Шестая зона: Возвращение. 2 глава: Скромное желание
В мой кабинет неси светильник, Луций.
Когда зажжёшь, зови меня туда.
«Юлий Цезарь», акт II, сцена 1, Уильям Шекспир
В тот день шёл дождь, поэтому собак помыть не удалось, да и малыша Сиона на прогулку вывести тоже.
Второй этаж разрушенного отеля был крепко построен: даже в сильную бурю ветер и ливень не могли пробиться внутрь. Именно здесь, в просторной комнате у лестницы, ведущей на первый этаж, жили Инукаси и малыш Сион.
Малыш уже умел ходить сам. Даже бегать — пусть и неуверенно, зато по прямой! Трудно было поверить, что ещё недавно он лишь неуклюже ковылял. Теперь он мог жевать и глотать пищу без помощи Инукаси: той не приходилось больше разминать или измельчать еду. Не так давно (точнее, месяца три назад) она советовалась с Каран насчёт него.
— Видишь ли, Инукаси, дети в возрасте Сиона легко могут подавиться. Поэтому за ними нужно внимательно следить, пока они не доедят, — сказала она тогда.
С тех пор во время кормления Инукаси ни на секунду не отводила от него глаз. Люди порой могут быть ещё той обузой. С собаками всё проще: отнял от груди — и можно оставить в покое. Они быстро учатся различать, что съедобно, а что нет, как не умереть с голоду и как терпеть его муки. Они наблюдают за поведением взрослых в стае, перенимают его, повторяют и запоминают. С ними куда меньше хлопот, чем с людьми, которых приходится учить каждой мелочи. Честно говоря, люди отнимали слишком много времени — сплошная головная боль.
И всё же Инукаси рада, что Сион рядом.
Почему-то с ним на душе становилось тепло и уютно. Будь то счастье или просто удовлетворение: как бы это чувство ни называлось, оно было приятным, лёгким и светлым. Пусть раздражение посещало её регулярно, но именно это тёплое чувство побеждало.
Малыш Сион не был таким выносливым, как собака, да и расти так быстро, как они, не собирался. Прошло уже два года с тех пор, как его принесли к Инукаси, но опекать его всё ещё было необходимо. Он не смог бы выжить без того, кто защитил бы его жизнь.
И она защищала его изо всех сил.
Инукаси выросла в западном блоке и, вероятно, там же и родилась. Сколько себя помнила, у неё никогда не было никого, кого можно было бы назвать родителем. Похоже, она была сиротой. Даже старик, который подобрал Инукаси, — тогда ещё плачущего младенца, завёрнутого в грязные тряпки, — в конце концов тоже её бросил.
Люди всегда уходили. Но у Инукаси были собаки, а они всегда оставались рядом.
Она пила собачье молоко, ела то же, что и они, и жила с ними бок о бок. Дед научил её словам, алфавиту, чтению и письму, и теперь Инукаси понимала: старик готовил её к самостоятельной жизни. Она также понимала, что дед сначала убедился, выживет ли Инукаси, и лишь потом исчез.
Инукаси так и не узнала, почему тот ушёл. Она не гадала о причинах, не строила иллюзий насчёт поисков и прочей ерунды. Всё это было пустой тратой времени.
Большинство вещей в этом мире не стоили внимания. Жизнь была полна того, что не мешало, но и не помогало, и так будет, пока она жива. Причину исчезновения деда она считала одной из таких вещей. Для неё это не имело значения.
И всё же иногда она вспоминала деда, который, наверное, уже давно лежал в могиле, и мысленно благодарила его. Это был её способ помянуть старика, и для Инукаси этого было более чем достаточно.
Пока у неё были собаки, ей не нужны были люди или что-то ещё, и их отсутствие её не беспокоило. И вот, посреди всего этого, внезапно появился маленький Сион. Инукаси никак не могла этого предвидеть: она была застигнута врасплох, совершенно ошарашена и глубоко встревожена.
«Эй, Сион, чёрт возьми, что мне делать с этим ребёнком?»
Инукаси часто поднимала малыша к небу и выла этот вопрос в небо.
У неё и так было полно забот с десятками щенков. Выращивать человеческого младенца ей ещё не доводилось, и она понятия не имела, что, чёрт возьми, делать. Это напоминало полную беспомощность, будто её выбросили на улицу без гроша в кармане. Даже сейчас временами её охватывал всепоглощающий ужас.
Но, несмотря на страх, она предпочитала просто отмахнуться от него и идти дальше. Инукаси изо всех сил защищала маленького Сиона: что бы ни случилось. Она не позволила бы отнять у него жизнь никому и ничему: ни болезни, ни ранам, ни что-либо ещё не стало бы тому причиной. Если бы кто-то спросил, почему она так упорна в этом, она не смогли бы ответить. Более того, сама Инукаси меньше всего понимала эту свою одержимость.
Маленький Сион был тем самым младенцем, которого Сион доверил им в день облавы. Она слышала, что мать ребёнка увезли в исправительное учреждение во время охоты, а среди руин рынка она кричала, умоляя хотя бы спасти её дитя.
Инукаси было всё равно, чей это ребёнок. «Сейчас Сиона воспитываю я. У него нет никого, кроме меня».
Она приняла эту ответственность всерьёз, и для неё этого было достаточно — нечего тут голову ломать. Пока что она справлялась. Иногда с досадой, иногда с радостью, но всё равно заботилась о нём. Таковы были реалии Инукаси.
