пародия, и я глубоко сожалею.
Взгляд Тори снова встретился с Сионом:
— Кстати, лишь в прошлом месяце я нашёл имя и фотографию матери в базе данных бюробезопасности. После задержания её немедленно казнили… Как изменницу государству. Вероятно, она отказалась безропотно писать лишь хвалебные статьи о городе. Я сразу сообщил бабушке. До этого мы не знали, что с ней случилось.
— Надеюсь, ваша бабушка здорова? — спросил Сион.
— С ней всё прекрасно, — ответил Тори. — Когда я рассказал о судьбе матери, она пробормотала: «Какой была, такой и осталась». Я боялся, она заплачет, но не проронилась ни слезинки. Сейчас она помогает сиротам из бывшего западного блока, представляет волонтёрскую группу «Завтрашнее небо». Ах да, они недавно получили солидный грант от города — власти выразили желание о партнёрстве в будущем. Она была так рада.
— «Завтрашнее небо»? Я слышал, — сказал Сион. — Это НКО, обеспечивающая проживание и обучение для сирот? Кажется, мы направляли сотрудников из департамента образования и культуры и детского отдела для помощи. Значит, она в самой гуще этой работы? Потрясающе. — В голосе Сиона невольно прозвучало восхищение. — Она крепкая и устремлённая вперёд женщина. У тебя невероятная бабушка. Рад, что она с тобой.
— Я тоже. Её сила всегда была моей опорой, — на лице Тори появилась смущённая улыбка. — Думаю, она по-своему приняла решение и встала на ноги. Честно говоря, мне кажется, нам обоим стало легче на душе. Груз, конечно, остался, но он полегчал. Я смог навестить могилы отца и сестры, рассказать им и о маме, и о реформе города. Председатель, благодаря публикации архивов старой Шестой зоны многие, как и я про мать, наконец узнали судьбу близких. Иными словами, множество скорбящих семей выдохнули свободнее — как мы с бабушкой.
В большинстве записей значилось лишь «ликвидирован». Имена людей вроде матери Тори, — исчезнувших без следа, похороненных тайно, — шли сплошным списком. Более чем у половины не осталось ни останков, ни личных вещей.
Холодная волна пробегала по спине снова и снова, пока он готовил эти данные к публикации.
Шестая зона продолжала существовать, пожирая каждого человека.
Спросил ли Сион себя: облегчилось ли бремя тех, чьих близких поглотила зона? Как у Тори? И не только внутри стен, а люди бывшего западного блока? Те, кого бессердечно использовали, убивали как насекомых, так и не признав в них человеческого достоинства. Что они чувствуют?
Сейчас они ещё окутаны остатками радости. Ещё помнят, что слово «надежда» имеет смысл. Их лица обращены к будущему.
Но радость — лишь миг. Что придёт ей на смену, когда она остынет и растает?..
Обида. Ненависть. Горечь. Подозрительность. Недовольство. Разочарование… Стены Шестой зоны снесли, но границы в сердцах людей разрушить куда сложнее.
Глубоко в душе бывшие граждане города таили ненависть и страх перед жителями западного блока. Они гадали: не придут ли те однажды за местью? Люди западного блока, в свою очередь, испытывали сомнение, отвращение и страх к бывшим гражданам. Учитывая прошлое — эти чувства были неизбежны.
— Это так сложно, — проговорил Сион.
— Что? — Тори наклонил голову. — Что сложно, Председатель?
— Превратить отчаяние в прошлое, как сделал ты. Это невероятно сложно. После того, как у них жестоко отняли близких, как оставшимся жить без отчаяния? Поверят ли все из бывшего западного блока в надежду новой Шестой зоны? Как?.. Этот узел такой тугой, что у меня голова кружится. Я не могу его распутать ни на сантиметр, — откровенно признался Сион.
— …Господин Председатель, вы ведь жили в старом западном блоке, верно?
— Вы, наверное, пережили ужасные лишения там. Я даже не могу представить, насколько чудовищны были условия. Я потерял семью — это тяжелейшее испытание, но мне повезло не голодать и не замерзать насмерть под защитой стен.
— Да… это так, но… — Сион запнулся.
Если тебе повезло стать гражданином за стенами — базовый уровень жизни гарантирован. Можно прожить жизнь без голода и холода.
— Мне так жаль жителей бывшего западного блока, — продолжал Тори. — Их права игнорировались, они ужасно страдали. Все жили в муках. Больные и раненые не получали помощи, верно? Я слышал, еды и самого необходимого вечно не хватало, люди мерзли зимой без тёплой одежды. Похоже, старый западный блок был настоящим адом. Хм? Что такое, Председатель? — Тори замолчал, увидев, как Сион отрицательно качает головой.
— От кого ты это слышал? — спросил Сион.
— Что? Ну… не от кого конкретно, но… — Тори сглотнул. — Я сейчас оцифровываю историю Шестой зоны для потомков. Всю историю — и города, и западного блока, как вы и поручили. Работа займёт время, но я узнал, насколько кошмарными были условия там. По крайней мере, я думал, что узнал…
— Возможно, ты и тут ошибаешься, — сказал Сион.
— Западный блок, конечно, можно было сравнить с адом, — признал Сион. — Медицины не хватало, царил голод, смерть ходила рядом. Хуже всего была охота на людей.
— Самый дьявольский, бесчеловечный грех Шестой зоныь, до сих пор не задокументированный. Но, знаешь, Тори — это был не только ад. То место не целиком было адом.
Там пускала корни человеческая жизнь. Люди, цеплявшиеся за существование из последних сил, всё же жили. Они работали, находили маленькие радости, любили других и всё это время искали любую доступную мудрость и средства к существованию. Был рынок; был театр; был полуразрушенный отель.
Сион подошёл к окну и прикоснулся ладонью к стеклу. Каждый раз, когда он вспоминал западный блок, в груди сжималось. Если бы он мог вернуть те дни хоть на миг — он бы ничего не жалел.
Книги, теснящиеся на полке; маленькая плита; кастрюля на ней, наполнявшая комнату паром; потёртый диван и жёсткое, накрахмаленное одеяло; писк мышей и их холодные носики; глубокий цвет глаз; пальцы, скрывавшие мощную силу и нежную ловкость; голос, чьи вибрации согревали, несмотря на прохладный тон; глубокая тишина, окутывавшая их даже лицом к лицу; как комфортно было в той тишине; «Сион». Всплеск радости, когда его имя звучало неожиданно; вкус скудной еды на языке; взгляды, вздохи, шёпот.
«Это был не сплошной ад. Те дни, окрашенные сладкой горечью и множеством чувств — я жил ими, без сомнения.
Если бы я мог вернуться туда ещё раз… Хоть раз ещё протянуть к тебе руку; хоть ещё раз… к тебе…»
— О старом западном блоке ещё много правды не раскрыто. В комитете реструктуризации есть их представители. И, как комитет, как мы встретим их? Всё зависит от наших дальнейших действий.
— Да, — согласился Тори. — Путь будет нелёгким, но я верю, мы научимся жить вместе. Стен больше нет — нельзя вечно быть в плену понятий «внутри» и «снаружи».
— Именно. Я абсолютно верю, что сможем — нет, я знаю, что сможем, — голос Тори звучал необычно страстно, на лице читалась искренность. Он редко говорил с таким жаром — хоть ему и не всегда удавалось скрывать чувства, по натуре он был не эмоционален.
