Часть 1. Памяти героев комиссаров Таврической Советской Республики

Расстрел

Утром 24 апреля 1918 года приморский город, украшенный особняками и дачами профессоров, князей и генералов, проснулся от громкой орудийной канонады. На улицах началась паника.

​​

Из подвала красивой дачи, облицованной серым ракушечником, гайдамаки и татары-националисты торопясь выгоняли измождённых пленников. Продираясь сквозь бегущих в ужасе обывателей, уворачиваясь от несущихся непонятно куда извозчиков, процессия отправилась за город, где её уже ждал отряд с двумя офицерами. Дорога стала петлять, уходя в глухую балку. В полутора верстах была сделана остановка. Внизу пленные увидели четырёх татар, роющих огромную яму. После короткого совещания конвоиров, пленные опять поплелись, погоняемые тычками и окриками. Чуть позже арестованным разрешили напиться грязной воды из ручья.

Один из гайдамаков и офицер поднялись на возвышенность осмотреть местность. Пока они отсутствовали, оставшийся офицер подошёл к одному из пленных и предложил папиросу. Тот закурил, но сразу бросил, сказав, что с неё сочится кровь, а не дым.

После возвращения разведчиков, последовала команда «Вперёд». Дойдя до разветвления балки, они остановились, и офицер скомандовал отряду «сюда!».

Увидав поднимающийся впереди косогор, пленные всё поняли. Пошла торопливая и горячая работа, толкотня прикладами, крики и суета. Чуть погодя конвоиры отделили от смертников и отпустили трёх татар.

Один из оставшихся начал говорить о вероломном убийстве представителей рабочих, что революция готовит гибель самим палачам. Во время речи татары начали что-то бормотать и разъярённый офицер, который только недавно угощал пленного папироской, направил наган на оратора и, борясь с дрожью в руке, спустил курок. Сразу же последовали залпы один за другим. После, офицер скомандовал «довольно» и приказал добить лежащих на земле расстрелянных.

Павших докалывал штыком один из гайдамаков — нервно, небрежно и торопясь. Воздух наполнился страшными криками. После того, как палачи удалились, оставив свою добычу валяться в балке, выжившие пришли в движение. Один из них, с распоротым животом, пытался ползти в пыли, таща за собою выпавшие кишки. Видя, что помощи ждать не от кого, он снял с себя ремень и накинул себе на шею, попытавшись удавиться.

Выжило ещё трое — один из них умрёт в мучениях через несколько месяцев от прободной раны живота. Благодаря воспоминаниям другого — Ивана Семенова, нам теперь известны обстоятельства этого преступления белогвардейцев, татарских националистов — миллифирковцев и гайдамаков Центральной рады.

Так, недалеко от Алушты, ушли в бессмертие комиссары Совнаркома и Центрального Исполнительного Комитета свободной Советской Тавриды.

Читатель, запомни их имена:

Председатель СНК Антон Слуцкий (был расстрелян чуть раньше остальных во дворе дачи «Голубок»)

Председатель Губкома РКП(б) Ян Тарвацкий

Нарком финансов Алексей (Александр?) Коляденко

Нарком внутренних дел Станислав Новосельский

Член Алуштинского РевКома Тимофей Багликов

Красногвардеец Иван Жилинский

Красногвардеец Семён Кулешов

Член Севастопольского Совета Абрам Бейм

Член Севастопольского Совета тов. Баранов

Выжили:

Комиссар земледелия Сергей Акимочкин (принял мученическую смерть, не оправившись от ран)

Член и секретарь ЦИК — Иван Семёнов — автор воспоминаний о расстреле.

Неизвестный алуштинский рабочий.

Страшно поклялись над телами убитых товарищей красногвардейцы и матросы с миноносца «Гаджибей», того самого, что утром обстреливал Алушту, спеша на выручку комиссарам. Хотя мятеж белогвардейцев и националистов был подавлен, судьба Таврической Советской Республики была уже предрешена — полуостров готовились занять немецкие интервенты.

После прочтения воспоминаний случайно выжившего левого эсера Ивана Семёнова о трагической, мученической и такой обыденной гибели комиссаров, нас захватила боль противоречивых чувств. Она очень сильная и не отпускает нас до сих пор. Да и не отпустит, наверное, никогда. Очень горько осознавать, сколько прекрасных, преданных делу солдат революции погибло. К большому сожалению, таких людей никогда не бывает много, их всегда и везде не хватает. Это понимание смешивается с чувством преклонения перед погибшими — ведь именно такие герои приблизили победу пролетариата, сделали возможным существование Первого в мире государства рабочих — Российской Советской Федеративной Республики.

Такие противоречивые чувства послужили точкой старта для написания данной статьи. Мы хотим распространить наши знания среди наших читателей. Ведь пока жива наша общая память о подвиге, герои живут среди нас, вдохновляют нас, влияют на наши мысли и поступки.

Так получилось, что в процессе изучения обстоятельств гибели Советской Республики, мы столкнулись и с предательством. И если тогда, в апреле 1918 года, предательство привело наших комиссаров в подвал алуштинской дачи, оборвав их физическое существование, то сегодня, в апреле 2025 года современное предательство, через дезавуирование подвига, также пытается их убить. Повторно. Мы этого не допустим. Предательству, скрывающемуся под маской «объективности» современной исторической науки и «академичности», отведено соответствующее место во второй части нашего рассказа.

На этом завершаем вступление и отправляемся в кипящий Крым весны 1918 года.

История Советской Тавриды

Внешнеполитические условия

Одним из самых главных декретов Советской власти, принятым единогласно на заседании Всероссийского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 26 октября 1917 г. (8 ноября 1917 г.), был долгожданный «Декрет о мире».

Молодая республика практически сразу приступила к переговорам о завершении империалистической войны, в которую втянули Россию власть имущие эксплуататоры. Австро-германская коалиция вскоре нарушила перемирие, и, в условиях непрекращающегося вражеского наступления, 3 марта 1918 г. в Брест-Литовске был заключён мир на кабальных для Республики Советов условиях.

Отметим двойную игру германских империалистов — они, по большему счёту, не считались с Брестским миром и намеревались использовать его формальные недочёты для продолжения своей захватнической, грабительской политики. К Советской власти немцы относились как к досадному недоразумению и, вероятно, не ждали от первого государства рабочих и крестьян продолжительного существования.

О таких планах империалистов свидетельствует, например, третья статья договора. Она устанавливала демаркационную линию только на Северо-Западе, а не вдоль всей линии фронта. Седьмая статья закрепляла обязательства Советской России признать лимитроф в виде буржуазной Украины. Такие «дыры» позволяли Германии продолжать беспрепятственную оккупацию земель бывшей Российской Империи: где под официальным прикрытием марионеточного правительства Украинской Народной Республики (УНР), а где, не стесняясь, — в открытую.

Наступление германо-австрийских армий на Украине не останавливалось ни на день, никакого подлинного перемирия не было. Немцы желали захватить Крым, в их далеко идущих авантюристических военных планах это было важным подспорьем для наступления на Баку, Персию, Индию. Любая провокация использовалась империалистами для оправдания своих действий.

Кроме самих немцев, на неточных трактовках мирного договора спекулировали противники советской власти — эсеры и меньшевики. Если правые эсеры и меньшевики ждали и приближали час оккупации Крыма, то многие левые эсеры, поддавшись на идеалистическую установку руководства своей партии о помощи угнетённым братьям, не брезговали грязными провокациями, направленными на денонсацию зыбкого мира.

Несправедливый Брестский мир, с его манипулятивными статьями, принёс раздрай и в саму РСДРП(б). Выделились противники мира — «левые коммунисты» (о них расскажем чуть позже, так как деятельность «левых коммунистов» имеет прямое отношение к нашей истории). Были сторонники буферной позиции «ни мира, не войны» (в конечном счёте эти были тоже против подписания мира). Платформа противников мира в партии возникла от того, что многие перешедшие в левую оппозицию большевики разделяли позицию «всего или ничего» — им казалось возможным поставить всё на карту — либо Революция победит империализм, либо погибнет. Оппозиция не принимала необходимость соглашений с отдельно взятой империалистической страной для временного отступления и передышки. Против них сражался Владимир Ильич Ленин. Сегодня, с позиции пост-знающих людей, мы понимаем что произошло бы с Российской Советской Федерацией, если бы в партийных спорах победили «левые коммунисты». Понимаем в том числе из-за того, что у нас перед глазами есть наглядный пример — гибель Таврической республики, оккупированной немцами в апреле 1918 года.

Конечно же не стоит забывать о верной шавке германского империализма, возникшей на территории Украины.

После Февральской революции на Украине была создана Центральная (Украинская) рада, которая, по мысли федералистов и эсеров, должна была возглавить украинскую автономию. Стали формироваться украинские национальные части, в том числе — уже знакомые нам по сцене расстрела гайдамаки.

После Октябрьской революции Рада перешла в лагерь контрреволюции. Во время вооружённого октябрьского восстания в Киеве её сторонники заняли выжидательную позицию. Дальше — предательство Советов и, с опорой на гайдамаков, начало вооружённой борьбы с большевиками и левыми эсерами по всей Украине. В противовес действиям Центральной рады, в Харькове собрался Всеукраинский съезд Советов, а также была сформирована группировка войск под общим командованием Антонова-Овсеенко. Советские войска под командованием левого эсера Муравьёва перешли в наступление на Киев и освободили его. Центральная рада потерпела поражение, переметнулась к германским империалистам и заключила с ними кабальный мирный договор, став послушным орудием в руках Германии.

Под контролем немцев Рада предъявляла территориальные претензии к Советской России, фабриковала формальные поводы для германского наступления, срывала переговоры о будущих границах Украины (они должны были пройти согласно Брестскому миру). Одним словом — служила удобной ширмой для империалистов.

В Крыму агенты Центральной рады вели активную антисоветскую агитацию, призывали сдать Севастопольский район и Черноморский флот Украине под прикрытием демагогии лозунгов о «революционности», «демократичности», «славянскости» марионеточного украинского правительства.

Украинские шовинисты срывали оборону Крыма. Перед германским вторжением вели активную агитацию на флоте, лгали, что на Крым идут не германцы, а «братья-украинцы» и обороняться от них не нужно. Они вместе с «русскими» эсерами срывали финансирование Красной Армии, популистски разбазарив скудные средства на выплату долгов рабочим порта, агитировали корабли не уходить из Севастополя и поднять украинский флаг, тем самым фактически призывая сдать флот Германии.

В разжигании антисоветского мятежа отметились и турецкие вассалы германского империализма. Младотурки надеялись захватить Крым «для себя», через своих агентов связались с миллифирковцами. На южном береге Крыма татарские националисты ждали турецкий десант. Данным планам не было суждено сбыться — турки не решились вступить в конфликт со «старшим братом» — Германской империей.

На руку кайзеровцам сыграло, что вскоре после Октябрьской революции Юг России был охвачен выступлениями контрреволюционеров. Формальным объединением антибольшевистских сил стал «Юго-Восточный союз», помогавший атаману Донского казачьего войска А. М. Каледину. К началу декабря 1917 года калединцы раздавили рабочее восстание в Ростове (тогда матросы Черноморского флота предприняли попытку экспедиции на помощь товарищам, но эсеро-меньшевистский Совет Севастополя фактически сорвал её, не предоставив снарядов и самый минимум угля), захватили Юзовку (сегодняшний Донецк), Макеевку, устроили террор против шахтёров и других рабочих Донбасса. На тот момент белые отрезали Советскую Россию от Азовского моря и от Кубани, от которой сам Крым тоже был отделён Керченским проливом.

После разгрома калединцев в феврале 1918 года, офицерские отряды генералов М. В. Алексеева и Л. Г. Корнилова ушли на Кубань, чтобы выступить против Кубанской Советской Республики (с 30 мая — Кубано-Черноморской, в результате объединения с Черноморской).