Маленький Сион оказался крепким малышом и почти не болел. Хорошо ел, звонко смеялся, резво двигался и крепко спал. Собаки постоянно вылизывали его, так что никаких высыпаний или кожных проблем у него не было.
— Инукаси, да ты просто чудесный воспитатель! Такого бойкого, ласкового и жизнерадостного ребёнка редко встретишь!
Это были не пустые слова, а искренний восторг, идущий от сердца. Инукаси умела отличать настоящие комплименты — они приятно пахли, в отличие от фальшивой лести, отдававшей кислой вонью.
«Верно… Каран верно подметила, я отлично справляюсь. Так почему же тогда?..»
Три дня назад, в душный, облачный день, к Инукаси зашла старушка. Это было ранний полдень, невыносимый, словно сейчас обычный летний день. На ней было бледно-голубое платье, а в руках она держала зонтик того же цвета. Её белые волосы, хоть и не столь прекрасные, как у Сиона, всё же были красивы — мягкие локоны обрамляли круглые щёки.
Всё в ней — от платья и зонтика до аккуратной причёски — отдавало подозрительностью.
Инукаши никогда раньше не сталкивалась с такими людьми. Как вообще описать подобное существо? Изысканное? Милое? Нежное? Для неё она была похожа на породистую собаку, избалованную богатым хозяином, которая получала идеальное питание и никогда в жизни не знала ни холода, ни жары. Возможно, у неё даже была родословная.
Да, от неё за версту воняло изыском.
— Добрый день, — сказала женщина. Она сложила зонтик и улыбнулась ей.
В тот момент она ухаживала за своими большими собаками, страдавшими от кожных заболеваний: осторожно подстригала шерсть, промывала поражённые участки и наносила лекарство. Мазь ей дал Сион, а ножницы — старые портняжные, переданные Каран.
— Инукаси, — говорила Каран. — Ты спасла жизнь Сиону, и я никогда не смогу отблагодарить тебя за это сполна. Но, пожалуйста, не думай, что я приношу тебе хлеб и самое необходимое только потому, что мой сын обязан тебе жизнью. Это не единственная причина, — плечи Каран опустились. — Я люблю тебя, Инукаси. Тебя и Нэдзуми — я люблю вас обоих так сильно, что готова сделать для вас всё, что в моих силах. Для Нэдзуми я ничего не смогла, но, мне кажется, что для тебя я хоть что-то могу, — её плечи снова опустились. — Но какие бы громкие слова я ни говорила, всё, что я могу, — это делиться с тобой хлебом. Ты уже твёрдо стоишь на ногах, даже растишь ребёнка. Я мало чем могу тебе помочь.
— Ты и так делаешь для меня многое, — ответила Инукаси. Её губы сжались, и она отвела взгляд.
Её это радовало. Радовало так сильно, что Каран сказала, что любит её. Доброта, в которой не было и капли лжи, была редким сокровищем, которое ей почти никогда не доводилось получать. Для неё это значило куда больше, чем даже целый мешок золотых монет.
«Я тоже тебя люблю, Каран», — так и хотелось небрежно бросить в ответ Инукаси, но она лишь потупились, сгорая от смущения.
Инукаси обожали Каран. В этой женщине было куда больше стойкости, чем казалось. Она никогда не говорила лишнего, не читала нотаций и не лезла в чужие дела. Помогала, но не навязывалась. Пекла невероятно вкусный хлеб и раз в неделю приносила его свежим — будто бы просто так. А иногда… даже обнимала её, и её руки пахли тёплым, только что испечённым хлебом.
Она любили Каран, ну а её сын… тоже был ничего.
Первое впечатление о Сионе у Инукаси сложилось странное: от него разило мерзким смрадом Шестой зоны, волосы были белыми, как у старика, а сам он оказался наивным простаком, не ведавшим, что чужакам доверять нельзя. Только познакомились, а он уже протягивал руку для рукопожатия, будто так и надо. Драться не умел, да и оружия при себе не имел.
Сион был слабым, неопытным и совершенно не знал жизни. Инукаси была уверена — в западном блоке он не протянет и трёх дней. В следующий раз (если таковой вообще случится) она увидит лишь его труп. В этом она не сомневались! Это была не просто вероятность — она ждала этого почти как неизбежности.
Однако реальность превзошла все ожидания. Сион выжил — и не на три дня, а вплоть до нового мира, что настал после падения Шестой зоны.
Благодаря Нэдзуми? Да, несомненно — именно он спас Сиона от гибели. Но верно и обратное. Как сам Нэдзуми признавал, это Сион защитил его и сохранил ему жизнь.
Эти двое были какой-то загадкой. Инукаси невольно вздохнула.
Два года назад, когда она узнали, что Нэдзуми живёт с каким-то беловолосым ротозеем, это было не просто удивление — у неё челюсть отвалилась. Присутствие Сиона в жизни Нэдзуми не было ни глупой шуткой, ни откровенной ложью — это была реальность, в которую Инукаси отказывалась верить.
Тогда она ещё не до конца разгадал Нэдзуми, да и сейчас мало что изменилось — он по-прежнему оставался для неё загадкой. Его истинная натура, его суть — всё это было скрыто. Впрочем, Инукаси это ничуть не беспокоило. Оан не стремилась узнать Нэдзуми ближе или сблизиться с ним. Наоборот, если бы они больше никогда не встретились, она была бы только рада.
Одно она знала точно: Нэдзуми — из тех, кто никого не подпускает к себе близко, кто бы это ни был. Он всегда был одиночкой, и Инукаси ни разу не видела его в компании. Ни разу! Даже её чуткий нос не улавливал на нём ни запаха, ни иного следа другого человека.