— Ты совершенно прав, Тори, — сказал Сион. — Поэтому внешняя дипломатия ещё важнее. Чтобы обеспечить стабильность внутри Шестой зоны, мы должны стабилизировать отношения с другими городами. Во-первых, необходимо объяснить и принести извинения за нарушение Шестой зоны Вавилонского договора. Нам также понадобится возможность для Шестой зоны заново подтвердить мирный антивоенный пакт. Но главнее всего всегда было…
— Верно, — подтвердил Сион. — Поэтому бессмысленно проводить саммит без всех шести городов. Один отстранённый город станет причиной великого раскола. Этого мы никоим образом не можем допустить. У человечества нет права на ошибку — мы не можем позволить себе раскол.
До сих пор ни один город не выстраивал тесных связей — более того, намеренно их избегали. Существовала система, где каждый город самостоятельно производил и потреблял почти всё необходимое, без взаимодействия или вмешательства извне. Конечно, существовали открытые торговые пути. Шестая зона, не имевшая выхода к морю, импортировала морепродукты и часть промышленных товаров, экспортируя чистые элементы — кремний, германий, селен и другие полупроводники. Будучи единственным экспортёром полупроводников, она сохраняла преобладание.
Однако новые обстоятельства потребовали пересмотра этой политики. Загрязнение поверхности начало постепенно распространяться. Катастрофические аномалии погоды участились, зоны радиоактивного заражения вспыхивали повсюду. Опустынивание ускорилось сверх прогнозов. Частичное восстановление экологии признавалось, но оно явно не успевало за скоростью распространения загрязнения. Если всё продолжится так — жизнеспособные территории человечества сократятся ещё больше. Это напрямую вело к вымиранию вида.
Сион верил, что может разделить это чувство неотложности с лидерами других городов. Ведь Города Первый, Второй, Третий и Пятый искренне приветствовали приглашение на саммит. Что же до оставшегося города…
— Мэр Четвёртой зоны — мужчина, верно? — внезапно спросил Сион Тори.
— Верно, — ответил Тори. — Мэры Первой и Четвёртой зон — мужчины, оба у власти около двух лет. Мэры остальных трёх — Второй, Третьей и Пятой — женщины. Хотя в этих городах запрещены повторные сроки, все три женщины переизбраны с огромным перевесом. Вы, конечно, в курсе, но если нужны детали: статистика голосования, их политика, опросы, тексты речей, межгородские связи — я подготовлю мгновенно.
— Не надо, я помню, — Сион держал всё в голове. — Значит, во главе городов — зубастые лидеры с опытом.
— Да, — кивнул Тори. — Простите за прямоту, но они вам в родители годятся.
— Саммит проницательных мам и пап, значит, — усмехнулся Сион. — Будет чопорно. Наверняка станут смотреть свысока… Потребуется стальная воля.
— Именно. Особенно сложен мэр Четвёртой, — предупредил Тори. — Он как-то заявил: «Женщинам и детям не место в политике!» — был скандал. Вы видели репортаж? Прямо во время дебатов в ассамблее.
— Видел. Искренне изумился, — сказал Сион. — Что в наше время вообще находятся те, кто озвучивает такие архаичные устаревшие взгляды.
— Я настолько удивился, что буквально чуть не свалился со стула! — признался Тори. — Он часто отпускает оскорбительные реплики, видимо, из-за странных предрассудков… Поэтому он, думаю, сопротивляется: во-первых, саммит — ваша инициатива; во-вторых, боится, что его собственные проекты отодвинут на задний план. Вот и тянет с ответом. Логично?
— Это тоже есть, — согласился Сион. — Но истинная причина задержки может быть не в личных взглядах мэра. Возможно, дело в чём-то более практичном.
— Взгляни. — Сион нажал переключатель на столе. Перед глазами всплыла голограмма, испещрённая цифрами.
— Хм? Что это? Эти имена… — Тори сглотнул. — Председатель, это… Не может быть!
— Боюсь, что так, — сказал Сион. — Это список высокопоставленных чиновников, сбежавших из старой Шестой зоны, и количество золота, которое они прихватили с собой. Кстати, свыше 80% бежали в Четвёртую зону.
— Разве цифры здесь не запредельные? Слитки не так уж компактны… Погодите… если сложить… Минуточку! Это целый квартал годового бюджета старой Шестой зоны!
— Именно, — подтвердил Сион. — Скорее всего, это были секретные накопления, о которых знали лишь высшие чины. В подвале «Лунной Капли» был сейф — они взяли оттуда.
— Да, я знаю, — сказал Тори. — Сейф был опустошён, так? Оттуда и известно о слитках, но я не представлял масштабов. — Тори снова сглотнул. — Но как вы точно узнали, кто взял и сколько?
— Ха-ха, они так спешили, что забыли отключить камеры безопасности, которые и запечатлели этих воров в высоком разрешении, — объяснил Шион.. Мы потребуем реституции, используя записи как доказательство. Это золото — собственность Шестой зоны. Мы вернём его любой ценой. Для этого жизненно важна помощь Четвёртой зоны. Я хочу обсудить это с ними наедине. И, полагаю, мэр уже догадывается.
— Значит, задержка с ответом — попытка выиграть время для подготовки контраргументов?
— Думаю, именно так, — кивнул Шион. — Он не хочет вести политические переговоры с молодым выскочкой, вот и оттягивает ответ. Как мэр, он непрозрачен и сложен. Старая лиса. Иначе не продержался бы двадцать лет наверху со своими бестактными заявлениями. Четвёртая зона — не тоталитарное государство, вроде Шестой. Его медиа, включая онлайн-СМИ, работают здорово. Никто не навязывает культы личности или однобокие идеалы. Правительство не злоупотребляет властью. Даже абсолютно ложные жалобы на мэрию регулярно публикуют. Выборы честные. И всё же он не свергнут. Мэр — мастер управления и влияния. По-своему восхищает. Искренне впечатлён.
— Председатель, не время восхищаться! — одёрнул Тори. — Надо думать, как договориться с ним и вернуть золото. И не только золото — вернуть сбежавших чиновников, судить их и вынести приговор.
— Нет, — возразил Сион. — Не вижу нужды спешить с этим. Вернуть золото — наш приоритет.
— Но, Председатель! — Тори подался вперёд. Щёки его пылали, брови поднялись. — Высшие чины старой Шестой зоны должны предстать перед судом! За массовые убийства, включая моих родителей и сестру; за монополизацию богатства, за попытки поработить людей… И, конечно, за создание Шестой зоны. Их преступления горами лежат! Нельзя позволять преступникам безнаказанно жить в роскоши на чужбине!
— Бежать им некуда, — Сион выключил голограмму. — Во всём мире, кроме шести зон, прятаться негде. Чиновники, избалованные жизнью, даже не подумают сбежать в пустыни или болота. После союза с другими городами и нашего официального запроса о выдаче, побег за стены станет для них невозможен. Они просто умрут — от голода, от безумия. Выбора нет, и они это знают. К тому же… — Сион взглянул на юношу. Щёки того всё ещё пылали. — Живут они не так роскошно, как ты думаешь. Пусть под некоторой защитой Четвёртой зоны, но, слышал, им дана лишь очень ограниченная свобода. Похоже, Четвёртая зона просто присматривает за ними, зная, что рано или поздно за ними придут. Они ждут нашего хода и, в зависимости от обстоятельств, намерены использовать чиновников как пешек в переговорах. Если повезёт, Четвёртая зона попытается присвоить золото — хоть половину. И даже это стало бы для них крупной победой.
— Значит, мэр Четвёртой и вправду старая лиса, — заключил Тори.