Как видим, советскому Крыму неоткуда было ждать помощи. Все надёжные красные отряды в это время сражались в Киеве и на Дону.

Население и экономика Крыма

Перед тем, как рассмотреть внутреннюю политику Тавриды, ненадолго погрузимся в стат.данные.

Крым населяло пёстрое разнообразие народов. Самые численные национальности — русские и крымские татары (примерно по трети каждая от общего числа), третьими по численности были украинцы (около десятой части). В Крыму также проживали в большом количестве армяне, греки, евреи, караимы, немцы-колонисты, даже болгары, поляки и эстонцы. Это было следствием колонизаторской политики царизма, от которой в первую очередь пострадало татарское крестьянство, которые было вытеснено со многих плодородных земель.

Отдельно остановимся на крымских татарах. В горных районах число татар было подавляющим; в степях татар тоже было немало — около половины. В Ялтинском уезде, в котором вспыхнул контрреволюционный мятеж в апреле 1918 г., сохранилось огромное превосходство татар (в 1917 г. доля татар 82,7%, русских — 6,3%, украинцев — 2,9%). Относительное большинство сохранялось за татарами в Симферопольском (40,3%) и Евпаторийском (30,7%) уездах.

По данным переписи 1897 г. «из 196 854 татар по-русски было грамотно 6 089, на других языках — 33 031, только 837 татар получили образование выше начального». На него большое влияние имел традиционный уклад и религиозное мракобесие, насаждаемое муллами и эфенди. Их господство было обеспечено вакуфами (церковным имуществом), в 1913 г. это 87 929 десятин земли, 490 домов и лавок в городах, капитал в 797 500 р. ценными бумагами, а также в наличных деньгах и сберегательных кассах 33 394 р. 34 к. В политическом плане существовала умеренная группа — джадаисты. Они отличались от основной массы духовенства тем, что готовы были отказаться от части доходов с вакуфов и ввести в школы светские предметы, чем раздражали консервативных священников. Но это не отменяет того факта, что они тоже распространяли тот же религиозный дурман.

В Крыму находились крупные помещичьи имения (включая земли, принадлежавшие членам правящего дома Романовых) и кулацкие хозяйства (кстати, данные трёх днепровских уездов Таврической губернии Владимир Ильич использовал для доказательства развития капитализма в сельском хозяйстве России), которые производили на экспорт зерно, вино, табак; согласно сельскохозяйственной переписи 1917 г. из 64 945 крестьянских хозяйств около 20% не имели рабочего скота, 25% совсем не имели скота, 40% не имело в собственности земли, 53% не имело в собственности орудий производства. По оценке земского статистика Матвея Бененсона около половины безземельных крестьянских хозяйств были батраческими. В Таврической губернии кулацким хозяйствам принадлежало 25,3% возделываемой земли, помещикам — 13,7%, купцам, мещанам, и торгово-промышленным обществам — 14,1%. Кулаческими были и многие хозяйства немцев-колонистов. Земельный вопрос стоял остро: наиболее «боевыми» были крестьяне феодосийского и евпаторийского уездов — уже в 1917 г. они захватывали помещичьи земли; в симферопольском уезде крестьяне отказывались косить помещичье сено, симферопольские большевики выпустили листовку с призывом к захвату помещичьих земель. Купцы, мещане, помещики и кулаки составляли социальную базу для контрреволюции, а также оказывали явное и неявное противодействие советской власти.

К 1917 г. в городах проживало 433 286 ч., около 53,6% населения полуострова. Решающую роль в появлении и развитии городов в Крыму сыграли военно-административные соображения: Севастополь был основан как военно-морской порт. Это негативно сказалось на качественном составе рабочего класса: рабочие севастопольского порта отбирались администрацией из лояльных отставных матросов, штрейбрейхеров, многие из них имели собственные дома, потому что администрация держала их на привилегированном положении перед другими рабочими — в годы империалистической войны такие рабочие занимали лояльно-оборонческую позицию.

Общая численность пролетариата в Таврической губернии была около 32 тыс. ч., около 50% из них работало на 9 предприятиях с численностью рабочих более 500 человек. Из них особенно выделялись Севастопольский порт, где работало 7 тыс. рабочих, Керченский металлургический завод Таганрогского металлургического общества, где было 2215 рабочих. Значительная часть пролетариев работала на мелких кустарных предприятиях. Так «на 570 мелких предприятиях Керчь-Еникальского градоначальства в 1913 году работало 4250 человек, а в Севастополе и его окрестностях (без “мастерских военного порта”) свыше 4 тысяч рабочих». Большое значение имело создание в 1916 г. в Симферополе авиационного завода «Анатра», большевистски настроенные рабочие которого сыграли большую роль в победе Советской власти в Симферополе. Отметим, что рабочие-железнодорожники в Крыму в целом были настроены большевистски. Таким образом пролетарские кадры в Крыму были нестойкими из-за больших мелкобуржуазных пережитков в быте рабочих. В таких условиях организаторскую роль обязаны были сыграть революционные моряки-черноморцы — одетые в бушлаты рабочие и крестьяне.

Численность флота была сопоставима числу рабочих, около 40 тысяч человек (после перехода на добровольный принцип комплектования в феврале 1918 г. она упадёт до 7 тыс.). Ключевым отличием Черноморского флота от Балтийского была низкая доля пролетариев (23,7% фабрично-заводских рабочих, 23,8% рабочих мелких предприятий, ремесленников, кустарей), а также наличие на флоте национальных меньшинств, в первую очередь украинцев (51% на 25% русских). Как вспоминал С. Г. Сапронов, поначалу воззрения многих матросов не шли дальше своего участка земли. Предстояло вырвать матросов из под влияния эсеров. Во время революционных событий матросская масса будет серьёзно колебаться.

Внутренняя политическая обстановка

Условия, когда у большевиков была неоднородная социальная база для организации диктатуры пролетариата, делали особенно опасными подрывную деятельность антисоветских организаций. Рассмотрим подробнее расклад политических сил Советского Крыма.

Милли Фирка

Февральская революция вызвала к жизни многочисленные «национальные» организации кадетского и эсеровского толка, которые стремились затушевать социальные различия, выступить от имени «всего народа» и добиться буржуазной культурной автономии. Так было и в Крыму.

В июле 1917 года представителями национальной интеллигенции крымских татар была создана Татарская партия. Название «Милли фирка» (не совсем точная транслитерация оригинального названия Milliy Fırqa — Миллий Фыркъа) партия получила позже описываемых нами событий — уже в 1919 году, но именно под этим названием она известна в литературе. Поэтому решено оставить данное название и не путаться.

Милли Фирка образовалась в среде (крымско-)татарских национальных демократов, «наследников» Исмаила Гаспринского (крымско-татарский политический и общественный деятель 19 – нач. 20 вв.). Она формально была социалистической партией, выдвигала демократическую программу, в которой заявлялось равноправие полов, 8 часовой рабочий день и федерализация России. На практике татарскими националистами верховодили Челиби Челибиев, одновременно выборный крымский муфтий, на словах социалист, на практике пособник контрреволюции, и Джафер Сейдаметов, почти открытый агент Турции. Сейдаметов в период германской оккупации возьмёт наглость говорить от имени татарского народа и будет просить учредить в Крыму ханство под германским протекторатом. Челиби Челибиева убьют революционные матросы, устроив над ним самосуд.

Эти политики вели за собой колеблющееся «болото», вроде председателя Курултая Айвазова и тому подобных «деятелей». Татарские националисты обладали собственной военной силой — так называемыми «эскадронами», созданных на основе мусульманизированных частей бывшей Русской императорской армии (в первую очередь Крымского конного полка). В составе националистических сил воевали и белогвардейские офицеры.

Единственное, что мешало Милли Фирке создать единый фронт со всей татарской контрреволюцией, это их демагогические обещания реформ управления вакуфами, что отталкивало от них часть мусульманского духовенства, а также демагогические демократические обещания, что отталкивало помещиков.

Впрочем, во время борьбы с Советами, Милли Фирка объединялась и с муллами — известно, что они просили у ялтинских красногвардейцев перемирия, за счёт которого эскадронцы дождались подкрепления и напали снова. В союзе с помещиками эскадронцы били и прогоняли крестьян с помещичьей земли в феодосийском уезде.

Миллифирковцы создали так называемый «Крымский революционный штаб» во главе с царским офицером Макухиным. О политической физиономии татарских эскадронцев можно судить хотя бы потому, что даже к моменту Октябрьской революции они носили старую форму с вензелями бывшего шефа полка, вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны («МФ»), охраняли царский дворец в Ливадии. Миллифирковцы перешли к вооружённой борьбе с Советами по всему Крыму. Миллифирковцев разбили объёдинённым ударом революционные моряки-черноморцы и симферопольские рабочие.

Среди миллифирковцев в этот период можно выделить условно «левую» группу во главе с Али Боданинским. Условно, потому что левые миллифирковцы не были организационно выделены, были безвольны и не сыграли заметной роли, отличной от остальной Милли Фирки.

После установления Советской власти в январе 1918 г., некоторые миллифирковцы образовали группу «татарских социалистов», связанную с эсерами и меньшевиками. Это была жалкая, лживая маска для контрреволюционеров: лидер этой «группы», Керим Ибраимов, принял деятельное участие в антисоветском мятеже, который миллифирковцы подняли в апреле 1918 г. (напоминаем — во время этого мятежа расстреляли комиссаров), сокрыл оружие от Советской власти, организовал вооружённый отряд.

Татары настроенные правее миллифирковцев группировались с белогвардейскими офицерами. Известно, с какой ненавистью татарин-помещик Сулейман-бей Крымтаев отзывался о курултаевцах, называл Керима Ибраимова большевиком (!). Тем не менее они поддержали антисоветский мятеж миллифирковцев, хотя и хотели «обойти» её и создать своё правительство, из офицера царской армии ротмистра Муфти-Заде, доктора Рустембекова, офицера царской армии полковника Достовалова.

Таким образом, Милли Фирка играла в Крыму такую же подлую роль как эсеровский КОМУЧ (Комитет членов Учредительного собрания), была центром объединения всех контрреволюционных сил, прокладывала дорогу к реставрации строя помещиков и капиталистов.

Руки ублюдков из Милли Фирки обагрены по локоть кровью убитых комиссаров, матросов и алуштинских рабочих.

Белогвардейцы

Как мы помним, также в расстреле комиссаров принимали участие белые офицеры.

В состав подпольных организаций белогвардейцев (точных данных нет), входило около 500 офицеров бывшего Кавказского фронта. Белогвардейская подпольная организация будет охранять Симферополь после эвакуации советских учреждений до прихода немцев.

Белогвардейцы самостоятельной роли не играли, но были вовлечены в мятеж миллифирковцев. Известно, что в Феодосии антисоветский мятеж поднял «союз инвалидов», в городе сутки шли бои.

Правые эсеры и меньшевики

Мелкобуржуазные социалисты, меньшевики и эсеры, сразу после Февральской революции сопротивлялись переходу от буржуазной революции к социалистической. В отличие от белогвардейцев, они поначалу пытались действовать относительно «мирно», захватить Советы, спровоцировать демонстрации в защиту Учредительного собрания. С весны 1918 г. они прекратили колебаться и перешли к созданию подпольных антисоветских организаций в союзе с царскими офицерами.

В Крыму, после октябрьского переворота, правые эсеры оказались на время дезорганизованы, их губернский комитет распался. Соглашательские Советы активизировались к моменту вторжения интервентов, срывали оборону Крыма, отказывались предоставлять средства, арестовывали большевиков.

Меньшевики сохранили организацию и газету «Прибой», в которой клеветали на Советскую власть. Во время германского вторжения меньшевики выпустят статью, где будут призывать к расправе над комиссарами.

Совсем небольшая часть меньшевиков перешла на позиции меньшевиков-интернационалистов и поддержала Советскую власть.

Левые эсеры

После Октябрьской революции левое течение партии эсеров выделилось в отдельную партию, которая признала платформу Советской власти и социализацию земли.