Но когда первый шок прошёл и она познакомилась с Сионом, оказалось, что тот, как ни странно, вполне себе ничего. Она не могла объяснить, что именно в нём вызывало такое впечатление, но… ладно, Сион был нормальным.
Возможно, Инукаши просто привыкла видеть их вместе, но в какой-то момент Сион перестал казаться ей чужеродным объектом. Более того — они с Нэдзуми подходили друг другу, как рука к перчатке. И потому мысль о том, что они разошлись после падения Шестой зоны, никак не укладывалась в голове.
Инукаси понятия не имела, куда подевался Нэдзуми и чем он занимался сейчас. Хотя, скорее всего, был жив. Будь он безобидным слабаком, который мог скончаться в любой момент, Инукаси, возможно, прониклась бы к нему симпатией. Но Нэдзуми, дерзкий и упрямый, был осторожнее лисы с выводком — он отлично знал, как выжить. У него хватало на это способностей — даже больше, чем нужно. Нет, он определённо был жив. А вот Сион…
Они не встречались регулярно, но раз или два в месяц Каран приглашала Инукаси на ужин. Иногда она звала Сиона помочь с мытьём собак, а тот и сам порой неожиданно заглядывал.
— Эй, ты как, нормально? — каждый раз при встрече Инукаси невольно беспокоилась. Она знала, что беспокоиться не о ком — разве что о малыше Сионе да о собаках. И знала, что его жизни ничто не угрожает. Но всё равно ловила себя на мысли: «Эй, ты как, нормально?» Такое чувство возникало и тогда, когда Сион недавно заглянул к ним — принёс этот пани-какой-то там… При-что-то? Ну, в общем, хлебушек какой-то.
Наблюдая, как Сион с улыбкой протягивает пакет с хлебом, Инукаси задержала дыхание и проглотила вопрос: «Эй, ты как, нормально?»
Со стороны Сион казался прежним. Почти не изменился: волосы по прежнему белые, но теперь они блестели, переливаясь серебром на свету. Скулы слегка обозначились, но худым его не назвать. Каждый раз он встречал Инукаси тёплой улыбкой.
Он не изменился. И в то же время изменился полностью.
Раньше, в западном блоке, Сион жил в постоянной опасности. Что неудивительно: он не умел ни защищаться, ни драться. Хотя, возможно, теперь эти навыки ему и не нужны. Сион возглавил Шестую зону, и личная охрана полагалась ему по статусу. Да и сам он стал куда сильнее. Возможно, его боевые способности куда серьёзнее, чем кажется — Инукаси лично не видела, но даже Нэдзуми однажды оказался застигнут врасплох.
Да, именно так — Нэдзуми растерялся. Даже он не смог разгадать, что скрывалось внутри Сиона… и за этой растерянностью, возможно — всего лишь возможно! — прятался страх. Инукаси никогда не видела такого выражения лица у Нэдзуми.
Растерянность и страх — Инукаси не пропустила мимолётную тень в тех глубоких серых глазах.
Впрочем, заметили они это или нет — не имело значения, от того не было ни пользы, ни вреда. Так что со временем она и вовсе забыла. Стены между Шестой зоной и Западным блоком рухнули, сам город переживал великие перемены. В те дни разрушения и возрождения, Инукаси, с головой ушедшая в заботу о собаках и маленьком Сионе, тратила все силы, чтобы просто держаться на плаву. Ей нечего было выиграть или потерять, вмешиваясь в дело, с которым у неё не было ресурсов справиться.
Однако в последнее время Инукаси всё чаще вспоминала глаза Нэдзуми и его профиль. Точнее, тот то и дело возникал в её мыслях или мелькал перед глазами — и это чертовски раздражало.
«Ну и чем ты занят, Нэдзуми? Твой Сион не в порядке, понимаешь?» — мысленно рычала Инукаси, сдерживая досаду. — «Ему реально хреново, ясно? У меня и так рук не хватает со своим Сионом, так что займись своим!»
Она провела пальцами по волосам, нервно почесав голову. Она мылась вместе со своими собаками, так что ни вшей, ни прыщей, ни царапин у неё не было. И всё же внутри, не на коже, а глубже, пульсировала боль.
Это была тревога. Каждый раз, глядя на старшего Сиона, Инукаси чувствовала её с новой силой.
«Он выглядит таким хрупким, беззащитным, будто вот-вот сломается… Чёрт, да какое мне до этого дело? Что бы ни случилось с Сионом — это не моя проблема. Развалится он или нет — мне-то что? Так что шевелись, Нэдзуми! Только ты можешь… неужели не понимаешь?»
Хотя вздыхать ей не хотелось, она всё равно глубоко выдохнула. Присев на корточки, он снова тяжело вздохнула. Рядом старая собака лизнула её в щёку, словно пытаясь утешить.
Три дня назад, когда приходила старуха, Инукаси тоже думала о Сионе, ухаживая за собаками под хмурым небом. С тех пор, как они договорились о пикнике, они больше не виделись, и ладно — не сложилось, так не сложилось. Не то чтобы она сильно мечтала о прогулке с Сионом, просто мысль о том, как катит маленького Сиона в коляске под лёгкий ветерок и спокойно обедает, казалась прекрасной. А если бы ещё были бутерброды Каран — вообще идеал! Лучше и не придумаешь.