— Очень хитрая, — согласился Сион. — Честно, не уверен, что смогу с ним потягаться.
— Если кто и сможет — то вы. Гораздо больше, чем думаете. — Тори тяжело вздохнул и поклонился. — Так или иначе, понял. Буду настойчиво добиваться участия Четвёртой зоны…
— Спасибо, — сказал Сион. — Уверен, их мэр тоже осознаёт нарастающие угрозы человечеству. Он знает, что медлить нельзя; он не настолько глупая лиса.
— Полагайтесь на меня, — Тори снова склонил голову и повернулся к двери. Но замер на пороге, оглянувшись на Сиона. Он сжал губы, и слова прозвучали едва слышно: — Председатель…
— Эм… Можно задать ещё один вопрос?..
— Выборы мэра в следующем году… Ходят слухи, что вы не будете баллотироваться… — Тори снял очки и снова сжал губы.
Вот истинная причина его визита. Сион смотрел на напряжённое лицо секретаря и слегка кивнул:
— Да, хотя пока только слухи. То есть… неужели…
Пока именно комитет реструктуризации несёт бремя управления Шестой зоны. Жизнь граждан, финансы, внешние связи — всё распределено по профильным отделам.
Катастрофически не хватает компетентных кадров на местах. Реальность такова: ощущается дефицит специалистов во всех сферах. Но есть и надежда. Постепенно появляются люди, способные управлять городом — пусть медленно, и примерно четверть из них молодежь из бывшего западного блока.
Это стало шоком для многих бывших граждан Шестой зоны. В старом западном блоке, где, казалось бы, не было никаких учебных заведений, вырастали талант за талантом. Эта молодежь жаждала знаний, называя возможность учиться великой радостью. Многие были блестящими инженерами, обладали врождённым талантом к искусству или отточенной деловой хваткой.
То, что старая Шестая зона вытолкнула за свои стены, оказалось потенциалом будущего. Всё, что находилось в замкнутом пространстве, обречено чахнуть и умирать.
Теперь, так или иначе, двери Шестой зоны распахнуты наружу.
Сион думал, что они успели буквально в последний момент. Несмотря на череду непрерывных проблем, Шестая зона проложила путь к выживанию, и теперь его управление должно идти рука об руку с этим процессом.
Предстояло распустить комитет реструктуризации и избрать нового мэра и правительственное собрание — разумеется, через демократические выборы. Подготовка шла ускоренными темпами. Гражданам уже объявили: примерно через год одновременно пройдут выборы мэра и конгресс.
Всё должно двигаться быстро. Останавливаться нельзя. Но если спешка приведёт к брешам — всё пойдёт прахом. Подготовка к выборам должна быть безупречной, без малейшего просчёта.
Ведь эти выборы предопределят будущее Шестой зоны.
Нужно беспристрастно и справедливо избрать представителей из граждан. А те, в свою очередь, должны создать столь же беспристрастное и справедливое правительство для здорового восстановления городского управления. Сион не мог допустить концентрации особых прав или богатства в руках одного человека или группы. Чтобы не наступить на грабли старой Шестой зоны, чтобы избежать прежних ошибок — выборы стали важнее и значимее всего.
Сион не верил в рождение святого города.
Не верил он и в осуществление утопии.
Всё, созданное руками человека, всегда будет нести изъяны.
Мы неидеальны… поэтому ошибаемся. Осознать это — и всё равно выбрать веру в будущее — был первый шаг вперёд. Это не будет священный или идеальный город. Это будет место, где люди продолжат ошибаться, смогут учиться на ошибках и жить как настоящие люди. Это первый шаг к тому, чтобы Шестая зона наконец стала таким местом.
— Я приложу все усилия для подготовки выборов, — сказал Сион. — Ведь это долг, возложенный на меня.
— Председатель, вы не ответили на мой вопрос, — не сдавался Тори. — Все считают вас идеальным кандидатом в мэры — лучше вас никого нет.
— Тори, — Сион остановил его, лёгко покачивая голову. — Сейчас выборы мэра не важны. Прошу, сосредоточься на переговорах с Четвёртой зоной.
— …Понял. — Тори сжал губы, и в тот же миг в дверь вежливо постучали.
Ах да, ещё один воспитанный сотрудник.
Дверь открылась, и в комнату вошла женщина со смуглой кожей и чёрными волосами. Цвет её кожи и волос был таким же, как у Инукаси, хотя у неё не было таких же диких длинных волос, растущих свободно и как попало. Вместо этого её вьющиеся пряди были уложены в причёску средней длины, что гармонировало с её круглыми глазами и милым курносым носом.
— Простите, Председатель, — сказала она. — О, Тори, извини. Я не вовремя? Вы были заняты?
— А-а, нет, Рука, всё в порядке. Я здесь уже закончил. М-м… если позволите, Председатель… — Тори поклонился и выскочил из комнаты; его щёки покраснели ещё сильнее, чем раньше, а румянец доходил до самых глаз.
— Я помешала? — спросила Рука. — Я хотела доложить об одном деле, поэтому… Председатель? Что-то не так? Вы смеётесь.
— Нет, я просто подумал, что удивительно легко прочитать Тори, — сказал Сион.
Так вот в чём дело. «Жить вместе», значит? У этих слов всё-таки был скрытый смысл. Очень похоже на Тори.
— Что? — Рука склонила голову набок, и по её лицу распространилось недоумённое выражение. — Что значит «легко прочитать»? М-м… я прервала какой-то рассказ?
— А, нет, это не связано с этим, — сказал Сион. — Как и сказал Тори, мы здесь уже закончили. Что важнее, у тебя был доклад? Он срочный?
— Нет, скорее… меня кое-что беспокоит, — ответила Рука. — Дело в том, что произошёл инцидент — случилось то, что выглядит как три последовательных убийства.
Рука была родом из старого западного блока, а её отец, как человек, ответственный за рынок, улаживал споры и курировал соглашения об открытии новых лавок. Другими словами, он обладал немалым опытом как человек влияния. Сион слышал, что когда старый западный блок был ещё обычным городком, мать Руки писала детские книги.
Ни один из них не пережил облаву. Её отец погиб под завалами, а мать была застрелена солдатами. Вполне возможно, что их обоих сбросили в ту самую гору трупов под исправительным учреждением, которую видел Сион.
Рука, дожившая до падения стен, год проучилась в бесплатной школе поддержки, созданной комитетом по реконструкции, а в начале текущего года сдала экзамен на госслужбу. Сейчас она служит в бюро безопасности.
Бюро безопасности, разумеется, было полностью реорганизовано. Единовластный контроль, аресты и задержания без должных оснований, вооружение по армейскому образцу — всё это было теперь запрещено. Сотрудники бюро на месте происшествия, имели право носить лишь минимально необходимое снаряжение для защиты жизни, имущества и безопасности граждан.
— Убийство… Я слышал, три дня назад убили мужчину за пределами потерянного города, — сказал Сион.
— Верно, — подтвердила Рука. — А до того внутри старого западного блока было найдено тело молодого человека, умершего при странных обстоятельствах. А сегодня утром там же обнаружили ещё одно тело, по-видимому, женщины.
— «По-видимому»? Что это значит?
— Тело сильно разложилось, и принадлежность к какому-либо полу невозможно определить визуально. Считается, что она умерла около месяца назад, — объяснила Рука. — Ни у одной из трёх жертв не было при себе ничего, что могло бы подсказать их личность. Сейчас для идентификации анализируют их ДНК.