Как было сказано в письме севастопольской организации, левые эсеры, на момент декабря 1917 г., не порвали с правыми («Здешние «левые» эсеры плетутся за Бунаковым и еще не раскололись, не ушли»), т. е. «левая» часть партии эсеров была вовлечена в события большевиками.

Раскол в эсеровской организации Крыма произошёл к середине февраля 1918 года. Он был сильным настолько, что губернская организация правых прекратила существовать — правые эсеры стали формально числиться «левыми» и проявили себя уже во время германского вторжения, опять выступили против Советской власти.

Левыми эсерами были организованы симферопольский и севастопольский комитеты, в Севастополе же издавалась их газета «Путь борьбы». В марте левые С-Р проведут съезд, но губком так и не изберут.

К моменту создания Республики Тавриды коалиция большевиков и левых эсеров дала трещину, ЦК левых эсеров выступило против Брестского мира, демонстративно покинуло Советское правительство. Если часть левых эсеров продолжила работать с большевиками, — Семёнов, Акимочкин, Гоголашвили и т. д., то другая часть, во главе с эмиссаром ЦК левых эсеров и комиссаром Черноморского флота Вильямом Спиро, выступала против правительства Тавриды, пыталась вырвать у него армию, провести переворот, организовать провокацию и сорвать Брестский мир. Именно шапкозакидательская политика Вильяма Спиро привела к тому, что к моменту вторжения интервентов не был выполнен приказ Советского правительства, флот не готов к эвакуации. События в Крыму показали процесс разложения левоэсеровской партии: одно течение выступало против большевиков и шло к банкротству (Спиро), другое колебалось, но сближалась с большевиками (Семёнов, Акимочкин). Впоследствии Семёнов вступил в ВКП(б).

Большевики

Главная особенность крымской партийной организации заключалась в том, что её руководство во многом состояло из присланных работников. Достаточно перечислить их фамилии: Н. И. Островская, Ю. П. Гавен (Я. Э. Дауман), Н. А. Пожаров, К. Я. Зедин (Зиединьша), В. В. Роменец, А. П. Шерстобитов, С. П. Новосельский, Я. Ю. Тарвацкий, А. И. Слуцкий, Ж. А. Миллер. Многие из них приехали довольно поздно, так Ю. П. Гавен и Н. А. Пожаров в сентябре 1917 г., А. И. Слуцкий только в марте 1918 года. Кроме того, неслучайно у многих из них были проблемы со здоровьем, в Крыму они одновременно организовывали партию и лечились. Особенно большое влияние этот фактор оказал на ялтинскую партийную организацию, она в основном состояла из присланных на лечение политкаторжан.

Не стоит противопоставлять им местных работников, они вливались в местные партийный и советский аппараты, как например С. Г. Сапронов в Севастополе, Сигизмунд Фрай в Симферополе.

Тяжело шло дело создания губернской организации. Первой большевистской организацией Крыма стал севастопольский комитет, который создали матросы-черноморцы С. Г. Сапронов (председатель), А. И. Назукин и рабочие И. К. Ржанников и Клепиков. Губернский съезд партии прошёл только в начале октября 1917 г. к тому моменту в крымской партийной организации состояло около двух тысяч человек. Председателем Тавгубкома был избран Жан Миллер, от евпаторийской организации, которой он руководил. Она была самой многочисленной в Крыму, изгнала из своего состава меньшевиков.

Краткие итоги

Крым был периферийным регионом, географической окраиной России. Он вобрал в себя все характерные черты таких регионов: многонациональный состав, слабые пролетарские кадры. В свою очередь эти два обстоятельства привели к проявлениям мелкобуржуазных уклонов: засилию эсеро-меньшевиков в Советах, анархистским выходкам. Хуже всего было то, что Центральная Россия не могла прислать подкрепления из-за контрреволюционных выступлений донского казачества и действий германских войск, перерезавших сообщение с Крымом.

Советы и партия опирались на ограниченный круг кадров, не всегда обладающих должной компетенцией. В этих условиях особую важность для большевиков представляло политическое лавирование — сохранение коалиции с левыми эсерами, привлечение меньшевиков-интернационалистов.

На местные вооружённые силы, в первую очередь на матросов, оказывало влияние мелкобуржуазная среда и украинские шовинисты. Их боеспособность была подорвана безденежьем, что, к примеру, напрямую повлияло на провал обороны на Перекопе. Сохранились источники о случаях морального разложения и пьянстве.

Особую роль в контрреволюционных волнениях и мятежах играли (крымско-)татарские националисты в тылу — на юге полуострова.

Деятельность крымского правительства осуществлялась в условиях серьёзного денежного дефицита.

«Похабный» Брестский мир, позволивший большевикам сохранить Первое государство рабочих и крестьян, содержал в себе намеренные неточности и уловки, позволившие германскому империализму свободно действовать на юге бывшей Российской империи в захватнических интересах. Оккупация Крыма не была спровоцирована действиями молодого правительства Таврической ССР, она была предрешена в германских штабах, при этом территориальные претензии Украинской рады на полуостров были использованы, как удобный повод. И в такой тяжёлой обстановке Советская власть держалась около 75 дней.

Укрепление Советской власти в Крыму

После Великого Октября, Советское правительство Таврической губернии (ТавЦИК), губернский комитет партии, севастопольская организация, другие городские комитеты, в октябре 1917 г. – феврале 1918 г. выступали единым фронтом, совместно проводили политику Советской власти.

Земельный вопрос, продовольственная политика

К моменту проведения первого съезда советов, военно-революционных комитетов и земельных комитетов Таврической губернии 7 – 10 марта оказалось, что советы и/или земельные комитеты созданы далеко не во всех деревнях Крыма. Уже был издан закон о социализации земли, близился весенний сев. Вставал вопрос о том что делать в таком положении, поручить регулирование земельных отношений Советам, т. е. пойти на временную муниципализацию земли, народническую по духу, или пойти на немедленный «чёрный передел». Оба варианта были не идеальны, в первом случае крестьянство дезориентировалось, не понимало кому будет передана земля, во втором случае была велика опасность дезорганизации сева.

Временная инструкция о землеустройстве оказалась выдержана в народническом духе. Не смотря на то, что многие Советы приступили к регулированию земельных отношений, оказали помощь бедным крестьянам, как например в феодосийском уезде, Балаклаве (пригород Севастополя), необходимые материалы для основного распределения земли не были собраны своевременно. Так как вопрос с засевом земель Таврической весной 1918 года являлся вопросом жизни и смерти, Съезд советов рабочих, солдатских, крестьянских, батрацких и поселянских депутатов отложил вопрос о проведении в жизнь основного закона о социализации земли, изданного 3-м Всероссийским съездом советов Р.С. и Кр. депутатов и предложил всем сельским, волостным и уездным советам рабочих и крестьянских депутатов вменить себе в обязанность засева всех имеющихся в Крыму земель. Это были вынужденные меры.

За короткий промежуток существования советской власти были национализированы помещичьи земли и имения Романовых, организовано 7 сельскохозяйственных артелей, оказана помощь в распределении посевного материала по уездам (вообще для всех хозяйств), таким путём распределено около 450 тыс. пудов.

Решение крымскими большевиками земельных вопросов напрямую влияло на сохранение советской власти в Центральной России.

Поручение Советского правительства о поставках хлеба в Центральную Россию было выполнено — Таврическая губерния отправила в Центр 3 млн. пудов (!) хлеба. Советский Крым отправлял в центр фруктовые консервы и сыр для оздоровительного питания в лечебных учреждениях. Революционные крымские матросы и рабочие совместно с балтийскими матросами охраняли отправляемые на поддержку Центрального Советского правительства вагоны, железнодорожные пути. Стоит отметить, что экспроприация хлебных излишков у кулака, у зажиточного крестьянина, оказывало влияние на рост контрреволюционных настроений на полуострове.

В свою очередь, для налаживания обмена, центр выделил Крыму 15 млн. рублей, 14 вагонов мануфактуры.

Финансовое обеспечение диктатуры пролетариата. Рабочий вопрос, социальная и культуная политика

По решению симферопольского ревкома, которое было подтверждено ТавЦИК, национализированы банки. Для финансового обеспечения деятельности Советов буржуазия Крыма была обложена контрибуцией. Выплачивалась она плохо, саботаж буржуазии спровоцировал анархо-бандитское выступление в Севастополе. Национализированы крупные предприятия, в первую очередь завод «Анатра», металлургические, табачные, консервные заводы, рыбные промыслы, принимались меры для налаживания их работы. Местные Советы национализировали жилой фонд. Были проведены меры для борьбы с безработицей: выделялись отчисления с заработка трудящихся в фонд поддержки, оказание помощи в устройстве на работу, проводилась мобилизация на общественные работы. Национализирована бывшая царская охота (создан заповедник). По указанию Владимира Ленина была взята под охрану библиотека Бертье-Делагарда в Ялте. Организованы спектакли для рабочих завода «Анатра», вечерние курсы (в Симферополе и Севастополе, Судаке), проведён съезд по народному образованию, где приняты решения о проведении советских декретов (единая школа, бесплатное начальное образование). В Феодосии приступлено к созданию детских садов, колоний. Приняты меры к защите общественного порядка, запрещено появляться пьяным в общественных местах.

Были и меры, которые провести не удалось. Согласно декрету Республики Тавриды аптеки муниципализировались. Совнарком РСФСР потребовал отменить это решение и провести национализацию аптек, взять на учёт, но до германского вторжения в Крыму решить этот вопрос не успели.

Национальный вопрос

Первое советское правительство Крыма — ТавСНК и ТавЦИК — развернуло широкую деятельность в национальной политике.

Был выпущен декрет о свободе совести и отделении церкви от государства, защитивший и мусульманские обряды (ярость мусульманского духовенства вызвало совсем не «угнетение веры», а национализация вакуфных земель).

Создан комиссариат по делам национальностей (в его составе отделы по мусульманским, польским и армянским делам), его возглавил татарин-большевик И. К. Фирдевс, среди его работников были татары (и «левые» миллифирковцы) С. Идрисов и Я. Кемаль (назначен на должность мусульманского комиссара).

Приняты решения об организации отделений комиссариата на уровне уездов, волостей, городов, о публикации декретов не только на русском, но и на татарском языке (достоверно известно, что был переведён декрет об образовании Республики Тавриды). Отметим, что решение о публикации на татарском языке в широком объёме реализовано не было, так как в тот момент печатать газету на татарском могли только враждебно настроенные к Советской власти миллифирковцы. Было выпущено обращение к татарам Бахчисарая (как на русском, так и на татарском языках); правительство Тавриды направило в Бахчисарай парторганизатора. И эти меры не остались пустыми заявлениями: большевики собрали митинг трудящихся татар Бахчисарая, с мест сообщали о деятельном участии мусульманских трудящихся в работе Советов, в частности алупкинский Совет, трудящиеся деревни Кучук-Узень отправили в адрес ТавСНК телеграмму с просьбой о защите от миллифирковцев, на сторону Советов перешли солдаты-татары из национального батальона старой армии.

Оборона Советской власти, помощь трудящимся

Отдельно рассмотрим вопросы обороны. Читатель, просим тебя — не пролистывай, почитай, подумай о том, каких усилий стоила защита советской власти в Крыму в то роковое время.

В вопросах обороны Таврическая республика придерживалась взвешенной позиции, учитывающей сложность её внешнеполитического положения. Данная позиция отражала одну из двух точек зрения (см. скан протокола), выработанных в Екатеринославе на Съезде пяти республик — Донецко-Криворожской советской республики, Одесской советской республики и Украинской Народной Республики Советов (состав участников предположительный). Подчеркнем важность этого Съезда тем, что от Крыма на Съезд был направлен Антон Слуцкий, который позже будет назначен председателем СНК Республики Тавриды, а также тов. Хацько, начальник симферопольского штаба Красной гвардии. Позиция Таврической республики заключалась в следующем. Так как полуостров не считал себя вошедшим в пределы границ Украины, заявлялось о его нейтралитете, правда делалась оговорка, что ТавССР будет «по силе возможности помогать всеми средствами» в войне советских республик, входящих в пределы границы Украины, но «неофициально», дабы не нарушать мирного договора Российской Федеративной Советской Республики с Центральными державами.