Сион, которого она так хорошо знала, не бросал слов на ветер — раз пообещал, значит, сдержит. Такой уж он был, и Инукаси знала это наверняка. Позже Сион прислал короткое письмо:
— Придётся отложить наш пикник, но я о нём не забыл!
Это было последнее, что она от него услышала.
Обмакнув палец в светло-зелёную мазь, Инукаси нанёсла её на воспалённую кожу собаки. Лекарство оказалось невероятно эффективным — красные, горячие на ощупь болячки, уже почти наполовину затянулись.
— Добрый день, — снова поздоровалась старушка, улыбаясь и складывая зонтик.
«Зонт в такую пасмурную погоду?» — мельком подумал Инукаси.
— А какого ты возраста? — спросила она.
— Ну, в смысле, сколько тебе лет? — уточнила старуха. — Двенадцать? Тринадцать?
«Возраст? Да кому какое дело? Ну и что, если мне двенадцать, тринадцать, шестьдесят или девяносто пять?»
Инукаси скривилась.
Старушка продолжала улыбаться — похоже, она привыкла к тому, что ей не отвечают:
— А где твои мама или папа?
«Мама? Ну, если она про это…»
— Давно померла.
Её матерью была большая собака — спокойная, добрая, с густой шерстью. Она кормила её молоком и грела холодными ночами, позволяя спать у себя под боком.
— Ох, боже мой… правда? — пробормотала старуха. — П-прости… Это было бестактно. Ужасно извиняюсь за такой бесчувственный вопрос… — она засуетилась, повторяя извинения раз за разом.
Инукаси не понимала, что тут такого бесчувственного и за что она вообще извиняется, но по крайней мере стало ясно: она пришла не за собакой. А значит, она ей не нужна.
Собрав ножницы и лекарства, Инукаси поднялась на ноги. Она решила игнорировать её, что бы она ни говорила — тратить время на болтовню со случайной прохожей, которая не была ни клиентом, ни знакомой, ей было не с руки.
— Мама? Где мама?
Маленький Сион спал в коляске, но, похоже, проснулся. Инукаси откопала эту коляску из-под завалов — она оказалась куда прочнее, чем выглядела, и почти целой, если не считать сломанной ручки. После небольшого ремонта её сразу можно было использовать. Сделанная кем-то неумелым, с квадратным корпусом и четырьмя колёсами, она больше напоминала ящик, но зато была удобной. Инукаси починила ручку, застелила дно потрёпанной тканью, и теперь коляска служила ещё и кроваткой для Сиона.В холодные дни он спал внутри вместе с маленькими собачками, и они согревали его — точно так же, как когда-то мать Инукаси согревала её саму.
— О боже, это же младенец у тебя? Господи, ну надо же! — на её лице расплылась улыбка, и она направилась к детской коляске.
Крикнула Инукаси. Она подхватила Сиона и отступила назад. Все собаки вокруг разом встали — одного этого должно было хватить, чтобы обычный человек в страхе ретировался.
— Ну что ты, не надо так пугаться, — заворковала старуха. — Боже мой, он просто прелесть! Мальчик, да? Сколько ему? Годика два, наверное?
«Опять этот вопрос про возраст. Что за одержимость у этой бабки с чужими годами?»
— Твой братик? Живёте вместе? — продолжала она. — Ой, конечно, в следующий раз я принесу вам гостинцев. Прости, что сейчас ничего нет! — Старуха, улыбаясь, уже обращалась к собаке. Похоже, она и правда была не из обычных.
— Ему ещё нет двадцати, — сказала Инукаcи.
— Его возраст. Ты же спрашивала, — Инукаcи покачала Сиона на руках, и тот, словно почувствовав что-то, ухватился за не` крошечными ладонями. В нос ударил знакомый запах детских волос, высушенных солнцем.
«Всё в порядке, не бойся. Что бы ни случилось, я защищу тебя, даже если это будет последним, что я сделаю», — промелькнуло у неё в голове.
— Ну и ну! — расхохоталась старуха. — Это уж точно! Куда ни глянь — явно меньше двадцати! Ха-ха, какой у тебя замечательный юмор, — она ещё долго смеялась, будто искренне веселясь.
Инукаси вовсе не шутила с ней — она не была настолько общительным, чтобы шутить с незнакомцами, да и не беспечная.
Собаки взрослели к двум годам, но Сион был ещё далёк от этого — за ним нужно было присматривать. Он был куда младше совершеннолетия, которое наступало в двадцать. Всё, что сделала Инукаси, — просто сообщила старухе факт. Почему же она засмеялась?
«И, чёрт побери, зачем я вообще ответила? Надо было игнорировать».
Она попала в её ритм. Осторожность внутри только крепла — будто эта добродушная, весёлая старушонка на самом деле была хитрой лисой.
Взгляд старухи переключился с Сиона на Инукаси.
— Дорогая, ты ведь не ходишь в школу, верно?
— Да, в школу, — ответила женщина. — Здесь, в бывшем Западном блоке, много таких же детей, как ты и твой брат — сирот, оставшихся без взрослых. Мы присматриваем за ними вместо родителей, чтобы они могли жить достойно. И, конечно, даём возможность учиться. У нас есть специальное место для этого — без него ваши жизни были бы в опасности. Ведь… дети могут умереть… Мы хотим спасать таких, как вы. Мы хотим помочь.
«Что за чушь? О чём эта дама вообще?» Инукаси и так всё знала.
Так было всегда. Ещё задолго до падения стен бесчисленное количество детей теряли родителей и оказывались на улице в чём мать родила. Может, трое из десяти… нет, двое из десяти выживали по счастливой случайности. Инукаси была одной из них.