— Понятно… — задумался Сион. — Но как бы ни было холодно на улице, тело, пролежавшее месяц, должно источать сильный запах. Почему его обнаружили только сейчас? Оно было глубоко закопано?
— Нет. Оно было закопано, хотя и неглубоко, но сказали, что запах действительно был жуткий.
— Но его всё равно обнаружили только через месяц?
У Руки появилось напряжённое выражение лица — будто она не знала, плакать ей или смеяться:
— Оно находилось в западном блоке.
— Гниющий труп был закопан в углу старого западного блока, — сказала Рука. — Местные... ну, они привыкли к мёртвым телам. Включая запах.
— Ах... — ответ Сиона застрял в горле.
Конечно же. Смерть кружила над западным блоком как вихрь. Она была тут, там и повсюду. Запах крови, вонь разложения, последние молитвы, жалкие трупы, мучительные крики — западный блок был пропитан всем этим.
Рука продолжила:
— Частью работы моего отца была помощь утилизаторам: с самого утра собирать тела тех, кто умер на рынке за ночь. Поскольку это был рынок, там не было чего-то особенно вонючего, но тела я видела каждый день. И не только я — практически все. Мы совершенно привыкли к этому... поэтому, думаю, никто и не заметил этот труп. Лишь когда запах стал невыносимым, люди обратили внимание. Вот как я это понимаю.
Сион всё ещё наивен. Он пока не способен был прийти к таким выводам сам.
— Ох, но поимка преступников — это работа бюро безопасности, — сказала Рука. — Вам не нужно вмешиваться.
— Ах, конечно, — согласился Сион. — Даже если бы я вмешался, вряд ли я способен на такой подвиг, как поимка преступника!
— Вы и правда совершенно не созданы для такой работы, да? — Рука рассмеялась лёгким смешком. Словно дитя, излучала она лёгкую и беззаботную улыбку.
Она очень похожа на улыбку Сафу — искренняя улыбка молодой девушки.
«Сион... всё это я оставляю тебе».
Это были последние слова Сафу, обращённые к нему.
Тогда он принял их безоговорочно. И не забудет, пока жив.
Выражение лица Руки стало серьёзным, вернувшись к облику двадцатилетней взрослой женщины:
— Причина, по которой я обратила на это ваше внимание — быть очень осторожным. Председатель, вы живёте в потерянном городе, верно? Причём недалеко от бывшего западного блока.
— Да, но... вы считаете, что я могу стать мишенью? Есть доказательства, указывающие на это?
— Нет, — твёрдо ответила Рука. — Сейчас нет свидетельств того, что вы — цель убийцы. Однако вы ездите из дома в муниципалитет на велосипеде, и я опасаюсь, что это может быть несколько опасно. И вот, понимаете... я осознаю, что выхожу за рамки своих полномочий, но не могли бы вы пока рассмотреть возможность ездить на машине? Ах, я согласовывала это предложение с моим начальником. Если вы одобрите, я организую транспорт.
— Значит, бюро безопасности полагает, что три смерти — часть серии убийств? — спросил Сион. — Оставим пока вопрос, один преступник или несколько. Сам факт, что убийца разгуливает на свободе и охватывает территории от потерянного города до бывшего западного блока... это несколько не укладывается у меня в голове. Неужели между жертвами не было никакой связи? Все они — совершенно незнакомые люди, не связанные между собой?
— Именно так, — подтвердила Рука. — Хотя личность женщины ещё не установлена, нам не удалось выявить никаких сходств между двумя мужчинами. Возраст, телосложение, род занятий, семейное положение... ни одной общей черты. Но метод убийства был одинаков — и для женщины тоже. Всем троим перерезали горло острым режущим предметом.
Сион уставился на Руку, стоящую перед ним:
— Острым режущим предметом?
— Ножом, предположительно. Армейского образца или аналогичным, созданным для убийства. Кроме того, и это может быть субъективно — порез совершён искусно.
Несмотря на разложение, разрезы на телах мужчин были настолько чистыми, что коронер* даже выразил восхищение. По его словам: «При таком порезе жертва, скорее всего, умерла, даже не поняв, что произошло». Поэтому мы считаем, что убийца — человек, виртуозно владеющий ножом.
*Коронер — должностное лицо, специально расследующее смерти, имеющие необычные обстоятельства или произошедшие внезапно, и непосредственно определяющее причину смерти.
Слова Руки чуть отдалились, и в ответ сердцебиение Сиона гулко застучало в ушах.
Нож... армейский образца... чистые разрезы... высокое мастерство…
Слова, которые он только что услышал, дико кружились у него в голове.
«Нет, о чём я подумал — немыслимо. Этого просто не может быть».
Сион глубоко вдохнул, затем выдохнул.
Его сердце начало успокаиваться.
«Невозможно. Подобное совершенно немыслимо».
— Председатель? — осторожно позвала Рука.
— Ах, да. Понял, — отозвался Сион. — Уверен, Бюро безопасности уже предпринимает все необходимые меры без моих указаний, но, пожалуйста, выпустите информационный бюллетень о безопасности для затронутых районов.
— Вас поняла, — ответила Рука. — Мы уже увеличили количество патрулей в тех зонах. Хотя инцидент попал в новости, многие жители бывшего западного блока ещё не привыкли их смотреть, поэтому также планируем развесить физические объявления. Способ старомодный, но неожиданно эффективный, — Рука медленно моргнула. — Председатель, знаю, что повторяюсь, но ваш дом находится в зоне риска. Пожалуйста, будьте осторожны. Искренне считаю, что вам пока стоит отказаться от поездок на велосипеде.
— Так ли это... Ах, но со мной всё будет в порядке, — сказал Сион. — Я найму телохранителя.
— Телохранителя? Если так, прошу взять кого-то квалифицированного из бюро безопасности.
Сион мягко покачал головой, отвергая предложение:
— Я, внезапно, знаю кое-кого, кто подойдёт, поэтому найму частного телохранителя. Нет нужды использовать сотрудника зоны.
Правда в том, что не только бюро безопасности, но все службы испытывают хроническую нехватку персонала, поэтому он не собирался просто перебрасывать кого-то ради этого. К тому же сама мысль о поездках с незнакомым сотрудником бюро вызывала у него тревогу... Хотя, возможно, это и преувеличение.
Но именно реальность давила на сердце, и в таком случае он без колебаний выбрал бы того, с кем всегда будет интересно рядом.
— Знаете кое-кого? — удивилась Рука.
— Да, — ответил Сион. — Я знаю того, кто одолжит мне превосходного, первоклассного телохранителя, стоит только попросить.
Брови Руки слегка сдвинулись — казалось, она оценивала слова Сиона:
— Поняла, — она невольно расслабилась. — Тогда, по крайней мере, отнесите расходы на персонал на счёт Управления безопасности. Оформим как госрасходы».
— Правда? Спасибо, — сказал Сион. — Скорее всего, оплатой станет мясо на кости, сухофрукты и сыр ежедневно. Возможно, попросят ещё две-три сушёных рыбы сверху.
— Хм? Мясо на кости… — рот Руки приоткрылся. Она несколько раз подряд моргнула.
Сион сжал губы, сдерживая смех. Он ещё раз заверил её, что всё будет в порядке:
— Я заключу с ними сделку на личную охрану. Это, по крайней мере, я могу.
— Хорошо. Доложу начальнику. С этими словами Рука вышла из комнаты.
Дождь к тому времени уже перестал идти, и звук ветра стал тише.
«Не навестить ли мне Инукаси завтра?»