В день проведения этой же конференции ЦК партии вынесло решение, о том что «Крымской республике решено отложить объявить ее независимой». Таким образом, несмотря на плохую связь с Москвой, крымские большевики Антон Слуцкий и тов. Хацько правильно поняли политику Советского правительства, и способствовали принятию решения, отвечающего сохранению Брестского мира.

В апреле 1918 года, в связи с наступлением австрийско-немецких оккупационных войск, Украинская Советская Республика перестала существовать: 18 апреля 1918 года её правительство уехало в Таганрог, где приняло решение о преобразовании правительственных органов в Бюро для руководства повстанческой борьбой в тылу оккупантов (Повстанбюро). Таврическая Советская республика осталась один на один с кратно преобладающими силами интервентов. Логично, что в условиях подготовки немецкого наступления на Крым, ни о каком политесе, «тупом» соблюдении нейтралитета уже не могло идти и речи, нужно было готовится к самообороне.

Далее остановимся на вопросах обороны Крыма подробнее.

Братская помощь Крыма

Таврическая губерния была вынуждена взять на себя защиту от германских интервентов днепровские уезды, Херсон и Николаев, так как на этом направлении не было других войск. Моряки-черноморцы оказали братскую помощь рабочим Николаева и Херсона, поднявших восстание против германских оккупантов, две недели сдерживали натиск врага (о том, что посылка матросов на помощь была совместным решением Севастополя и Симферополя говорит письмо Антона Слуцкого в ЦК с сообщением об этом и просьбой дать дальнейшие директивы: «Мы посылаем и не можем не посылать броненосцы. И смешно думать о том, что мы заявляли о нейтралитете»).

И хотя это происходило уже после ратификации Брестского мира и можно подумать, что советские войска нарушили его, напомним, что наступление Германии не прекращалось, а Юг России представлял собой зону для политических игр империализма. Советский Крым оказывал помощь братьям-рабочим Херсона и Николаева «неофициально» — не делая громких провокационных заявлений, подспудно решая вопросы своей безопасности.

Дипломатический барьер. Республика Тавриды создана по указанию Ленина

Республика Тавриды была создана по решению Советского правительства. Наркомвнудел Тавриды С. К. Новосельский изложил позицию центральной власти так: «…Совет Народных Комиссаров Российской Социалистической Республики предлагает нам обнародовать свою республику в пределах нейтральной зоны, т. е. весь Крым от Перекопа, составляя таким образом составную часть Российской Советской Федеративной Республики, и чтобы флот был объявлен принадлежащим Советской республике Тавриды и что Совет Народных Комиссаров Российской Социалистической Республики за все происходящее в Тавриде будет считать ответственным перед ним только Центральный исполнительный комитет республики Тавриды…». Антон Слуцкий 29 марта в отчёте ТавЦИК развил эту мысль: «Совет народных комиссаров стал на ту позицию борьбы с интервенцией, на какую стал и Съезд пяти республик в Екатеринославе. Следуя этому, мы объявили нейтралитет республики Тавриды. Мы хорошо помним, что Таврида должна поступать так, как и вся остальная Советская Россия».

Задачу создать «дипломатический барьер» Владимир Ильич впервые поставил при устном инструктировании Вильяма Спиро, он передал ему письмо для крымской партийной организации (к сожалению, письмо не найдено). Левый эсер Вильям Спиро прибыл в Крым 18 марта и тут же поставил вопрос о создании «штаба обороны Республики Тавриды» в Джанкое. Республика Тавриды была провозглашена 19 марта, но, по первоначальному декрету, она ошибочно включала днепровские уезды Таврической губернии.

Ошибка была исправлена повторным декретированием Республики 21 марта 1918 г. — из границ были исключены днепровские уезды. Это произошло после возвращения в Крым членов правительства Тавриды — наркомвнудела Станислава Новосельского и наркомфина Алексея Коляденко, которые получили указания от Владимира Ленина. 22 марта Республика Тавриды заявила, что признаёт Брестский мир, является нейтральной. Эти действия полностью совпадали с политикой Советской России, частью которой признавал себя Крым, и были поддержаны советским правительством. Назначение Антона Слуцкого на должность председателя совнаркома Республики Тавриды одобрил тов. Свердлов.

Важным вопросом являлась принадлежность Черноморского флота. Центральная Республика Советов («Федеративная Советская республика», выражаясь языком того времени) обоснованно считала его своим. Так Ф. Ф. Раскольников (о нём, кстати, на Летописях выходила статья) 28 марта на переговорах по прямому проводу с представителями Центрофлота инструктировал их, что: «…мы считаем Черноморский флот есть достояние Российской республики советов, за исключением Украины, так как Украина представляет независимое государство… (пропуск наш. — прим. Ред.) Черноморскому флоту надлежит принять принять к сведению и исполнению ратифицированный Советом мирный договор… (пропуск наш. — прим. Ред.) Эвакуацию нужно производить исключительно потому, что Тавриде грозит опасность наступления австро-германских войск. Мирным договором это не предусмотрено, но немцы могут сделать поползновение рассматривать Севастополь как город Украины… (пропуск наш. — прим. Ред.) Об Одессе в мирном договоре тоже ничего не говорилось, однако германцы разъясняли его украинским городом». Эти указания были конкретизированы 6 апреля, когда из Москвы в Крым делегация черноморцев (Спиро, Левговд, Шульга) сообщала комиссару Байкову и Центрофлоту, что Высший Военный Совет Республики (Бонч-Бруевич, Прошьян, Шутко) «считает Крымский полуостров и Севастополь принадлежностью Российской Республики, и Крым не включен в состав Украины».

Принадлежность Крыма к Российской Советской Республике и его нейтралитет подтверждается и другими источниками. 13 апреля И. В. Сталин сообщал А. И. Слуцкому, что: «Слухи об уходе Крыма в Украину не верны. Мы уже сообщали, что согласно документу от немецкого правительства, которое у нас есть, ни немцы, ни Киев на Крым не претендуют».

Во время делегатского собрания 17 апреля 1918 г., когда левые эсеры настаивали на том, что Черноморский флот должен вести активные боевые действия против немцев (это влекло автоматическую денонсацию мирного договора, согласно которому флот должен был находиться в русской гавани), то А. И. Слуцкий, председатель ТавСНК, отвечал им, что Таврическая республика является частью Российской Федерации, поэтому она должна соблюдать Брестский мир: «Крым. полуостров… (пропуск наш. — прим. Ред.) входит в Российскую Федерацию, поэтому должен быть соблюдён мир с Германией. Мы будем соблюдать нейтралитет…».

Повторимся (это важно для наших последующих выводов в этой статье): руководство Республики Тавриды последовательно отстаивало нейтральный статус на основании Брестского мира, в полном соответствии с указаниями Советского правительства.

Промежуточный вывод

Республика Тавриды, придерживающаяся нейтралитета в рамках Брестского мира, оказывала помощь в борьбе против интервентов братским силам. Противоречия здесь нет — мы же помним про третью и седьмую статьи Брестского мира, позволяющие Германии беспрепятственно захватывать юг России и грабить ресурсы? Было бы глупо, если бы советские силы сами не воспользовались такой неопределённостью. Правда, понимая, что советская сторона Брестского мира — это слабая сторона, пользоваться третьей и седьмой статьёй надо было весьма аккуратно, не допуская явных провокаций и громко заявляя о нейтралитете. Поэтому: 1. Советское правительство тоже использовало в своих целях размытые требования Брестского мира об установлении границы с буржуазной Украиной только на будущих переговорах. Например, заявляя протесты против оккупации Одессы; 2. Центральное Советское правительство не поддалось гнилой пацифистской повестке и действовало прагматически — с одной стороны, оно скрытно оказывало помощь Советской Украине, а с другой — официально постановило разоружать её войска, если они перейдут границу Советской России (командующий войсками Советской Украины Антонов-Овсеенко выполнил приказ); 3. Республика Тавриды действовала в полной синхронизации с Центром — официально и громко заявляла о нейтралитете. Боролась с провокациями левых эсеров, направленными на срыв хрупкого нейтралитета. В то же время — Таврическая ССР тайно помогала днепровским уездам, согласовывала свои действия с руководством Украинской ССР. Выполняла взятые на себя обязательства по обороне и соблюдению нейтралитета.

Голова кружится от такого политического лавирования. И уж позвольте нам небольшую манипуляцию — предлагаем ответить на следующий вопрос. Как ты считаешь, читатель, отправили бы на такую сложнейшую работу из центра абы кого? Или партия приняла непростое решение и пожертвовала лучшими своими работниками для укрепления советской власти в Крыму?

Переговоры с Германией

Продолжаем распутывать клубок политического манёвра Таврических комиссаров. На делегатском собрании представителей береговых и судовых частей мастерских г. Севастополя по вопросу об обороне Крыма Антон Слуцкий говорил, что для переговоров с германским правительство был выслан дипломатический агент. Не говорит ли это о независимой от Центра политике? Нет, не говорит. Даже если бы переговоры Республики Тавриды и Германии состоялись, то они не носили бы сепаратистский характер. Мало того, что в 1918 г. были прецеденты, когда местные Советы обращались к иностранным державам (например, сибирский ЦИК (!) дал ответ странам Антанты по поводу германских пленных). В вопросе мира между Германией и Таврической Республикой последняя полностью следовала в русле советской политики Центральной России, его заключение было бы выгодно советской власти, так как позволило бы сохранить и, следовательно, укрепить Советскую власть на Крымском полуострове. К сожалению, в германских штабах сидели не глупцы, поэтому усилия комиссаров на установление границ и мира не дали результата. Но зато они позволяют нам понять, кому на самом деле был выгоден этот мир — он был выгоден Таврической ССР, а не империализму.

Борьба с контрреволюцией

Внутриполитическое положение Советского Крыма оставалось тяжёлым — на полуострове действовали банды белогвардейцев, миллифирковцев, поднимал голову буржуазный элемент, сильные позиции имели партии меньшевиков и эсеров. Разобраться с внутренними врагами при постоянном давлении германского империализма за короткий срок — чуть более двух месяцев — у Советской власти не получилось. Но кто мы такие, уважаемый читатель, чтобы осуждать героев-большевиков за это?

Посмотрите, что творилось в Крыму в то время.

После того, как из Советов были изгнаны антисоветские организации, в президиум Симферопольского совета, в котором находились Жан Миллер и Ян Тарвацкий, какой-то гимназист бросил бомбу (повезло — бомбу тут же обезвредили; личности организаторов теракта установить не удалось).

Подпольная белогвардейская организация в Симферополе распускала лживые погромно-антисемитские слухи о том, что, якобы, муку выдают только евреям. Провокаторам удалось добиться стихийного митинга, и когда, с целью успокоения населения, на митинг прибыл продкомиссар Глазов, белогвардейцы его убили.

Контрреволюционеры не оставляли попытки свергнуть правительство Тавриды.

Например, меньшевистское руководство профсоюзов Крыма, избранное в 1917 г., намеревалось натравить рабочих на большевиков. Против прибывших на съезд профсоюзов пяти большевиков, меньшевики выставили подавляющее большинство заагитированных сторонников. Причина такого соотношения сил быстро вскрылась: большевистские рабочие организации не были проинформированы о Съезде, а мелкие предприятия, где сохраняли влияние меньшевики, по выборам в виде «один представитель от одной организации» получили непропорционально большое представительство. Меньшевики, обладающие весьма солидным опытом грязной фракционной борьбы, намеренно провели выборы так, чтобы большевики не могли их выиграть. Политическая подоплёка меньшевистских интриг стала ясна, когда на предложение правительства Тавриды о признании Советской власти меньшевики ответили иезуитской формулировкой о «невмешательстве в политику». Они отказались признавать Советскую власть. Логично, что Таврический Центральный исполнительный комитет, после такого антисоветского выступления, объявил съезд распущенным. Вот так ещё одни «социалисты» неустанно подрывали власть трудящихся (о других «социалистах», Милли Фирке и эсерах, скажем чуть дальше).

