Расстрел рядового гения: Матвей Бронштейн

Ему пророчили славу Льва Ландау, но расстреляли в 32 года за детскую повесть об изобретателях радиотелеграфа. Гениальный физик Матвей Бронштейн отказался писать, что итальянец Маркони украл все у русского Попова. Его потерю для мировой науки считают катастрофой – как если бы 32-летним погиб Альберт Эйнштейн.

Совсем недавно мы советовали вами книгу Матвея Бронштейна "Cолнечное вещество", 1936 года. Аудиокнигу можно скачать в нашем Телеграм-канале. Оказывается, издание этой книги 2018 года делится на две части: первая – «Солнечное вещество и другие повести», вторая – «Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской». В первой части – знакомые многим с детства научно-популярные повести об открытии гелия, или как раз «солнечного вещества», рентгеновских лучей и радио. Повести эти, безусловно, интересны и детям, и взрослым.

Как отмечали Самуил Маршак и Корней Чуковский, Матвей Бронштейн изобрел новые инструменты для популяризации науки. О самом сложном он рассказывает не только просто и интересно, но и со страстью и поэтичностью. Вот, например, первая фраза заглавной повести «Солнечное вещество»: «Я расскажу о веществе, которое люди нашли сначала на Солнце, а потом уже у себя на Земле». Что это, как не поэзия? И одновременно – зачин научного детектива, романа с тайной: как же можно было найти вещество на Солнце, если книга была написана примерно за 30 лет до полёта в космос, а химический состав Солнца полностью не исследован и по сей день?

Вообще-то, изначально Матвей Бронштейн задумал повесть о спектральном анализе, который позволил увидеть на Солнце линию необычного жёлтого оттенка. Такого цвета не давало при горении ни одно из земных веществ, пока не был открыт гелий. Маршак, услышав задумку Бронштейна, на правах старшего друга и редактора посоветовал поставить в центр сюжета все-таки гелий, сделать его эдаким «главным героем романа». Это позволило начинающему писателю обрести свой литературный стиль: парадоксальный, но ясный и очень увлекательный, лишённый той дидактичности, которой обычно грешит научно-популярная литература для подростков.

Сюжеты Матвея Бронштейна развиваются во времени: одно научное открытие непременно следует из другого, но вот коллегами оказываются и учёные, которые действительно работали бок о бок, и те, чья работа была разделена веками. Повести эти очень оптимистичны: наука объединяет людей, оказывается сильнее времени. Матвей Бронштейн не рассказывает о личной жизни своих героев-учёных – только об их исследовательской работе. При этом все выходит очень живо, человечно, с элементами юмора.

Вот как, например, в повести «Изобретатели радиотелеграфа» рассказывается о причинах неудачи Александра Попова:

«Попов обратился к морскому министру Авелану с просьбой ассигновать физическому кабинету Минного класса тысячу рублей на приобретение новых приборов. В рапорте, поданном министру, Попов писал, что приборы нужны ему для дальнейшего усовершенствования телеграфа без проводов. Но не так-то легко провести морского министра Авелана. Министр – не какой-нибудь неуч: он отлично знает, что во всяком телеграфе самое главное – столбы и проволока. Без телеграфных столбов! Что за вздор! Без проводов! Что за ерунда! Как же так, по воздуху, что ли, полетит телеграмма? Телеграмма ведь не птица, она не умеет летать».

Итальянец же Маркони, по словам Бронштейна, оказался не столь наивен и обратился за финансированием не к родной стране, а к англичанам. К сожалению, возможно, именно эта история Попова и Маркони послужила косвенной причиной гибели Матвея Бронштейна. Причиной того, что у нынешнего переиздания книги есть и вторая часть – полная безоглядного чёрного трагизма.

«Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской» – документальная повесть, у которой в строгом смысле нет автора, есть только составитель – Геннадий Горелик. Однако голос Горелика звучит лишь в начале и в конце повести. Все остальное – это документы, выдержки из автобиографических книг и воспоминаний. Повесть, таким образом, сделана по принципу документального фильма или спектакля-вербатим, где слово предоставляется подлинным свидетелям или участникам событий. В первую очередь, это вдова Матвея Бронштейна – Лидия Чуковская. Она прожила с ним всего два года, но всю жизнь продолжала за него бороться – сначала за его освобождение, потом – хоть за крупицу сведений о нём или о его могиле, ещё позднее – за восстановление его доброго имени.

Среди других «рассказчиков» – Самуил Маршак и Корней Чуковский, описывающие блистательный дебют Бронштейна в качестве детского писателя. В иной тональности звучит голос репрессированного, но выжившего поэта Николая Заболоцкого, чьё «дело» вели те же следователи, что и у Бронштейна. Заболоцкий рассказывает о пытках, заставлявших людей оговаривать себя. Периодически слово предоставляется и самому Матвею Бронштейну.

«– Вы арестованы как участник антисоветской организации. Дайте подробные показания по существу предъявленного Вам обвинения. – Участником антисоветской организации я не был. – Вы говорите неправду. Следствие располагает достаточными материалами, уличающими Вас как участника антисоветской организации. Вы будете говорить правду? – Я еще раз утверждаю, что не являлся участником антисоветской организации. Больше показать ничего не могу, протокол написан правильно с моих слов и мне лично прочитан. М. Бронштейн».

А вот всего через неделю Матвей Бронштейн подтверждает куда более страшные обвинения, и мы никогда не узнаем, что же произошло с ним за эти семь дней:

«– На первом допросе вы отрицали свою принадлежность к контрреволюционной организации. Будете ли сейчас говорить правду? – На прошлом допросе я ложно отрицал предъявленное мне обвинение. Я – Матвей Бронштейн – действительно являюсь участником контрреволюционной организации интеллигенции, существующей в Ленинграде. –Что это за организация? Какие цели ставила она перед собой? – Организация, в которой я состоял до ареста, ставила своей задачей объединение контрреволюционно настроенной интеллигенции, а также организацию борьбы за свержение советской власти и установление такого политического строя, при котором интеллигенция участвовала бы в управлении государством наравне с другими слоями населения – по примеру стран Запада. – Вы ставили своей задачей установление в СССР фашистской власти. – По существу это так...»

А ведь поначалу советская власть для Матвея Бронштейна и его брата-близнеца Исидора представлялась абсолютным благом. Хоть они и были одаренными сыновьями хорошего врача, родились они в черте оседлости, и высшее образование получить бы им было крайне непросто. При новой же власти Матвей, просто записавшись в «Физическую секцию Киевского студенческого кружка исследователей природы», уже получил возможность публиковать научные статьи в серьёзных изданиях, в том числе за границей.

К 30 годам Матвей Бронштейн имел репутацию светила отечественной физики. На тот момент он успел сделать меньше, чем его чуть старший друг Лев Ландау, но были все основания предполагать, что вскоре он того перерастёт. Блестяще складывалась и карьера детского писателя.

Собственно, с литературой и можно связать арест Матвея Бронштейна, его мифическую вину: он отказался от требования издательства переделать повесть «Изобретатели радиотелеграфа» и написать, что Маркони просто-напросто украл у Попова его изобретение. Бронштейн в ответ назвал подобный «патриотизм» фашистским. Вместе с тем наивно видеть какую бы то ни было логику в действиях озверевшего людоедского государства: ни для ареста, ни для расстрела в те годы вины не требовалось.

Суд заседал 18 февраля 1938 года с 8.40 до 9 часов. В результате многолетней борьбы за доброе имя Матвея Бронштейна Чуковская в итоге получила благопристойную бумажку. И это через 29 лет после того, как муж был расстрелян. Расстрелян в неполные 32 года вскоре после вынесения приговора и похоронен в неизвестной никому общей яме.

Потерю Матвея Бронштейна для мировой науки современные физики, знакомые с его изысканиями, считают катастрофой, подобно той, что случилась бы, если бы 32-летним погиб Альберт Эйнштейн.

©️ по материалам Евгении Риц