Прислушиваясь к ветру, он принял это решение.
Инукаси. Конечно, это не настоящее имя. Никто не знал настоящего имени — включая саму Инукаси.
Инукаси была дорогим другом Сиона, жившая в старом западном блоке. Она жила бок о бок с собаками столько, сколько себя помнила, делила с ними жизнь и зарабатывала на хлеб, сдавая их внаём, — как раньше, так и теперь.
Когда стены Шестой зоны ещё отделяли её от западного блока, собаки были незаменимы, чтобы пережить лютый зимний холод. Хотя Сион испытал это лишь однажды, спать рядом с собакой было удивительно тепло, и люди пользовались услугами Инукаси, чтобы не умереть от переохлаждения.
Теперь же в старом западном блоке возводили деловой район, создавались службы соцобеспечения для детей и стариков. В результате поток людей, приходивших к Инукаси арендовать собак для тепла, почти иссяк. Вместо этого, казалось, многие бывшие жители Шестой зоны стали приходить, чтобы взять собаку как питомца или сторожа. Среди них, видимо, были и те, кто предлагал купить собак Инукаси, а не просто арендовать.
«Продам их, только если будет веская причина».
Эти слова Инукаси произнеса при их последней встрече. Сион принёс домашние крендели и панини от Каран. Инукаси, радостно набив рот, прожёвывала, причмокивая:
— Так вкусно, что плакать хочется, — потом, протягивая чашку, бухнула: — Держи, угощение для маминого хорошего мальчика! — и налила Сиону крепкого чёрного чая.
Листья давно выдохлись, но для него этот вкус был слаще любого напитка.
В комнате Нэдзуми он испил его бессчётно.
Белая кружка со сколом всё ещё стояла там. Печь, служившая и плитой, и обогревателем; крепкий старый стул под грудами книг; безмерная библиотека — всё оставалось нетронутым. Сион заходил время от времени прибираться, проветривать, посидеть. Иногда даже случалось, что мог внезапно задремать.
В такие мгновения внутри него вспыхивало вновь и вновь всё то же воспоминание: казалось, будто не во сне, а наяву. В тот день, в комнате, полной скоплений книг, Сион что-то спросил Нэдзуми:
— Не мог бы ты прочесть мне «Макбет»?
Нэдзуми тогда обернулся, слегка наклонив голову:
— Акт пятый, сцена пятая. Монолог Макбет сразу после вести о смерти жены. Пожалуйста?
— Почему ты хочешь послушать «Макбет»?
— Не знаю даже. Думаю, просто так захотелось. Что-то не так? — сказал Сион.
— Ничего, всё в порядке, — Нэдзуми сдвинулся в кресле, и голос его полился, холодный и ровный:
«Мы дни за днями шепчем: «Завтра, завтра»
Так тихими шагами жизнь ползет
К последней недописанной странице.
Нам сзади освещали путь к могиле.
Жизнь – только тень, она – актер на сцене.
Сыграл свой час, побегал, пошумел –
И был таков. Жизнь – сказка в пересказе глупца.
Она полна трескучих слов
Уильям Шекспир, «Макбет». В переводе Леонида Филатова.
Спокойный голос, таящий скрытую страсть; профиль Нэдзуми, озарённый светом лампы; собственное сердце Сиона, будто взмывающее ввысь и тут же погружающееся в бездну — всё это всплывало в памяти с поразительной яркостью. Сколько бы времени ни прошло, оно ничуть не потускнеет.
Воспоминания так легко увлекали в прошлое, хотя всё вокруг оставалось неизменным^ кружка, печь, стул, книги…
Сион взял предложенную Инукаси стальную кружку.
— «Веская причина»? Что это значит? — спросил Сион, отпив чаю. Он перевёл внимание на того, кто был перед ним, а не на отсутствующего — хоть и против воли, но совладал с собой.
— Веская — значит, действительно веская, — ответила Инукаси.
— Наверное, есть какие-то «действительно веские» пререквизиты, да?
— «Пре-ре-ква-зиты»? Это что? Вкуснятина вроде хлеба Каран*? — поинтересовалась Инукаси.
Прим.пер.: Инукаси называет Каран “мамой”, это будет отсутствовать в тексте перевода, но, думаю, важно уточнить такой нюанс.
— Несъедобное, — сказал Сион. — На чём ты основываешься, отдавая собаку кому-то? Вот что я хочу знать.
— А, поняла, — ответила Инукаси. — Ну, если знаю, что они будут ценить пса больше меня, могу отдать. Но сначала беру плату просто за встречу, — гладя длинношёрстную коричневую собаку, подошедшую за лаской, Инукаси потерла пальцы в старом жесте, означающем деньги.
— Как ты узнаешь? Задаёшь много вопросов?
— Такие штуки видно по поведению, — сказала Инукаси. — Как смотрят на собаку, как за ней ухаживают, какие слова выбирают. Сразу ясно: «Этот парень искренне любит пса» или «Они будут о нём хорошо заботиться». С такими людьми собаке тоже спокойно. Псы нервничают с теми, кто им не нравится, а с хорошими — сразу расслабляются. Вот я и спрашиваю пса: «Хочешь стать дитём этого человека?» Если он согласен — значит, так тому и быть.
— А тех, кто таращится на «милую мордочку», или ноет: «Хочу беленького», или «С завитым хвостом», или «Породистого», или «С висячими ушками» и тому подобное — всех гоню, — продолжила Инукаси. — Им доверять нельзя. И собаки с ними не сходятся. Могу одолжить на время, но не навсегда. Всё равно не оставлю испуганного пса на их попечение.
— Понятно… Понятно… — сказал Сион. — Вау, так ты отличаешь плохих от хороших, да? — Он был искренне впечатлён.
— Ещё как! — ответила Инукаси. — Я всегда жила здесь с собаками. Они куда умнее и проницательнее людей, всегда чуют правду, — порыв ветра всколыхнул волосы Инукаси.
С самой первой встречи Инукаси жила в развалинах отеля. И даже когда рушащиеся здания вокруг начали восстанавливать, она осталась здесь.
— Хорошее место, Инукаси, — вдруг пробормотал Сион.
— Ну так, отель высшего класса, — фыркнула Инукаси. — Попробуй выгнать — перегрызу глотку и разорву в клочья. Запомнил, Сион?
В голосе звучала угроза, готовая воплотиться в реальность. Коричневая собака, уловив напряжение хозяина, метнула на Сиона взгляд — тоже с намёком на укус.
Сион медленно допил жидкий чёрный чай.
Даже без угрозы он и не думал так поступать:
— Трудно представить, что ты живёшь в каком-то другом месте.
— Мне другое место и не надо, — отрезала Инукаси. — Ага, кстати, ты же не трогал комнату Нэдзу… — Она резко закрыла рот. Не говоря больше ни слова, отвела взгляд.
Имя Нэдзуми… Сион не слышал его от Инукаси с тех пор, как тот ушёл. Кажется, сейчас был первый раз. Губы Инукаси были плотно сжаты, будто кусали себя за оговорку.
Сион поставил кружку, стараясь ответить как можно беззаботнее и веселее:
— Да, оставил как есть. Негода без разрешения хозяина копаться в его вещах, — он встал. — Ладно, мне пора. Спасибо за чай.
— Сион… — Тёмные глаза смотрели на него. — Думаешь, он вернётся? — Инукаси тоже встала. На ней была просторная чёрная рубашка и штаны с вытянутыми коленями. Хоть одежда и лучше прежней, привычка носить поношенное осталась.