А вот как анархически настроенная «крымская конная сотня», находящаяся в Симферополе, пыталась свергнуть правительство Тавриды. Эти попытались вовлечь в переворот начальника симферопольского штаба Красной гвардии, тов. Хацько (который ездил с товарищем Слуцким на съезд пяти республик — помните?). Тот резко отказался и поставил в известность правительство Тавриды. Разоблачение мятежников было опубликовано в «Таврической правде». На следующий день анархисты тов. Хацько убили. Убийцы были преданы суду революционного трибунала, но бандиты «крымской конной сотни» насильно отбили их у красногвардейцев. «Крымская конная сотня» выступила на Перекоп и способствовала деморализации и разложению находящихся там частей.

Некоторые левые эсеры среди частей на Перекопе пропагандировали идею «похода на Симферополь», свержения правительства Тавриды (кстати, в это правительство входили и левые эсеры, что свидетельствует о разложении внутри их партии). Антисоветским агитаторам удалось распропагандировать два отряда, они снялись с позиций и прибыли в Симферополь. Только большими усилиями Антону Слуцкому, который лично выступал перед ними на митингах, удалось уговорить части вернуться на фронт (Севастополь в этом помог, отправил для поддержки броневик).

Стоит отметить, что Правительство Тавриды неоднократно критиковали за мягкость. Например, А. М. Атлас критиковал Таврических комиссаров за то, что из Советов не были немедленно изгнаны эсеры и меньшевики, не были закрыты их газеты.

Другой критик, Б. М. Вольфсон, указывал, что пробравшийся в аппарат миллифирковец Якуб Кемаль проводил саботаж, заботился о жаловании мулл; а также, что не были арестованы царские министры и другие контрреволюционеры.

Когда будете сталкиваться с подобной критикой, советуем мысленно поставить себя на место комиссаров и подумать, обладала ли молодая республика достаточными силами, чтобы подавить контрреволюцию за короткий промежуток своего существования.

Мелкобуржуазные социалисты в Севастополе

Положение в Севастополе тоже оставалось напряжённым — оно резко ухудшилось в апреле 1918 г., когда эсеро-меньшевики воспользовались уходом большевиков на фронт и получили при перевыборах Севастопольского совета больше мандатов. Когда большевики отказались подчиняться их контрреволюционным решениям, то немедленно последовала попытка переворота, в результате которой соглашательский Центрофлот ввёл в Севастополе военное положение и стал фактической властью в городе.

Правительство Тавриды попыталось оказать помощь Севастополю, но приказы о закрытии эсеро-меньшевистских газет Центрофлотом были саботированы.

Дезорганизации советской работы, разгулу контрреволюции способствовал мощный фактор — раскол между правительством Тавриды и севастопольской партийной организацией. Перейдём к этому расколу и рассмотрим его подробнее.

«Левые коммунисты» и левые эсеры против Республики Тавриды

«Местничество» севастопольской организации

Начало дезорганизации отношений Симферополя и Севастополя положило решение о конструкции власти, принятое в январе 1918 года. Явочным порядком из севастопольского ревкома был образован областной военно-революционный комитет, а его председатель Юрий Гавен возглавил Советский Крым. На состоявшемся в конце января первом крымском чрезвычайном съезде советов и военно-революционных комитетов руководство губкома партии (председатель Жан Миллер, Ян Тарвацкий), в целом таврический центральный комитет Советов (избранный на съезде) настаивали на перенесении всех органов в Симферополь. В результате голосования с перевесом в три голоса победило предложение о создании губернского центра в Симферополе.

Не смотря на то, что таврический центральный комитет и комиссариаты располагались в Симферополе, о чём было проинформировано Советское правительство, Севастопольский ревком, а затем и совет, продолжали осуществлять военное руководство (в Севастополе был Черноморский флот и его выборный орган управления, Центрофлот, склады военного снаряжения бывшего Кавказского фронта). Севастопольская организация, Юрий Гавен настаивали на перенесении правительства Таврической губернии (ТавЦИКа, губкома, комиссариатов) в Севастополь, особенно явно этот спор между губкомом партии и севастопольской организацией проявился на съезде большевиков Таврической губернии, который прошёл 2 марта 1918 года. Было принято компромиссное решение: большая часть учреждений остаётся в Симферополе, а в Севастополе — штаб и «Южный комитет защиты социалистической революции» (осуществлявший руководство войсками), т. е. сохранялось стихийно установившееся положение дел, кустарщина.

Левоэсеровская авантюра

Положение осложняла сильная позиция левых эсеров на флоте. В частности, флотским комиссаром Черноморского флота был видный эсер Вильям Спиро, эмиссар их ЦК. Как истинный член своей партии, Вильям Спиро приложил все усилия для денонсации Брестского мира Таврической республикой.

К числу «подвигов» Спиро можно отнести его сепаратистские выступления против Брестского мира (в которых Российскую республику он называл «гнилым Севером»), а также участие в резолюции Центрофлота, согласно которой Черноморский флот объявлялся собственностью всех республик, включая буржуазные Украину и Закавказье.

Благодаря авантюризму Спиро, крейсер «Король Карл», который был отправлен для обороны Батуми, захватили грузинские меньшевики.

Данные эпизоды легли в основу обвинения Вильяма Спиро со стороны ВЧК. Нейтрализовать Спиро удалось благодаря плану Жана Миллера. Он вместе с этим эсером выехал в Москву для встречи с Владимиром Лениным (под предлогом организации обороны Крыма). Жан Миллер передал Владимиру Ильичу протокол Центрофлота с сепаратистской резолюцией. В тот же день Вильям Спиро был арестован по прямому распоряжению Владимира Ленина.

Подобные выходки со стороны Вильяма Спиро были возможны исключительно потому, что в Севастополе его так никто и не одёрнул. В сложившейся ситуации правительство Тавриды пошло на хитрость, выманивание левого эсера из штаба, где он окопался. Это показывает сложность положения правительства Тавриды, ограниченность сил, ведь их не хватило бы, чтобы отстранить Спиро от полномочий. Почему же правительство Тавриды считало Севастопольскую организацию ненадёжной?

Раскол между Севастополем и Симферополем срывает оборону

Целью написания настоящей статьи не является составление обвинительного акта в отношении Председателя севастопольского ВРК Крыма старого большевика Юрия Гавена.

Нельзя скидывать со счетов его весомую роль в крымском Октябре. Орудия Черноморского флота, революционные матросы оказали помощь красногвардейцев в борьбе с контрреволюционными отрядами «Крымского штаба» по всему Крыму: в Евпатории, Феодосии, Ялте. Именно революционные отряды севастопольского ВРК поставили точку в истории миллифирковской Директории.

Героические усилия приложила Севастопольская организация для задержки продвижения интервентов. В городе была паника; соглашатели и агенты Центральной Рады, командующий флотом Саблин — все вместе объединились, доказывали, что необходимо передать флот марионеточной Украине (якобы, тогда бы флот не захватили немцы). В течении десяти дней интервенты не могли прорваться к городу. Во время боя с германским бронепоездом героически погиб матрос-черноморец Владимир Басенко и его отряд. Эта вырванная кровью задержка позволила переагитировать большую часть матросов, несмотря на сопротивление Центрофлота и командующего флотом Саблина, эвакуировать большую часть флота в Новороссийск.

Кстати, финальный аккорд в истории императорского Черноморского флота произошёл именно в Новороссийске — его удалось затопить большевикам под командованием известного Ф.Ф. Раскольникова (ещё раз — о нём на «Летописях» выходила статья), флот не достался Германии (правда тогда Гавен выступил против затопления флота, но это далеко от интересующих нас событий).

Тем не менее, к Гавену остаётся чрезвычайно много вопросов. Деятельность комиссара Спиро, прочих левых эсеров не могла остаться незамеченной Севастопольской партийной организацией, особенно для членов «Южного комитета»: самого Гавена и Николая Пожарова (а если её «не замечали» — то грош цена такой партийной организации). Вольно или невольно — на Юрии Гавена как главе военно-морского комиссариата лежит ответственность за сепаратистскую деятельность Центрофлота в попытках развязать войну с Германией и денонсировать Брестский мир. После 3 марта 1918 года, уже не таясь, на общем собрании Севастопольский совет и Центрофлот приняли совместную резолюцию севастопольских комитетов большевиков и левых эсеров, которая признавала Брестский мир недействительным.

Распад крымской партийной организации на две части был очевиден, так И. К. Фирдевс вспоминал: «Признание Брестского мира и организация Крымской республики были конкретными причинами в 1918 г., во-первых, расслоение крымской организации РКП на два течения: тех, кто признавал Брестский мир и отсюда организацию Республики Тавриды, и тех, кто не признавал Брестский мир и отрицал необходимость провозглашения республики в Крыму. Так, именно так стоял вопрос в Крыму в 1918 году». Севастопольская организация, даже если она того не хотела, сомкнулась с сепаратистскими требованиями левых эсеров, в газете «Путь борьбы» они выступали против создания Республики Тавриды, требовали отделить Крым от России, подобно Украине или Закавказью.

Оппозиция севастопольской организации по отношению к правительству Тавриды была запоздалой акцией в поддержку «левых коммунистов». Запоздалой, потому что на партийном съезде севастопольскую организацию представляла Надежда Островская, выступавшая от её имени за мир. Севастопольскую организацию в мелкобуржуазной атмосфере (вспоминаем особенности состава матросов-черноморцев), в условиях немецкого наступления, захватила сверхреволюционная фраза. Конечно, можно понять источник этих настроений — германские войска рвутся к Перекопу, — но, во-первых, по решению IV съезда Советов мир был ратифицирован, и нужно было для исполнения этого решения готовится к самообороне и не допускать провокаций, во-вторых, протест против мирного договора неизбежно вёл к конфликту с правительством Тавриды, вносил дезорганизационный хаос в такое время, когда крымские большевики должны были стойко, по-ленински, стоять и не допускать провокаций.

Позиция Севастопольского Совета не возникла сама по себе на ровном месте. Достаточно вспомнить, что именно в это время, до и после заключения «похабного» Брестского мира, в партии велась ожесточённая борьба слева против позиции нейтралитета Российской Федерации — против Ленина. В оппозицию к Ленину в числе прочих тогда встали, например, такие видные большевики, как Дзержинский или Пятаков. Ильич указывал тогда, что «у нас явились в передовых кругах нашей партии партийные работники интеллигенты-сверхчеловеки, которые дали себя увлечь этим триумфальным шествием, которые сказали: с международным империализмом мы справимся; там тоже будет триумфальное шествие, там настоящей трудности нет».

Вернёмся в Крым.

Отношение севастопольской организации к правительству Тавриды ярко показывает следующий эпизод. Когда встал вопрос об охране Таврических комиссаров, Юрий Гавен отправил отряд матросов под командованием большевика Шмакова (ранее члена севастопольского ревкома). Данный отряд был явно ненадёжен, потому что в феврале 1917 г. Шмаков был в «тройке» председателя Центрофлота анархиста Романовского, которая стала застрельщиком анархо-бандитского выступления. Если Гавен не знал про февральские «подвиги» Шмакова — возникает вопрос о его пригодности как руководителя вооружённых сил. Если же знал — данный факт опять же подтверждает местнические наклонности Юрия Гавена и его зловещую роль в гибели комиссаров.