Когда угроза нависала над повседневной безопасностью: будь то стихийное бедствие или человеческая жестокость… Первыми ломались самые слабые: дети, женщины, старики, больные… Инукаси видела немало полумёртвых ребятишек, да и детских трупов тоже. Взрослые, может, и раскладывали смерть по полочкам — от голода, от холода, от болезней… Но какой в этом смысл?
В конце концов, все они были убиты. Большинство детей, испустивших последний вздох в Западном блоке, были убиты… Шестой зоной.
Шестая зона создала этот ад за стенами, где без поддержки не выжить — да и с ней шансы мизерные. Шестая зона создал его и безжалостно убивала людей — моря голодом, холодом, болезнями и прочими способами.
А потом, словно этого было мало, устроила на них облаву. Это не стихийное бедствие. Это бесспорное убийство — нет, бойня, учинённая людьми.
«Знаешь, сколько младенцев и малышей я уже похоронила? Тех, кто умер на обочине, под завалами, в канавах или кустах — таких лёгких, что их можно поднять одной рукой… Как думаешь, сколько их было? Бессчётное количество раз я рыла для них ямы, засыпала их, клала мелкие камешки вместо надгробий, но хоть кто-нибудь из вас хоть раз поклонился перед одной из их бесконечных могил? Оставил цветы? Помолился? Умолял о прощении?»
У Инукаси от ярости иногда волосы дыбом вставали.
«Вы обращались с нами, как с насекомыми. Давили под ногами и улыбались. Вы никогда не видели в нас таких же людей, как вы сами. Даже мысли не допускали, что у нас плоть и кровь, что в груди у нас бьётся сердце».
«Ведь именно поэтому вы из Шестой зоны?»
— «Спасти»? «Мы хотим помочь»?
На мгновение Инукаси захотелось вцепиться зубами в эту старуху, разорвать её на куски. Плоть, жилы, мышцы — всё в этом человеке смердело «Шестой зоной», словно она носила плащ с отличительным знаком. Хотелось вгрызться, разорвать её на тысячу кровавых лоскутов.
Кто-то позвал. Кто? Мама? Сион? Каран?
Инукаси стиснула зубы и опустила взгляд.
Она ненавидела Шестую зону. Ненавидела лютой, звериной ненавистью. Эта ненависть, вечно тлеющая в глубине груди, внезапно подняла голову и зарычала.
Даже если стены рухнули — сердца людей остались прежними. Инукаси не верила, что кто-то, переживший такую жестокость, способен простить тех, кто её учинил. И всё же…
«Мне нравятся Сион и Каран… Даже люблю их. Оба они из Шестой зоны, но я не могу их ненавидеть. Сион вечно заставляет меня волноваться, а когда Каран обнимает меня — я счастлива. Нет, ненавидеть их я не смогу никогда. Даже та малышка, которую я иногда встречаю в пекарне Каран… Лили, кажется? Ну, её-то уж точно не возненавидишь, такая милая с маленьким Сионом».
«На днях застенчивая Лили спросила, можно ли поцеловать маленького Сиона в лобик. И так сияла от счастья, когда я разрешила! Редко увидишь такое радостное лицо — будто светится изнутри. Ни капли зла, ни тени жестокости. А как трогательно она прикоснулась губами к его лбу»…
Инукаси слышала, что у Лили есть младшая сестрёнка, даже меньше малыша Сиона. Она рассказывала, что её папа ушёл на работу и не вернулся. Ясно же — угодил в ту мясорубку и сгинул где-то. Оставить семью — наверняка это стало для него большим сожалением перед смертью.
Инукаси не произнесла этого вслух, но сердце её сжалось от жалости к Лили. С тех пор как та призналась ей в любви и восхищении к отцу, Инукаси поняла: девочка всё ещё надеялась, что он однажды вернётся домой.
Говорили, младшую сестру Лили назвали в честь отца, но Инукаси не интересовались чужими делами, так что имя она не уточняла.
— Мама выбрала, — говорила Лили. — Оно и для девочек, и для мальчиков подходит!
Иными словами, мать Лили уже смирилась с тем, что муж не вернётся — она похоронила все надежды. Инукаси подумала, что и эта женщина, оказавшаяся в таком положении, была поистине несчастна.
К этой семье она испытывала не ненависть, а сострадание.
«Верно, — подумала она. — Я ведь не всех в Шестой зоне ненавижу. Но… но тогда кого мне ненавидеть? На ком выместить всю эту ярость?»
Загнанная в тупик, Инукаси почувствовала, как гнев и злоба теряют силу, снова затихая где-то в глубине груди.
Чувство не исчезало и не слабело — оно просто затаилось, выжидая.
— Я знаю, — тихо, хрипло проговорила старуха. — Я знаю, что мы сделали с вами. Не всё… но знаю.
Инукаси подняла глаза — их взгляды встретились. Глаза старухи были тёмными, как смоль, — точь-в-точь как у Каран.
— И я знаю, что никакие извинения не искупят вину, — продолжала женщина. — Но выслушаешь? Мою дочь, её мужа и внука тоже убили. Их убила… Шестая зона.
Инукаси затаила дыхание. Она прижала к себе Сиона — возможно, слишком сильно, потому что он заёрзал и заворчал.
— Я прожила всю жизнь за стенами, так что не могу сказать, что такая же, как ты, — сказала старуха. — Но… именно поэтому я хочу хоть что-то сделать. Хотя бы ради детей, которые ещё живы…
Не отпуская Сиона, Инукаси отступила ещё на шаг. Ей казалось, что нужно держаться подальше от этой женщины.