— Ты подросла, Инукаси, — сказал Сион.
Она действительно вытянулась, а в очертаниях тела появилась новая мягкая округлость. Руки оставались худыми, но обрели ту нежность, которой не бывает у мужчин.
— Не меняй тему! — рявкнула Инукаси. Коричневая собака с трудом поднялась, и другие псы начали собираться рядом. Ничего необычного в этом нет, но выдрессированы они безупречно. Одно слово Инукаси — и они бросятся на человека или станут защищать. Могут принести вещи, доставить письмо. Такая у них натура:
— Я задала тебе вопрос, Сион. Спросила, что ты чувствуешь? — Инукаси щелкнула пальцами, и собаки подобрались ближе. — Сион. Ты правда ждёшь его? Серьёзно веришь, что он вернётся?
— «Ага»?.. И говоришь так, будто это ерунда? Сколько лет прошло, а в голове до сих пор опилки. Ни капельки не изменился, — Инукаси рассмеялась, но не со злостью. Смех был дружелюбным, тёплым.
— А ты разве не веришь? — спросил Сион.
— Да. Разве ты не веришь, что он вернётся?
Улыбка исчезла с лица Инукаси. Между бровей залегли две чёткие морщины:
— Чего ты ко мне привязался? Какое мне дело, вернётся он или нет? Ну, если б он притащил кусок мяса с телегу да мешок золота в подарок — тогда да, я б со своими псами ждала не дождалась! Встретили б с распростёртыми объятиями — даже обедом угостили! Но такого, ясное дело, не случится.
— Кто знает, — сказал Сион. — Золото, может, и натянуто, а вот мясо…
— Всё равно не случится, — отрезала Инукаси, тряхнув длинными волосами. — Не тот он тип, чтобы таскать мне подарки… да и вообще кому-то. Выпади такой шанс — я б с псами драпанул а без оглядки. Ни разу не вышло у меня принять от него что-то без последующих проблем. Понял, Сион? Мы знакомы сто лет, так что вот тебе совет, — Инукаси подняла палец и погрозила им Сиону. — Таков он — хитрец и недоверчивый тип, сущий бедлам. Змеиный язык, красноречив — навешает лапшу на уши, сам не поймёшь даже. Он всегда был проблемой, он опасен и несёт только беды. Связаться с таким — всё равно что сунуть руку в гнездо гадюк за яйцами: чистой воды самоубийство, слышишь? Заруби на носу.
— Ты жестока, — Сион сдержал неожиданный смешок. Острый язык Инукаси не изменился с их первой встречи. Точнее, отточился ещё больше.
Инукаси фыркнула:
— А то! Знаешь, сколько я из-за него натерпелась? Ты и половины не слышал!
— Но разве ты не хочешь его увидеть? — спросил Сион.
— Чего?! — Голос Инукаси невольно сорвался на крик. — Кто кого хочет увидеть?!
— Разве ты не хочешь увидеть Нэдзуми? Хочешь же, Инукаси.
Инукаси вздрогнула всем телом, будто мокрая собака, отряхивающаяся от воды:
— Я?! Этого проходимца?! Лгуна, мошенника, третьесортного актёришку?! Сион… ты совсем крышу от работы потерял? Галлюцинации не мучают? Я не смеюсь, но тебе надо валить из комитет реструктуризации и лечить голову. Каран расстроится, если с тобой что случится.
— Да, в последнее время я измотан, — согласился Сион. — Безумно загружен.
— Ещё и загружен, — огрызнулась Инукаси. — Увольняйся, пока крыша не поехала окончательно. Можешь ко мне устроиться намывать собак, как в старые добрые.
Это не была ни ложь, ни шутка. Самое соблазнительное предложение за последнее время — любое совещание меркло перед ним. Оно отзывалось в сердце.
— Водопровод теперь и сюда дотянули, воды — хоть залейся. Не надо к реке тащиться. Все счастливы, — сказала Инукаси. — И электричество есть. Так ярко, аж глазам больно. Псы, конечно, отвыкли, потому лампу использую. Но все счастливы. Дикость — свет ночью! Даже больница теперь есть… Я знаю, как ты вкалывал.
— Не я один, — поправил Сион. — Весь персонал работает на износ. Это плод их трудов. И ещё столько впереди… Дел выше крыши. Я просто захлёбываюсь в проблемах, иногда хочется зарыться в песок — не знаешь, за что хвататься.
Инукаси снова хмыкнула:
— Неважно, кто там ещё что-то может делать! У всех свои пределы, и я вижу, что ты уже дошёл до грани…
— Так ты беспокоишься обо мне… — тихо произнёс Сион. — Спасибо, Инукаси.
— Чего?! — Лицо Инукаси исказилось гримасой, и она беспорядочно размахивала руками. — Вот ещё чего! Просто говорю: не заработайся досмерти. Надрываться до умопомешательства — тупее некуда. Тупее некуда, слышишь? Ты ведёшь себя как настоязий болван и придурок с мозгами младенца. В твоей пустоголовой башке вообще ни черта не варится. Ты даже не годишься на корм моим псам.
— …Это даже жёстче, чем то, что ты говорила про Нэдзуми.
— Нэдзуми? Он жулик, прохвост и третьесортный лицедей… но хотя бы знает себе цену, — проворчала Инукаси. — Такой заноза, что вломить бы ему, но этот тип хотя бы на собачий корм сгодится. Он понимает, на что способен, и если что-то идёт не в его пользу, то даже не сунется. Не станет лезть в драку, где заранее обречён на провал. В этом он куда умнее твоего жалкого состояния.
«А, вот оно что. Логично.» В глубине души Сион полностью согласился.
Инукаси была права. Нэдзуми создавал возможности на успех. Даже самые призрачные — он находил их, цеплялся за малейший шанс и преодолевал любую преграду. Взбирался по стенам, которые, казалось, невозможно одолеть. Шансы на победу, возможность, надежду — он создавал их, вытягивал из ничего и использовал по максимуму. Сион видел это ближе всех. Нэдзуми превращал невозможное в возможное, отчаяние — в надежду. Он наблюдал это бессчётное количество раз.
— …«Я лишь разрушил, а Сион построит заново», — пробормотала Инукаси.
Сион вздрогнул и поднял голову.
— Инукаси… что ты сейчас сказала?
— Это были последние слова Нэдзуми… — Инукаси задумалась. — Хотя, не совсем последние. И не просто прощальные. Может, признание? Хотя нет, не то. Так, бредни несвязные, но… он мне это сказал.
— Когда… — Инукаси скривилась. — Наверное, перед тем, как ушёл из Шестой зоны? Или даже раньше? Точно не помню… Да, кажется, он ещё говорил что-то вроде: «Создать в сто раз труднее, чем разрушить». Хех, ну и понтовался же он.
— Разрушить, да… — задумался Сион.
— Ага. Ну, это его конёк. Устроил же целое шоу, когда всё крушил, — сказал Инукаси.
После того как Нэдзуми разрушил сам Шестую зону, он исчез.
— И знаешь, сейчас меня это безумно бесит.
— Серьёзно? Ты редко злишься, — удивилась Инукаси. — Эй, только не говори, что из-за меня?
— Я злюсь на Нэдзуми, — сквозь зубы процедил Сион.
Чёрт возьми, кем он вообще себя возомнил? Говорил что хотел, разрушал что хотел — и просто взял и сбежал.
— Сион, Сион… — Инукаси схватила его за руку. — Хватит корчить такую страшную рожу. Тебе это вообще не идёт. Даже смешно смотреть. Ты же собак пугаешь!