Отряд Шмакова в Симферополе бесчинствовал, дошло до угроз свержения правительства Тавриды, на заседании Симферопольского совета Жану Миллеру угрожали оружием. Отряд по решению собрания матросов был отправлен из Симферополя на фронт с австро-германцами, чтобы он мог искупить вину. Как вспоминал Юрий Гавен, вмешательство Севастополя в дела правительства Тавриды уронило авторитет последнего: «Тут ТавЦИК увидел, что в Симферополе нет в его распоряжении такой реальной силы, которая могла бы укротить “опасного друга”, и принужден был обратится за помощью в Севастополь. Таким образом, ТавЦИК ронял свой авторитет, и это создавало атмосферу некоторого недоверия к губернскому центру, особенно со стороны севастопольцев». Как мы видим, сам Юрий Гавен, на котором лежали обязанности военного комиссара Крыма, почему-то не считал себя виновным в создании «атмосферы некоторого недоверия», находился на позиции «мы» и «они», — на местнической позиции. Причём это видно даже из его собственноручных воспоминаний при владении минимальным контекстом.

Центрофлот спекулировал на трудностях, выдвигал провокационные идеи использования флота против германо-турецких сил, что было бы нарушением заявления правительства Тавриды о признании Брестского мира. Для того, чтобы убедить матросов не принимать сепаратистских резолюций, 17 апреля на делегатское собрание прибыли таврические наркомы Антон Слуцкий, Станислав Новосельский и Исмаил Фирдевс. На делегатском собрании украинские эсеры-националисты, эсеро-меньшевики, анархисты яростно набросились на правительство Тавриды, обвиняли его в пораженческой политике, политическом банкротстве. От севастопольской организации присутствовал Николай Пожаров, но не Юрий Гавен. Отвечая провокаторам, Антон Слуцкий, между прочим, заметил: «Такого рода призывы усвоили себе и некоторые большевики Севастополя, которые вместо действительной работы по обороне Крыма, дали увлечь фразой о революционной войне, что было бы как раз на руку оккупантам… Остерегайтесь нарушить Брестский мирный договор, пока не ответит Германия, воюет она или нет. Нельзя начинать военные действия, надо сначала выяснить, а потом уже воевать». С большим трудом была принята резолюция, подтверждающая принадлежность флота Российской Федерации и признание Брестского мира.

На следующий день 18 апреля была получена телеграмма о переходе германскими интервентами Перекопа, но Антон Слуцкий счёл её провокацией, о чём и заявил делегатскому собранию (случаи распространения провокаторских телеграмм были не редки, например, унтер-офицер Василий Жуков вспоминал как была принята телеграмма, призывающая перебить всю буржуазию до гимназистов включительно). Также смеем предположить, что вряд ли Слуцкий так отнёсся бы к телеграмме, если бы у него были доверительные отношения с военным командованием Крыма и не было ожидания очередной провокации наряду со множеством уже случившихся или готовящихся.

Как показала лётная разведка (под Севастополем была авиашкола) и дальнейшие сообщения, на Крым действительно двигалось около 20 тысяч германских интервентов. В 20-е гг. решение Слуцкого назвать телеграмму провокационной было раскритиковано, якобы, оно было оскорбительным для севастопольцев, оказало деморализующее воздействие. Рассмотрим, как военно-морской комиссариат справился с укреплением Перекопа.

Деятельность ВРК, затем военно-морского комиссариата, по укреплению обороны Крыма от наступающих украино-германцев была неудовлетворительна. Хотя нельзя вешать «всех собак» на одного только Гавена (напоминаем о сложном финансовом положении Правительства Тавриды и о моральном разложении Красной Гвардии), тем не менее, вина в провале обороны Крыма по большей части находится в «заслугах» Севастопольского ВРК и его председателя.

Отметим, что Центрофлот отказался перебрасывать на Перекоп тяжёлую артиллерию, снабжение боеприпасами было поставлено отвратительно. На Перекопе было только 16 орудий и броневиков. Не лучше были вооружены другие защитники перешейка: в основном винтовками и охотничьими ружьями, пулемётов почти не было. Боеприпасы у артиллерии на Перекопе выйдут в первый день, деморализованные артиллеристы бросят позиции. Перекоп был плохо укреплён, окопные работы не были завершены, но его командующий Приклонский и делегаты от частей на Перекопе занимались очковтирательством, давали успокоительные сообщения в Симферополь и Севастополь. По всей видимости, анархистски настроенные отряды начали оспаривать полномочия назначенных командиров, произошла дезорганизация управления войсками. К моменту германского удара, в штабе в Джанкое вместо назначенного из Севастополя моряка Кассесимова распоряжался некто Лопатин, командир «симферопольского партизанского отряда». Отсюда ясно, почему интервентам удалось прорвать оборону в первый день.

Сложилась странная ситуация. С одной стороны, эсеры и левые коммунисты Севастополя прилагали усилия к утере Крымом нейтрального статуса, с другой стороны — военное руководство Крыма к обороне полуострова готово не было. Впрочем, если сравнить севастопольских левых коммунистов с их единомышленниками в Центральной России, вопрос можно посчитать риторическим. Увлеклись «триумфальным шествием», поддались нажиму эсеров (кстати, эсер Спиро был не рядовым и незаурядным членом партии, достаточно отметить, что по ходатайству самой Марии Спиридоновой его перевели из тюрьмы под подписку о невыезде, ну да мы опять отвлеклись).

Гибель правительства Тавриды

После возвращения таврических комиссаров с упомянутых выше делегатских собраний в Севастополе, состоявшихся 17 и 18 апреля, Симферополь был объявлен на осадном положении, правительство Тавриды просило военно-морской комиссариат прислать матросов для организации обороны. Правительству прислали телеграмму с отказом.

Чтобы выяснить политическое положение Севастополя и возможность эвакуации, туда были отправлены Семёнов и Акимочкин. В городе они увидели разнузданную пропаганду украинских эсеров. Политическое положение стало ещё хуже, чем на делегатском собрании. Делегаты Симферополя были на заседании Севастопольского совета, убедились, что он постановил обороняться от немцев, но это не отменяло ненадёжного положения флота. С плохими новостями они направились в Ялту, так как правительство Тавриды уже начало эвакуироваться; вместе с ними прибыли члены севастопольского совета Баранов и Бейм.

В Симферополе, в распоряжении правительства, был только коммунистический отряд (советская охрана) численностью в несколько десятков человек. Остальные красногвардейские и матросские отряды были деморализованы, отказывались подчиняться, отступали в Севастополь. Пулемётов было только несколько штук. Артиллерии не было.

В свете «отношений» правительства Тавриды и севастопольской организации становится ясно, почему правительство Тавриды приказало оставшимся отрядам отступать в распоряжение Севастополя (совместно с революционными моряками они задержат интервентов в боях под станциями Альма, Чистенькая), а сами выехали в другом направлении, в Ялту и далее морем на Новороссийск. Они понимали, что Черноморский флот практически в руках соглашателей, подорвавших авторитет правительства Тавриды, что даже если они приедут в Севастополь, то на них снова набросятся с обвинениями. Риск провокации был необоснованно велик и они решили выехать из Крыма другим путём.

Последний удар правительство Тавриды получило в Ялте. Председатель ялтинского совета, матрос Игнатенко, набросился на правительство с обвинениями в поражении — по его приказу правительство Тавриды посадили под караул. С трудом удалось уговорить Игнатенко дать выехать из города (впоследствии Игнатенко скрывал свою вину в гибели комиссаров, утверждал, что они были трусами и сами сбежали из Ялты).

Член ЦИК Семёнов прибыл в последний момент, не видел этой сцены, поэтому считал, что комиссары сами решили покинуть Ялту. Правительству Тавриды пришлось ехать в Феодосию и Керчь через Алушту, район где начали действовать недобитые миллифирковцы — они подняли антисоветский мятеж. К тому моменту Алушта была в руках мятежников (миллифирковцев, белогвардейских офицеров и гайдамаков, пришедших с германской армией). Комиссары вызвали Алушту, у телефона был Семёнов. На другом конце провода трубку взял предатель — начальник милиции левый эсер Белов, который лживо заверил правительство, что в городе всё спокойно (так миллифирковцы подготовили засаду).

Миллифирковцы, с приближением германских интервентов, активизировали подрывную работу: убили солдат-татар, которые агитировали за большевиков, антисоветская банда во главе с депутатом Курултая Караберовым убила председателя судакского ревкома Суворова, совершила налёт на маяк и убила двух матросов; в апреле 1918 г. организовали не раз упомянутый нами антисоветский мятеж на Юге Крыма в ходе которого убивали русских, украинцев, греков в Кучук-Узени, Кучук-Ламбате, Биюк-Ломбате, Корбеке и не только. Один из организаторов националистического антисоветского мятежа, «толстобрюхий татарин интеллигентного вида», как его запомнил Семёнов, — миллифирковец Вели Ибраимов (об этом известно из показаний, которые дали курултаевской комиссии Мустафа Аджи Сеит Мемет, Осман Хаджи Мурат, Юсуф Эфенди), лично арестовал правительство Тавриды неподалёку от Алушты.

После ареста, комиссаров поместили в подвал уже известной нам алуштинской дачи «Голубка», избивали и подвергали нечеловеческим истязаниям. До мученической смерти героев оставалось несколько часов. Первым расстреляли во дворе дачи Антона Слуцкого, остальных увели от города и зверски убили.

В это время в Ялте Игнатенко попытался связать с Алуштой, но ему только ответили «отборной руганью» (по всей видимости миллифирковцы перестали маскироваться). Была выслана конная разведка, она попала в засаду мятежников. Ялта запросила помощь у военно-морского комиссариата (т. е. Юрия Гавена), был послан транспортный пароход и миноносец «Гаджибей». Мятеж Милли Фирки в Алуште подавили матросы-черноморцы и ялтинские красногвардейцы. Они не успели спасти всех комиссаров, но благодаря им уцелели Семёнов и Акимочкин (хотя в отношении последнего, зная какие муки испытывал этот человек, медленно умирая от ран, скажем — к сожалению), были освобождены из заключения члены ТавЦИК и Финогенов (о них миллифирковцы в спешке и панике забыли).

Подавление мятежа отличалось жестокостью. Известно о случаях самосуда, устроенного ялтинскими красногвардейцами — их смог остановить ялтинский социалистический отряд. Такие события создавали почву для антисоветской пропаганды и клеветы на правительство Тавриды.

Не стоит забывать, что жестокость была обоюдной. Например, когда немцы 1 мая оккупируют Севастополь, то бело-татары расстреляют рабочих в Инкермане (пригород Севастополя).

Оккупация Крыма

Наш рассказ был бы неполным, если не остановимся на итогах немецкой интервенции, к успеху которой приложили руки многочисленных антисоветских сил, участвовавших в открытом или скрытом противостоянии молодой Советской власти.

Крым оккупировали германские интервенты. Советское правительство Российской Федеративной Республики неоднократно протестовало против оккупации. 21 апреля Г. В. Чичерин (наркоминдел) напомнил, что «Таврическая республика есть составная часть Российской Федеративной Советской Республики», 22 апреля направлен протест против движения немецких войск в Крым, тот же 29 апреля, 11 мая Ленин лично выразил протест, но Германия находила формальные отговорки.

Военная оккупация была жестокой — были установлены драконовские ограничения для населения, расстреливались «подозрительные» рабочие, вывозилось продовольствие, военное имущество. Это походило на настоящий грабёж.

Большевики снова ушли в подполье. Они возглавили борьбу против оккупантов. Рабочие севастопольского порта и железнодорожники бастовали против германских оккупантов; в марте 1919 прошла всеобщая забастовка против англофранцузских интервентов — все они были жестоко подавлены. Под Евпаторией против белых и оккупантов действовал партизанский отряд «Красная Каска», на востоке Крыма — «Первый карасубазарский партизанский отряд», такие же отряды создавались и в других местах. Сбылись слова Антона Слуцкого: «Я думаю, что иноземные войска не смогут двигаться так стремительно, как им это кажется. Мы видим пример этого в центре России. Почему они не пошли дальше Пскова? А причина в том, что их задержал революционный отпор со стороны русских рабочих и крестьян. Этот отпор будет усиливаться с каждым днём. Даже заняв нашу территорию, империалисты не смогут её удержать».