— И какое отношение к этому имеет школа или что там ещё? — спросила она.
— Ты можешь учиться, — старуха не отводила взгляда. — Можешь научиться читать книги, играть на инструментах, писать и считать. Ты можешь узнать о своих гражданских правах и обязанностях. А потом… потом ты сможешь обсуждать и спорить с другими, выражать свои чувства и мысли словами. Ты научишься овладевать всеми этими навыками.
— Да кому это сдалось — фыркнула Инукаси.
«Значит, просто строем ходить да зубрить, как все эти пай-мальчики? Да ты смеёшься. Этим дерьом сыт не будешь».
— Тебе это необходимо, — твёрдо сказала она. — Это крайне важно.
— Чтобы не повторять прежних ошибок… Чтобы больше не появилось новой Шестой зоны.
— Ни черта не поняла, — проворчала Инукаси. — Ты, бабка, совсем маразмом страдаешь?
— Нет, не страдаю, — ответила старуха. — Обретая знания, мы взращиваем истинную мудрость — мудрость, которая не позволит вновь возникнуть ложному святому городу. Мудрость необходима, чтобы создать мир, где власть меньшинства не угнетает большинство, где люди не страдают и их нельзя использовать, — она говорила серьёзно, с суровым выражением лица.
— Херня. Да ты сама-то послушай! В этой твоей школе, или как там, надо же присягать на верность святому городу, да? Я в курсе. Каждое утро у вас там церемония «Клятвы верности городу» — встаёте и бубните: «Клянусь хранить нерушимую преданность городу» или что-то в этом роде. Слышала про одного, кто отказался — так его арестовали, и я знаю, чем это кончилось. «Крайне важно»? Тьфу, что в этом важного? Не смеши. Вы просто делаете из людей послушных пёсиков для каких-то шишек. Меня это не касается. Я туда ни ногой, хоть сто раз попроси!
Лицо старухи исказилось, уголки губ дрогнули. Инукаси внутренне скривилась — неужели женщина сейчас расплачется?
— Нет, всё не так, — резко покачала головой старуха, и седые пряди затрепетали у её лица. — Наша школа не такая, и никогда такой не будет. У нас не клянутся в верности — у нас клянутся хорошо относиться к людям, к себе и другим.
Старуха не заплакала — скорее, в её глазах мелькнуло что-то похожее на гнев.
— И… и тем более! — воскликнула она. — Ладно, отпустим тебя, но как же этот ребёнок?
«Сион?» — мелькнуло у Инукаси:
— Какое он вообще имеет к этому отношение?
— В Западном блоке всё уже не так, как раньше, — объяснила она. — Это место становится другим, и теперь здесь появятся возможности, которых раньше просто не было. Люди смогут стать теми, кем захотят, и делать то, что им нравится. Вот о каких возможностях я говорю. Можно выбрать профессию: стать инженером, врачом, открыть ресторан или даже цветочный магазин. Можно начать своё дело или посвятить себя науке. Занимайся чем угодно: музыкой, спортом, искусством, всем, что душе угодно! Но первый шаг ко всему этому — знания. Они понадобятся, как и опыт, и для этого как раз и нужна школа. Когда этот малыш подрастёт и задумается о своём будущем, наша школа поможет ему достичь желаемого. Это место для каждого, и оно станет важной частью его жизни. По крайней мере, я в это верю.
Инукаси крепко сжала губы. Она ничего не ответила — вернее, не смогла.
— Дорогая моя, — продолжила женщина, — даже если ты сам не хочешь идти, подумай хотя бы о ребёнке. Доверишь его нам? Если он вдруг заболеет, мы сразу же отвезём его к врачу. Хоть это и не что-то особенное, но у него будет три полноценных приёма пищи в день и чистая постель. Он сможет ходить в школу, учиться, заводить друзей. Возможно, даже встретит тех, с кем разделит мечты и будущее. Разве это не прекрасно? И, конечно, он останется с тобой, если ты пойдёшь вместе с ним.
— Пошла вон! — рявкнула Инукаси.
Она разглядела подвох. Так всегда и было — реальность усеяна ловушками, расставленными так искусно и хладнокровно, что их не сразу разглядишь.
Они хотели отнять у неё Сиона. Вырвать из рук.
— Сваливай к чёрту и больше не появляйся! — закричала Инукаси. — Если ещё раз сунешься сюда, я не стану церемониться! — Собака рядом с ей вскочила и зарычала, чтобы запугать.
Неудивительно, что старушка отпрянула.
— Я понимаю. Прости, что обрушила это на тебя так внезапно. Конечно, ты в шоке. Но вот, возьми, прочти хотя бы это.
— Ах, да, меня зовут Сюри, — добавила она. — Сюри. Это написано внизу листовки. Ты ведь умеешь читать? Я заметила, что ты разглядывала этикетку на бутылке с лекарством, — сказала старуха.
Старуха сунула листовку между двумя рассыпающимися кирпичами.
«Бумажная листовка в наше время? Какая древность». Он собирался подколоть её за это, но в итоге так и не разжал губ.
Всё это случилось три дня назад. К счастью, Сюри больше не появлялась, и Инукаси надеялась, что так будет всегда. Старший Сион тоже не присылал новостей, и это начало её слегка беспокоить.