Сион огляделся. Зал, в котором потолок наполовину обрушился, был заполнен собаками: одни валялись, другие играли, а у его ног клубочком свернулась целая куча щенков:
— Не похоже, что они напуганы.
— Пугаются, даже если не показывают, — уверенно заявила Инукаси. — Просто с тобой они чувствуют себя в безопасности, потому что ты спокойный. И, по-моему, это куда лучше, чем быть пугалом. И вообще… — губы Инукаси дрогнули. — Нэдзуми никогда не смог бы сделать то, что можешь ты.
— Он разрушитель. Не способен построить новый мир на руинах, как ты. Сколько ни бейся — не дано. У него с самого начала не было такой возможности… или, как он сам мне сказал, никогда и не будет.
— А знаешь, я с ним полностью согласна, — Инукаси усмехнулся. — Не то чтобы ты был каким-то невероятным, но уж точно Нэдзуми — не особенный. Не так, как ты. Так что не переусердствуй с работой, ясно? И хватит вертеться вокруг этого посредственного актёришки. Он же не вернётся только потому, что ты его ждёшь.
«А, теперь я понимаю,» — осенило Сиона. Он не злился. Он просто раздражён — на самого себя.
Он не мог ничего сделать, кроме как ждать, и это чувство беспомощности было настолько гнетущим, что он не выдерживал.
И всё же он продолжал верить.
Нэдзуми не нарушал обещаний.
«Мы обязательно встретимся, Сион.»
Нэдзуми никогда не отречётся от этого слова.
— Ах да, чуть не забыла, — сказала Инукаси. — Ты ведь раз в месяц ходишь в парк, где раньше была Исправительное учреждение, да? Возьми меня в следующий раз. Я прихвачу малыша Сиона, пусть тоже погуляет.
В углу парка стоял памятник, повторяющий фасад Исправительного учреждения. Его воздвигли в память о тех, кого забрали в учреждение и принесли в жертву, а также о событиях, которые там произошли. На внешней стене были выгравированы все известные имена жертв. Хотя большинство из них были из старого Западного блока, среди них встречались и имена жителей Шестой зоны.
В том числе и Сафу. Девочка, которая когда-то была его лучшей подругой, погибла при разрушении учреждения.
Каждый месяц Сион приносил ей цветы и черпал в этих визитах силы. Он напоминал себе: чтобы больше не было жертв, чтобы смерти всех, чьи имена высечены на стене, включая Сафу, не оказались напрасными — и продолжал думать о том, что он может сделать и что должен сделать.
— Отличная идея, давай так и сделаем, — при мысли о Сафу он просто не мог сказать, что слишком устал для этого.
Инукаси цокнул языком. Громкий звук заставил нескольких собак насторожиться.
— Слушай, мы собираемся просто провести время, понял? П-Р-О-В-Е-С-Т-И В-Р-Е-М-Я. Развлечься, расслабиться, ну ты понял. Чёрт возьми, если бы я таскала на себе столько груза, как ты, то очень скоро вообще перестала бы двигаться. Меня бы просто раздавило всей этой тяжестью. Если ты и дальше будешь зациклен на всём этом сложном дерьме, я с тобой не пойду. Сплошная морока и ноль веселья. Малыш Сион тоже это ненавидит.
— Ага, нам нужно повеселиться, — сказала Инукаси. — Типа пикника или чего-то такого.
— Ах, звучит чудесно. Может, мне приготовить бутерброды? — предложил Сион.
— То есть, от Каран? Только попробуй сказать, что сам собрался их делать — я такие не хочу.
— Жаль, я как раз хотел сам, — вздохнул Сион. — Тогда попрошу маму. Если скажу, что иду на пикник с тобой, уверен, она с радостью приготовит.
— Ура-а! — завопила Инукаси. — Да, это будет потрясающе! Попроси сделать помягче, чтобы малыш Сион тоже смог поесть. И, может, это слишком, но я ещё мечтаю о толстом куске ветчины и куче яиц. Всю жизнь об этом мечтала.
— Передам, — улыбнулся Сион. — Уверен, она ещё сделает сырные, фруктовые... Может, даже булочки с домашним джемом и мармеладом.
— Ого, вот это пир! Прямо как в сказке, так аппетитно, что я сейчас расплачусь. Сион, ты ведь понял меня? Только не вздумай забыть про наш пикник, — глаза Инукаси блестели, а розовый язык облизнул губы.
— Чего? За что? — удивилась та. — А, понял. Раз уж ты принесёшь бутерброды Каран, то с меня вода. Первоклассная, прямо из родника.
Сион понимал — Инукаси приглашала его из заботы, искренне старалась помочь. Он не был настолько бестолковым:
— Сообщу, когда смогу взять выходной. Обсудим предстоящий пикник.
— Договорились. Передавай привет Каран от меня. Тот... пани-пани... как его?
— Да, точно. Скажи, что они были офигенными.
— Будет сделано, — кивнул Сион. — И про ветчину с яйцом тоже напомню.
— Ты лучший, — сказала Инукаси. — Я хоть сейчас могу прошептать тебе на ушко «люблю» — и даже чмокну, если захочешь. Я и мои псы вылижем тебе всю морду. Бесплатно, само собой.
— Ха-ха, щедрое предложение, но сегодня, пожалуй, откажусь, — сказал Сион. — Увидимся, Инукаси.
— Угу. В следующий раз разрешу тебе подержать малыша Сиона.
— Спасибо. Каждый раз, когда я прихожу, меня ждёт что-то новое. Пока!
— Бывай, — Инукаси лениво помахала рукой, и все собаки встали, чтобы проводить его хором.
Обещание устроить пикник так и оставалось обещанием. Сион не мог выкроить время из-за бешеной загрузки, но завтра, кажется, наконец выдался бы его первый выходной за долгий срок. Да и погода, похоже, налаживалась.
— Ох, я с радостью приготовлю Инукаси и Сиону самые лучшие бутерброды за всё время! — говорила Каран. — Ах, то есть малышу Сиону, конечно. Просто передай им!
Мать с готовностью взялась за дело. Каран обожала Инукаси и ребёнка, которого тот растил, и всегда о них расспрашивала. Если бы Сион попросил упаковать ланч на завтра, она бы с энтузиазмом всё приготовила.
Он уставился в окно, затянутое каплями дождя, в котором смутно отражался сам.
«Кто-то, умеющий обращаться с ножом, да?»
Кто-то там был — свободно размахивал ножом, обрывая человеческие жизни. Убийца на свободе — это, конечно, опасно. Он не собирался лезть в дела бюро безопасности, но хотя бы узнать результаты расследования хотел.
В голове мелькали сомнения. Два года назад, к счастью, ненадолго, наступил период, близкий к анархии, когда рухнула система безопасности. Среди хаоса люди лишились своего мировоззрения — рушилось их понятие справедливости, чувство защищенности и принципы. Когда земля содрогается, содрогаются и сердца людей. А после бури наступает тишина.
С возвращением порядка снизилась и преступность. Хотя, конечно, до нуля она не упала.
Кто-то по прежнему убивал или ранил людей, некоторые сводили счёты с жизнью. Воры устраивали беспорядки. Между бывшими жителями Шестой зоны и бывшего Западного блока то и дело вспыхивали стычки и перепалки.
Но случай, о котором доложила Рука, явно выбивался из ряда обычных. Кто-то убивал людей с явным злым умыслом, причём связь между жертвами пока не обнаружили. Пол, место жительства, возраст — всё это, казалось, не имело значения. Другими словами, это были беспорядочные убийства. Кто-то бродил по улицам с острым ножом, наугад выбирая следующую жертву.