Эсеро-меньшевистские Советы самораспустились, их снова заменили старые органы власти: городские думы, земские управы. Очень быстро рабочие и прочие трудящиеся увидели банкротство эсеров и меньшевиков — именно их политика дала оккупантам Крым и ликвидировала все, даже буржуазно-демократические преобразования. Процесс разложения «социалистов» продолжался. Из партии меньшевиков, которая не предлагала ничего, кроме жёлтых профсоюзов и ожидания у моря погоды, выделилась большая группа меньшевиков-интернационалистов, которая войдёт в будущее правительство Советского Крыма в 1919 году.

За поддержку интервенции миллифирковцам бросили подачку — пост министерства иностранных дел в крымском краевом правительстве первого состава: никем не признанного (даже Германией) государства.

Делегация миллифирковцев во главе с Сейдаметом униженно просила о учреждении в Крыму ханства под германским протекторатом — вот до чего докатились «социалисты». Их парламент стал бессмысленной говорильней, не влияющей на управление. Миллифирковский Курултай уверенно шёл к политическому банкротству.

С подачи интервентов было создано крымское краевое правительство. В его составе можно было увидеть массу «прекрасных» людей — царского генерала Сулькевича, старорежимных чиновников, буржуазных интиллегентов из литовских татар, и даже одного (!) миллифирковца. Германские империалисты не считались с этим органом, рассматривали Крым как разменную монету, строили планы расчленения послевоенной России. Наиболее заметной в политике этого правительства была эпопея за формальное признание независимости со стороны Германии. Но как не унижались эти банкроты, на этот шаг германское правительство не пошло.

Уход германских интервентов и приход франко-британских сил мало что изменил. Правительство было переформировано в исключительно кадетское, но в его политике не произошло значительных изменений. Кадетское правительство стремилось занять автономное положение при белой армии Деникина, что показывало кризис белогвардейского тыла.

В 1919 году, когда Красная армия приближалась к Крыму, часть миллифирковцев решила сменить тактику, вступить в большевистскую партию. Среди них был убийца комиссаров, «толстобрюхий татарин интеллигентного вида» Вели Ибраимов…

Память

«Заверяю, что все свои силы я отдам на служение тому святому делу, которое творит пролетариат не только Тавриды, но и всей России». Антон Слуцкий

Читатель, помни о трагических событиях, произошедших более ста лет назад на территории Советского Крыма и о героях, положивших свои жизни на алтарь мировой революции. Благодаря их самоотверженности партия большевиков выстояла в неравной борьбе со смертельными врагами — мировым империализмом, контрреволюцией, голодом и разрухой.

Никогда не забывай и не предавай их память.

Часть 2. Предательство памяти комиссаров академическим болотом

Во второй части статьи, посвящённой памяти подвига таврических комиссаров, рассмотрим, как легко можно оступиться и предать павших, под лозунги об «объективности» и «научности». Поразмышляем об академическом болоте и принципе партийности.

Республика Тавриды как лакмусовая бумажка для партийности, принципиальности

Почему в советский период уделялось недостаточно внимания противоречиям между Севастопольской организацией и правительством Тавриды?

В советской историографии вопросу о противоречии между Севастопольской организацией и правительством Тавриды, расположенном в Симферополе, не придавалось особого значения. Так произошло из-за ряда обстоятельств.

Впервые освещением политики правительства Тавриды занялся уже известный нам Юрий Гавен — он возглавил крымский истпарт. Учитывая, что Гавен занимал должность председателя Севастопольского ВРК и отвечал за вооруженные силы Таврической ССР, не стоит удивляться, что события революционного Крыма представлены с точки зрения Севастопольского Совета: действительные недостатки организации работы правительства Тавриды раздувались, оправдывалось решение оставить штаб в Севастополе. Жан Миллер, при помощи которого был арестован опасный провокатор эсер Спиро, обвинялся в поддержке революционной войны (!). Вопрос обороны Перекопа обходился стороной. Наряду с этим, Гавен писал и о заслугах правительства Тавриды, например, про снабжение Центра хлебом (про поставки хлеба мы упоминали в первой части нашей статьи).

После гражданской войны партийный и советский аппарат был засорён бывшими миллифирковцами. В 1924–1927 гг. КрымЦИК, сразу после Юрия Гавена, возглавлял миллифирковец, «толстобрюхий татарин», Вели Ибраимов, политический руководитель антисоветского мятежа, арестовавший таврических комиссаров. Неудивительно, что в то время была распространена критика национальной политики Республики Тавриды. На кого ещё можно было свалить ответственность за националистические мятежи, кроме мёртвых комиссаров? Высшей точкой этой подлости стала статья Владимира Елагина, редактора истпарта, где он мимоходом заявил, что национальный вопрос совсем не решался. Елагин дезавуировал сам факт героической гибели таврических комиссаров, назвал антисоветский мятеж «уродливой татаро-большевистской борьбой», поставил знак равенства между матросскими самосудами (например — расстрелом контрреволюционера-миллифирковца Челеби Челебиева) и расстрелом правительства Тавриды.

Отвлечёмся ненадолго, чтобы рассказать про Вели Ибраимова. До конца своей жизни этот «бывший» миллифирковец поддерживал связь с контрреволюционным подпольем и белым офицерьём. Точку в его жизни поставила чекистская пуля — за террористическую деятельность, растраты и убийство (которое организовал у себя на квартире). К сожалению, эпизод расстрела таврических комиссаров с участием Ибраимова, следствие не рассматривало. В 1990 году этот «прекрасный» человек был реабилитирован прокуратурой, а сегодня его именем названы улицы крымских городов и сёл.

Вышедший в 1939 году биографический очерк о Антоне Слуцком за авторством Романа Вуля обладал серьёзными недостатками, присущими советской историографии тех лет, и был скомпрометирован отголосками внутрипартийной борьбы. Например, Роман Вуль свалил нерешительную политику большевиков в земельном вопросе (мы о ней писали в первой части) на «фашистского шпиона Гавена» (!), а репрессированный и сосланный в лагеря Жан Миллер в работе Вуля вообще не упоминается.

К 1950-ым гг. почти полностью были утрачены документы правительства Тавриды. Многие архивные документы правительство Тавриды собственноручно уничтожило при эвакуации Симферополя в апреле 1918 г., чтобы они не попали в руки белогвардейской контрразведки. В период фашистской оккупации Центральный государственный архив Крыма подожгли, огромное количество исторических источников за 1916–1938 гг. было утрачено навсегда: погибло 807 фондов, 177 418 единиц хранения. Дефицит документальных источников и сложный исторический контекст революционного Крыма подвергал советских исследователей истории Крыма времён Гражданской войны соблазну упрощенчества: они все как один изображали дружную совместную работу правительства Тавриды и Севастопольской организации.

Важной работой, позволившей взглянуть на разногласия Севастополя и Симферополя стала диссертация Н. С. Руденко. В ней рассмотрены слабые стороны и колебания Севастопольской партийной организации, которые удалось установить из сохранившихся газет. К сожалению, эта диссертация осталась неизданной. Поэтому только благодаря двум небольшим статьям этого же Н. С. Руденко (и заключению следователя по «делу Спиро») удалось найти недостающую информацию, которая позволила объяснить события в Крыму в 1918 году, отношения Севастополя и Симферополя.

Предпосылки для появления буферной теории

В 70-х годах академические круги, в своей неуёмной погоне за «развитием» исторической науки, сгенерировали новую теорию, получившую впоследствии название «буферной» теории создания ТавССР.

Основоположником такой теории стал П. И. Гарчев. Республика Тавриды, по его мнению, была создана, чтобы вести боевые действия с Германией в обход Брестского мира, т.е. она была независимой, буфером. Таким образом П. И. Гарчев «совершил научный прорыв», определив сущность политики Советского правительства на Юге России не в создании дипломатических барьеров в лице советских республик, относящих себя к Советской России, а в создании нейтральных государств, позволяющему Советскому правительству играть в политические кошки-мышки с германским империализмом.

Своё «научное открытие» П. И. Гарчев предусмотрительно прикрыл своеобразным «зонтиком» от нападок критиков — в работе имелись формальные ссылки на работы Ленина, на приказы Антонова-Овсеенко и т. д. Читателю, не погружённому в исторический контекст русских Революций и Гражданской войны, гарчевская работа могла показаться рядовой, посвящённой весьма узкой теме и, в целом, совпадающей с теорией «дипломатического барьера».

Стоить отметить, что П. И. Гарчев работал в центральном крымском ВУЗе (современном КФУ им. Вернадского). Со своей работой «Деятельность В. И. Ленина по созданию единого фронта обороны на Юге Советской республики весной 1918 года» он «дошёл» до всесоюзного уровня — до конференции в 1982 году. Стоит отметить, что другие советские учёные, например, И. И. Минц, Г. Л. Никольников (их работы особенно важны, так как вышли в то же время, что и работа П. И. Гарчева), подходили к Республике Тавриды и советским республикам на Юге России по-старому, подчёркивали, что они были «дипломатическим барьером» против интервенции (т. е. в составе Советской России).

Наверное будет не лишним упоминание, что теория «буферного» характера Таврической республики использовалась для политических спекуляций уже в период перестройки (надо же — «объективная» история используется в политических спекуляциях!). Например, она была использована руководством Крымской области для поиска «доказательств», что, якобы, В. И. Ленин допускал существование территориальных автономий. Через это руководство Крыма пыталось доказать необходимость повышения государственного статуса проектируемой Крымской АССР как территориальной автономии для участия в заключении нового союзного договора (это доказывают статьи, помещённые в бюллетене обкома рядом с статьей вездесущего П. И. Гарчева). Как мы помним, события в 90-91 гг. повернулись так, что этот план стал неактуален — Советский Союз распался. Что характерно, как и тот пострел, который везде поспел, П. И. Гарчев со своей теорией пришёлся ко двору и новой власти.

Предательство Республики Тавриды. Буржуазная буферная теория

После распада СССР, в наступившем идеологическом хаосе, разве что ленивый не плевал в партию большевиков. Республика Тавриды была объявлена «фальшивой государственностью», буферным государством, созданной, якобы, для ведения боевых действий в обход Брестского мира. Молодая незалежная государственность стала проводить линию преемственности с Центральной Радой. Как нельзя кстати, ко двору, пришлась гарчевская «буферная» теория, а также заявления о правах Украинской рады на Крым времён Брестского мира.

Первой «новой» исторической «ласточкой» стала книга Ю. В. Дубко. Её рецензентами были бывшие советские люди — предатели П. И. Гарчев и А. М. Викторов. Буферная теория находила своё воплощение в таких низкопробных фальсификациях, как статьи Т. Б. Быковой. «Выводы» буферной теории воспроизводятся и в современной буржуазной историографии «по инерции» до сих пор.

Вот так бывшие представители советского академического болота (не путать с честными советскими учёными!) сгенерировали очень удобную и полезную теорию для укрепления власти украинского национального капитала.

Хотя вопросы вхождения Тавриды в состав Российской Федеративной Республики рассматривались в первой части нашей статьи, здесь мы повторно хотим ткнуть в морду сторонников «буферной» теории телеграммой от 18 апреля правительства Тавриды и Центрофлота в адрес германского правительства: «Цель народных комиссаров и Центрофлота была — выяснить политическое положение и Брестский договор, исходя из того положения, что если флот принадлежит Российской федеративной республике, то в Севастополе, как русском порту он должен оставаться спокойно. По мирному договору, Таврическая губерния отходит к Украине без Крымского полуострова. Крым считает себя Таврической республикой, входящей в Российскую федеративную республику. Правление в Крыму остаётся нейтральным и признаёт Брестский договор…». Повторно это было декларировано 20 и 21 апреля. Именно на эти политические декларации ссылался наркомнац РСФСР тов. Сталин, когда говорил: «Или, наконец: почему заявление изгнанного казаками казачьего генерала Краснова, попавшего в плен к советским войскам под Гатчиной в конце 1917 года и потом освобождённого Советской властью на честное слово, — почему его заявление считается “политическим актом большой важности”, а заявление, например, Крымского совнаркома, сплачивавшего вокруг себя сотни тысяч русского и татарского населения и трижды по радио объявившего о неразрывной связи Крыма с Российской Федерацией, — считается не имеющим политического значения?».