Инукаси подошла проверить малыша Сиона, который спал не в коляске, а на белой длинношёрстной собаке. Ровное дыхание мальчика говорило о том, что место для сна было удобным. Впрочем, время дремоты подходило к концу, и скоро он проснётся. Тогда можно будет покормить его вчерашним супом. Конечно, сначала нужно сменить подгузник, и…
Взгляд Инукаси упал на листовку, лежавшую на столе. Она так и не выбросила её. Хотя и смяла в комок, но в последний момент передумала и снова разгладила.
На помятой бумаге крупными красными буквами было написано: «Завтрашнее небо». Хотя Инукаси не хотела этого читать, глаза сами скользнули по тексту.
Это было место, где дети могли жить в безопасности, вдали от бед. Где они могли ходить в школу, учиться и получать всё необходимое для будущего.
«Завтрашнее небо — отправная точка надежды. Благодаря щедрой поддержке города мы обеспечиваем долгосрочную помощь каждому ребёнку. Приходите и убедитесь сами» — таков был смысл листовки.
На ней были фотографии столовой и безупречно чистых комнат, хоть и скромно обставленных. Снимки младенцев в кроватках, завёрнутых в тёплые одеяла.
Возможно… маленькому Сиону там было бы лучше.
Инукаси уставилась на листовку.
«Если однажды Сион скажет, что хочет стать инженером, врачом или мечтает открыть цветочный магазин, (если он загорится мечтой о будущем) то я ничем не смогу ему помочь. Всё, что я могу, — это научить его доживать до завтра, не померев. Но какой в этом толк? Это уже не Западный блок — теперь он часть Шестой зоны. Строились новые здания, а выбор еды и всего необходимого только увеличивался. В довершение ко всему, нам больше не приходилось жить в страхе перед смертью. Сион, мир, в котором тебе предстоит жить, совсем не похож на мой».
Она не хотела расставаться с ним, но, возможно, так больше продолжаться не могло.
«Что делать? Что мне делать? Да какого чёрта мне делать?»
Может, она могла бы спросить совета у Каран? Или у Сиона… Хотя, погодите, разве этот «Завтрашнее небоа» не финансируется городом? Значит, Сион наверняка как-то замешан, и тогда он точно поможет. Даже если и нет — она знала, что он не откажет.
«Уверена, с помощью Сиона и Каран мы наверняка найдём выход, и мне не придётся отдавать малыша. Мы обязательно что-нибудь придумаем». Сердце Инукаси слегка отлегло, и она невольно глубоко вздохнула.
Когда дождь закончится, она могла бы… Хм? Он уже стихает. Тогда, когда малыш Сион проснётся, могла бы сходить в Потерянный город, наверное? Инукаси сможет повидать Каран и Сиона, и…
Белая собака подняла голову, её острые уши дёрнулись. Маленькая коричневая собачонка тоже встала и забеспокоилась, зашагав туда-сюда.
— Что такое? — спросила Инукаси.
Собаки явно нервничали — они учуяли то, что не улавливали человеческие чувства.
Первый этаж представлял собой рухнувшие стены и то, что когда-то было вестибюлем. В солнечные дни Инукаси готовила там или мыла собак. Сегодня же все крупные псы прятались от дождя в своих привычных местах.
Внизу собаки не поднимали шума — если бы появился чужак, они тут же дали бы знать громким лаем. Они бы окружили незваного гостя, прогнали его, а если понадобится — атаковали бы всей стаей. Так Инукаси их научила. Без преувеличения, её собаки были элитным отрядом.
Как и ожидалось, ничего не было слышно. Но что-то всё равно казалось не так — она чувствовала это кожей.
На мгновение ей показалось, что дело в козе. Она раздобыла её около двух недель назад — тощую, хромающую, бродящую по пустырю возле отеля.
В хаосе, который погубил целый город, люди оказались не единственными, кого разлучили, разорвала смерть, отбросила в сторону, раскидала по свету или лишила дома и близких.
В Западном блоке ни одно существо не удостаивалось звания домашнего любимца, но домашний скот там всё же водился. Естественно, многие из этих животных лишились хозяев (точнее, те погибли) или сами лишились жизни в той суматохе. Большинство скотины пустили под нож — коров, лошадей, свиней и кур превратили в мясо.
Но кое-кто упрямо выжил. Тощая коза, скорее всего, была из таких. Кожа да кости — ни молока, ни мяса. Содержать её просто так не имело смысла, но если бы Инукаси забила её, собакам хотя бы перепало бы еды. С этой мыслью она привела козу домой.
Однако, вопреки ожиданиям коза оказалась не только строптивой, но и прожорливой. К тому же обладала почти человеческой сообразительностью, хоть и уступала в этом собакам, с которыми ладила. Инукаси так и не смогла решиться её зарезать.
«Неужели из-за козы?» — снова подумала она.
Нет, дело не в ней. Собаки уже привыкли к козе, и её присутствие их совсем не беспокоило. Да и сейчас коза была у того старого алкаша.
Эта ситуация не имела к козе никакого отношения. Тут было что-то куда более коварное — острое и опасное.
«Это чужак», — подумала Инукаши. «Кто-то или что-то коварное, острое и опасное вкралось в нашу повседневность — в жизнь меня, маленького Сиона и собак».
Ощущение было точь-в-точь как несколько дней назад с той бабкой, но та, хоть и выводила из себя, не представляла прямой угрозы. На сей раз Инукаси была настороже — казалось, вот-вот побегут мурашки. Нет, это не бабка. Это присутствие не было и наполовину таким беспечным, как она.
Кстати, день или два назад из города передавали экстренное сообщение. Похоже, нашли несколько жертв убийцы, которые не смогла распознать экспертиза. .