Или, возможно, между жертвами всё же существовала связь.
Сион слегка прижал пальцы к специальному стеклу окна.
«Что-то объединяло этих троих?»
«Что-то, что Служба безопасности ещё не выявила?»
Важнее всего было предотвратить новые жертвы. Никто больше не должен погибнуть.
Капли воды стекали по стеклу. Одна наткнулась на другую и слилась в большую каплю. Утяжелев, она ускорилась, брызнула о раму и исчезла. Это напомнило Сиону реку, впадающую в море.
— Нож, значит… — пробормотал он вслух.
Возможно, дождевые тучи начали редеть, но за окном стало чуть светлее.
Сион оттолкнулся от земли и помчался на велосипеде строго на запад через Лесопарк. Летними вечерами здесь обычно толпились прогуливающиеся или спешащие домой люди, но после грозы, когда солнце уже скрылось за горизонтом, кроме Сиона тут ни души. Птицы, обитавшие в кронах деревьев, мирно молчали, не издавая ни звука. Фонари, выстроившиеся вдоль улицы, освещали её через равные промежутки, отчего темнота между ними казалась ещё глубже.
К западу от парка располагался небольшой район, известный как Потерянный Город.
Именно там его мать, Каран, держала маленькую пекарню. Она пекла хлеб, булочки и прочую выпечку, а иногда даже вишнёвые пироги и киши — всё это аккуратно выставлялось в витрине.
Магазинчик был небольшим, и доходы его никогда не поражали воображение. Однако работа требовала немалых усилий и физического труда. Но Каран продолжала печь хлеб, устраивая выходной лишь раз в неделю.
Даже в тот день — день, когда пала Шестая зона — она испекла хлеб, разложила его на прилавке и раздавала людям.
— У тебя удивительная мать, — тогда пробормотал Нэдзуми, и его слова смешались с аппетитным запахом свежей выпечки. Сион отчётливо помнил, как в тот момент ему казалось, будто он слегка парит в воздухе.
Спустя семь дней Нэдзуми покинул его.
Их первая встреча была случайной, но расставание оставило после себя обещание.
Этот обет оставался неисполненным.
После грозы порывы ветра всё ещё налетали время от времени. Проехав через парк, Сион добрался до Потерянного Города. Мощёная дорога блестела от дождя, и даже в глубине темноты мерцали отражённые огни. Осталось лишь свернуть с главной улицы, подняться вверх по холму — и он дома.
«Может, стоит купить ветчины и яиц перед возвращением? И фруктов, маленькому Сиону они тоже не помешают.»
Мысль возникла внезапно. У подножия холма был небольшой магазинчик. Ассортимент там небогатый, но качество — вне вопросов.
Ветчина, яйца, фрукты. Он купит это и поедет домой.
Он притормозил, и в тот же миг холод пробежал по спине.
В ушах зазвенел тревожный набат.
Опасность. Опасность. Опасность.
Переднее колесо его велосипеда во что-то врезалось, и руль дёрнуло с такой силой, что Сион едва удержался.
Он потерял равновесие и кубарем полетел на дорогу, а велосипед с грохотом рухнул позади. К счастью, он успел сбросить скорость и смягчить падение — иначе разбился бы вдребезги. Но даже так всё тело на мгновение онемело.
Тем не менее, он тут же поднялся. Тревожный звон в голове не стихал.
Опасность. Опасность. Опасность.
Этот дар — чуять угрозу, молниеносно предугадывать следующий шаг — он отточил его рядом с Нэдзуми. В реальном бою этих инстинктов хватало с лихвой.
«Бежать? Нет, стоп. Спешить некуда.»
Сион встал и медленно шагнул вперёд.
Не то чтобы колёса занесло от резкого торможения. Переднее колесо просто… остановилось. Будто что-то его заблокировало.
«Препятствие? Что могло валяться посреди дороги?..»
Перед самым падением ему померещилось, будто перед велофарой мелькнула чёрная полоса.
Достав карманный фонарик, Сион осветил велосипед.
Дыхание перехватило — на уровне колен висела тонкая чёрная нить.
Стальная проволока. Вот что его подловило — неудивительно, что он грохнулся.
Неудивительно? Нет, как раз очень даже удивительно. Кто додумался натянуть проволоку поперёк дороги? Хорошо, что он не рванул вперёд в панике — ноги бы точно запутались. Упал бы снова, и вряд ли отделался бы так легко.
Улица узкая, проехать тут могли только велосипедисты да пешеходы. Основная дорога шла от западного входа в парк и выходила на главную улицу. Там всегда полно прохожих и фонарей. Но этот путь самый длинный до дома, потому Сион обычно выбирал этот переулок.
В этом самом переулке кто-то натянул проволоку — на идеальной высоте, чтобы поймать велосипедное колесо.
Это нельзя было списать на простую шалость.
Нет, никак не шалость. Это… была ловушка.
«Беги, Сион. Убирайся отсюда.»
Голос, громче тревожного звона, отчётливо прозвучал у него в голове.
Этот голос уже не раз уводил его от опасности и вырывал из самой пасти смерти.
Сжимая фонарик, он попытался рвануть с места. Но в тот же миг его резко дёрнули сзади, и в тело вонзилось острое осознание:
Сион пошатнулся и отпрыгнул в сторону.
Боль пронзила руку у самого плеча. Но сильнее боли было жжение. Оно пожирало его.
Ноги спутались, и он ударился спиной о стену здания бывшего ресторана, которым раньше владела пожилая пара. Даже после того, как всё утихло, они так и не вернулись, оставив его пустым — а значит, сколько бы он ни кричал, никто не услышит.
Он ощупал руку другой ладонью. В его носу чувствовался запах крови — ладонь была влажной и скользкой от неё.
— Ну-ну, проворный, однако, — раздался приглушённый голос.
Тень шевельнулась. Нет, не тень — человек, полностью одетый в чёрное.
Мужчина, насколько можно было разглядеть, широкоплечий, с лицом, наполовину скрытым чёрной маской. В правой руке он сжимал нож. Даже в темноте лезвие ярко блеснуло в глазах Сиона.
Двухсторонний кинжал, типичное боевое оружие.
— Как же ты умудрился увернуться? Неплохо, господин председатель.
Не было времени спросить, кто он, чёрт возьми. Нож рубанул по диагонали вниз — явно целясь в горло. Сион молниеносно пригнулся, и удар прошёл в сантиметре от макушки. Резкий свист — лезвие рассекло воздух.
— Чего… — прозвучало растерянное восклицание мужчины. Он явно не ожидал, что Сион вообще сможет увернуться.
Слишком медленно. По сравнению с Нэдзуми, движения этого человека казались черепашьими. Сион видел уязвимые места повсюду.
«Не надо меня недооценивать. Я не просто так вырывался из пасти смерти.»
Сион резко выпрямился и со всей силы ударил ногой по запястью мужчины. Нож взлетел в воздух и с глухим звоном упал на залитую водой дорогу. Сион вскочил на ноги и рванул прочь. Если бы он смог вырваться из переулка, то, возможно, сумел бы спастись.
Внезапно что-то снова зацепило его за ноги. От неожиданности он понёсся вперёд. Чудом удержался на ногах, но тело полностью потеряло равновесие, и он снова врезался в стену.
— За тобой, конечно, весело охотиться… но пора жертве пасть перед охотником.