Поскольку преступника ещё не поймали, городские власти рекомендовали жителям соблюдать повышенную осторожность.
«Тц, такие неженки все стали», — проворчала Инукаси.
Она стояла, сжав плечи, и провожала взглядом удаляющийся машину с громкоговорителем — ведомственную «тарелку» Бюро безопасности.
Ещё два года назад трупы на улицах не были редкостью — неважно, от чего люди гибли: от убийства, самоубийства, болезни, голода или резни. Разве этот город не напоминал тогда лавку мертвецов? А Бюро безопасности, которое разъезжало на таких вот машинах, сколько трупов оставило за собой?
Конечно, Инукаси всё понимала. Она отлично знала, что и Бюро, и сама Шестая зона с тех пор изменились до неузнаваемости. Но всё равно ей хотелось швырнуть в них камнем, плюнуть им вслед, выкрикнуть всё, что она о них думает.
Сгорбившись, Инукаси сглотнула ком гнева. Тогда она постаралась забыть о вещании, но теперь воспоминания всплыли вновь.
«Так значит, где-то тут рыщет убийца и теперь забрался в моё скромное жилище?»
Собаки никогда не пропустили бы такого опасного типа. Они не только умели драться, но и в вопросах охраны давали фору любой сверхсовременной системе — конечно, благодаря безупречной дрессировке Инукаси.
Тихо приоткрыв дверь, она щёлкнула пальцами. К ней бесшумно подошёл крупный чёрный пёс.
— Следи за Сионом, — приказала Инукаси. — Не отходи от него ни на шаг, что бы ни случилось.
Пёс послушно вошёл в комнату и улёгся рядом с белой собакой.
«Теперь здесь всё в порядке». Доверив охрану им, Инукаси могла не беспокоиться. Она вышла в коридор, бесшумно закрыла дверь и спустилась по лестнице. Собаки, дремавшие на площадке, проснулись и дружно завиляли хвостами.
Инукаси жестом подозвала их, и те беззвучно последовали за ней. Ни одна не подала голоса.
Дождь потихоньку стихал, и в бывшем отеле ворвался порыв ветра — не освежающего, а уже по-осеннему холодного. Скоро наступит время морозов.После зимы два года назад открылись бесплатные обогреваемые убежища, начали раздавать отопительные приборы — и страх замерзнуть насмерть почти исчез. Достаточно было заполнить простую анкету, и любой получал еду, мебель и даже деньги на жизнь. Построили больницу, отстроили заново и рынок. На прилавках больше не лежали заплесневелый сыр или полугнилое мясо — нет, теперь там были сочные фрукты и овощи, привезённые прямиком из Южного блока, и даже свежие мясо и молоко по доступным ценам.
Людей избавили не только от угрозы холода, но и от страха голодной смерти. Это был серьёзный прорыв — прогресс шагнул удивительно далеко за такое короткое время.
Сион стоял во главе Комитета реструктуризации, и иногда Инукаси мысленно воздавала ему хвалу. Конечно, вслух она этого не произносила — ни за что не сказал бы ему такого в лицо, — но похвала оставалась похвалой.
«Честно, это круто», — думала она. — «Но знаешь что, Шион? Иногда тут просто нечем дышать. Да, я не хотел умирать — хотел выжить любой ценой… но это не значит, что я хочу жить, как в Шестой зоне. У Западного блока был свой уклад, и я не хочу, чтобы всё это оказалось зря, понимаешь? Я… я хочу жить в Западной зоне».
«Не поглощай нас. Не превращай всё в Шестую зону. Я хочу жить здесь, Сион».
Инукаси спустилась по лестнице. Ветер всё ещё дул, и теперь казалось, что стало ещё холоднее.
На первом этаже никого не было. Проломы в крыше зияли пустотами, и пол кое-где покрылся лужами, из которых пили несколько собак. Небо затянуло серыми тучами, а землю усеяли промокшие обломки бетона, открытые всем стихиям. Картина была блёклой и унылой, но ничего странного или необычного в ней не было. Всё выглядело так, как всегда.
Может, это ей просто померещилось?
Она слишком увлеклась тревожными мыслями, нервы были натянуты, как струны. Именно в такие моменты нужно быть особенно осторожным. Когда всё вокруг кажется подозрительным и опасным, настоящее зло можно легко упустить из виду.
Звук донёсся со второго этажа.
Настоящую угрозу так легко проглядеть.
«Нет, только не говорите... малыш Сион!»
Инукаси рванула вверх по лестнице. Дверь в их комнату была приоткрыта, а ведь она точно помнила, что закрыла её. Лицо дёрнулось в судороге, сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Инукаси ворвалась в комнату. Белая и чёрная собаки одновременно подняли головы. Между ними малыш Сион всё ещё крепко спал. Глаза закрыты, но он не мёртв — просто спит.
«Слава богу... Ты в безопасности...» — пронеслось в голове. Конечно, эти двое его защитили. Не могло быть иначе...
И тут Инукаси едва не вскрикнула.
Что-то маленькое и коричневое промчалось у её ног. Лёгким прыжком оно скрылось за выцветшим диваном. Маленький коричневый комок, размером с горсть... Маленький... коричневый...
Инукаси сглотнула. На этот раз по коже побежали мурашки.
«Не может быть. Этого просто не может быть!»
Позади Инукаси вдруг завыла собака. Она уже хотел обернуться, как чья-то рука резко закрыла ей рот. Сколько бы она ни пытался стряхнуть её, пальцы впились крепко.