Знал ли об этой телеграмме «учёный» П.И. Гарчев или даже не пытался её искать? А как ты считаешь, читатель?

Удар «слева». Новое издание буферной теории

Последний удар по правительству Тавриды относительно недавно нанёс молодой студент-историк Р. А. Изетов. Оговоримся, что во время написания настоящей статьи, под напором критики Летописей, этот человек совершил политический самострел — бесхребетно открестился от левой направленности своего паблика — от своей публики (большинство которой составляют левые), «позабыл» о взаимных репостах с другими пабликами и ресурсами левацкой направленности. Впрочем об этом чуть позже.

Предлагаем тебе, читатель, как уже овладевшему историческим контекстом Крыма 1917-1918 годов, самому ознакомиться с изетовской статьёй «К вопросу о причинах создания Советской Социалистической Республики Тавриды в 1918 году». Ознакомиться и сделать свой личный вывод.

Оговоримся, что авторы не планируют углубляться в критику каждого изетовского тезиса. Данная критика уже была создана и находится по этому адресу (в таком виде она предлагалась для публикации в левых группах и у левых историков, об этом ниже).

Проведём экспресс-анализ основных положений. Для начала рассмотрим «актуальность» статьи.

«Таким образом, тема статьи является актуальной в связи с отсутствием каких-либо научных работ российских исследователей, посвящённых причинам создания ССР Тавриды и написанных в отрыве от концепций советской и украинской историографий».

В качестве работ «советской и украинской историографий» Р. А. Изетов привёл работы уже знакомых нам П. И. Гарчева, Ю. В. Дубко, Т. Б. Быковой и т. д. Все они — сторонники теории «буфера». Таким образом, в самом начале статьи Р. А. Изетов уже расписывается в своей необъективности по отношению к созданию ТавССР — он исключает теорию о «дипломатическом барьере» в составе Российской Федерации из своего «анализа», просто проигнорировав её (при этом им подразумевается, что список «концепций», якобы, исчерпывающий). По сути, вольно или невольно, Изетов ставит знак равенства между советской и буржуазной историографией, а это неправда. Изетов опровергает «ленинский буфер», но не ставит под сомнение саму «буферную теорию». Отсюда вывод — статья Р. А. Изетова необъективна уже в первом абзаце о её «актуальности».

Не ставя под сомнение теорию «буфера», автор формулирует «гипотезу»:

«Авторская гипотеза заключается в том, что основной причиной формирования ССР Тавриды в качестве суверенного от РСФСР государства являлось давление крымских левых эсеров на членов Таврического губкома РКП(б), которые смогли использовать политическую аморфность крымских большевиков и вовлечь их в свою деятельность, направленную против усилий руководства РСФСР по оформлению Крыма в качестве составной части Советской России».

Извините за резкость, но вы посмотрите только, какие слова: «Политическая аморфность крымских большевиков»!

Обвинения в «политической аморфности» Изетов предательски направил в адрес Таврических комиссаров. При этом в рассматриваемой «научной статье» вы не найдёте ни слова критики изетовского любимца Ю. П. Гавена (напомним, что это председатель ВРК Крыма, под боком которого надувался пузырь левоэсеровского заговора и вёл свою контрреволюционную деятельность комиссар Спиро). Нет-нет, про роль Ю. П. Гавена «начинающий исследователь» Изетов молчит.

Зато не молчит, обвиняя Таврических комиссаров в том, что их вовлекли в левоэсеровскую деятельность, направленную на срыв Брестского мира! (Изетов прямо называет только Жана Миллера, но обвинение неизбежно падает на Антона Слуцкого, Яна Тарвацкого и остальных).

Вот характерный отрывок из статьи Изетова (приносим извинения за объёмное цитирование):

«21 марта в Крым вернулись С.К. Новосельский и А. Коляденко, которые донесли предложения Москвы до руководства ССР Тавриды, в связи с чем 22 марта был опубликован новый декрет о создании республики, в котором фигурировали только крымские уезды. Однако в новой декларации также не было ничего сказано об автономном статусе Крыма. Для объяснения этой странности обратимся к протоколу заседания ТавЦИК от 21 марта 1918 года, на котором рассматривались в том числе и предложения руководства РСФСР. На заседании присутствовало 7 членов РКП(б) и 6 членов ПЛСР. Доклад С.К. Новосельского и А. Коляденко возражений не вызвал. Однако противоречия возникли после начала обсуждения кандидатуры наркома по военным делам (большевики выдвинули члена РКП(б) Куля, левые эсеры — председателя Севастопольской организации ПЛСР А.К. Шестернёва). После того, как большевикам удалось продавить своего кандидата на этот пост, левые эсеры заявили, что никаких постов в формирующемся СНК ССР Тавриды и в Президиуме ТавЦИК они занимать не будут и останутся только в составе ТавЦИК из-за недоверия большевиков к ним. В ходе дальнейших утверждений кандидатур в наркоматы члены ПЛСР воздерживались от голосования, что создало напряжённую атмосферу на заседании. Когда встал вопрос об избрании наркомов путей сообщения и юстиции, А.И. Слуцкий от имени фракции большевиков заявил: “...мы не желаем обострять между нами отношений, здесь с нашей стороны никакого недоверия нет к партии эсеров (“левых”), а потому мы, партия коммунистов-большевиков, просим эсеров (“левых”) не выходить из состава президиума Центрального исполнительного комитета”. Затем был объявлен перерыв, и после него Акимочкин (член ПЛСР) заявил: “Так как мы тоже ответственны за все, то мы решили взять те посты, которые нам предлагают в со ставе Народных Комиссаров и также остаемся в президиуме Центрального исполнительного комитета”. После этого была достигнута договорённость о передаче четырёх наркоматов (в число которых, однако, не входил наркомат по военным делам) под руководство членов ПЛСР. Также без каких-либо протестов было принято решение о ноте СНК Тавриды к иностранным державам, в которой сообщалось о признании руководством республики условий Брест-Литовского договора. Однако каким образом крымские большевики вновь смогли быстро решить кризис отношений с левыми эсерами? Думается, во время перерыва в заседании была вновь достигнута негласная договорённость: большевики согласились отойти от пункта требования В.И. Ленина об автономном статусе республики новой декларации (о создании ССР Тавриды) в обмен на сохранение коалиции с левыми эсерами и принятие ими декларации о признании Брестского мира».

Обращает внимание очередная авторская подтасовка доказательств для «буферной» теории — Р. А. Изетов не считает нужным обратить внимание, что Таврическая республика создана в соответствии с установкой, выработанной на большевистском Съезде пяти республик.

КОНФЕРЕНЦИЯ В ЕКАТЕРИНОСЛАВЕ ПОДДЕРЖАЛА ЛЕНИНСКУЮ ПОЗИЦИЮ В ОТНОШЕНИИ БРЕСТСКОГО МИРА И ПОДТВЕРДИЛА СВОЮ ПРИВЕРЖЕННОСТЬ ПОЛИТИКЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАТИВНОЙ СОВЕТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ

Позволим повторить собственные слова о конференции:

«В вопросах обороны Таврическая республика придерживалась взвешенной позиции, учитывающей сложность её внешнеполитического положения. Данная позиция отражала одну из двух точек зрения (см. скан протокола), выработанных в Екатеринославе на Съезде пяти республик — Донецко-Криворожской советской республики, Одесской советской республики и Украинской Народной Республики Советов (состав участников предположительный). Подчеркнем важность этого Съезда тем, что от Крыма на Съезд был направлен Антон Слуцкий, который позже будет назначен председателем СНК Республики Тавриды, а также тов. Хацько, начальник симферопольского штаба Красной гвардии. Позиция Таврической республики заключалась в следующем. Так как полуостров не считал себя вошедшим в пределы границ Украины, заявлялось о его нейтралитете, правда делалась оговорка, что ТавССР будет «по силе возможности помогать всеми средствами» в войне советских республик, входящих в пределы границы Украины, но «неофициально», дабы не нарушать мирного договора Российской Федеративной Советской Республики с Центральными державами.

В день проведения этой же конференции ЦК партии вынесло решение, о том что “Крымской республике решено отложить объявить ее независимой”. Таким образом, несмотря на плохую связь с Москвой, крымские большевики Антон Слуцкий и тов. Хацько правильно поняли политику Советского правительства, и способствовали принятию решения, отвечающего сохранению Брестского мира».

Итак, Р. А. Изетов делает вид, что не обращает внимание на самую первую страницу протокола, на которой декларируется нейтральный статус ТавССР в рамках Брестского мира, зато пытается доказать, что «аморфных» большевиков вовлекли в сепаратизм левые эсеры. Причём обратите внимание, как топорно он это делает: «Думается (ДУМАЕТСЯ!!! — прим. Ред.), во время перерыва в заседании была вновь достигнута негласная договорённость: большевики согласились отойти от пункта требования В.И. Ленина об автономном статусе республики новой декларации (о создании ССР Тавриды) в обмен на сохранение коалиции с левыми эсерами и принятие ими декларации о признании Брестского мира». Вероятно (нет конечно), Изетов участвовал в заседании и подслушивал в перерыве кулуарные разговоры большевиков и эсеров!

Нам ДУМАЕТСЯ, что Изетов не понял, что происходило на той конференции. А происходило не ней следующее (кстати, это есть в протоколе, его просто надо прочитать): большевики «продавили» на важнейший пост наркома военных дел большевика. После этого умудрились не расколоться с левыми эсерами — предоставив им второстепенные по сравнению с Наркомвоендел посты в правительстве Тавриды, — не связанные с вооружёнными силами Крыма. Тем самым был снижен риск потенциальных провокаций. Напомним также, что левые эсеры в правительстве Тавриды, в отличие от Вильяма Спиро, честно выполнили свой долг — некоторые из них разделили участь своих товарищей большевиков, погибнув от миллифирковских пуль. Вот так, «лёгким движением руки» политическую победу большевиков Изетов превратил в поражение.

Значительное место для обоснования «буфера» в статье уделено «делу Спиро». Так Р. А. Изетов выделил из косвенного (!) пересказа обвинительного заключения, который был в опубликованных белоэмигрантами бумагах военспеца Р. Р. Левговда, слова «явный сепартизм» и «гнилой Север». Дальше Р. А. Изетов сказал, как Жан Миллер и Вильям Спиро вместе прибыли в Москву к Ленину, что не секрет, и на этом эфемерном основании поделился с нами шокирующим откровением: оказывается Жан Миллер был «соучастником реализации левоэсеровской идеи Республики Тавриды», и, якобы, «сдал» Спиро, чтобы «избегнуть какого-либо внимания со стороны партийных и государственных органов».

Между тем, если бы Р. А. Изетов проявил хоть немного осмотрительности, то нашёл бы публикацию полного текста обвинительного заключения, где чёрным по белому написано: «…В чём именно заключалось провоцирование войны со стороны этого Комитета и Спиро как члена его и какова была линия его политического поведения в этой второй его должности, полностью выяснить в Москве не удалось, но нет сомнения, что линия эта расходилась с планами центральной власти, каковые Комитету и в частности Спиро были хорошо известны и каковые были защищаемы Совнаркомом Тавриды Таврическим ЦИК против действий „Южного комитета”». Таким образом, Изетов в своей «научной» статье совершил подлог исторического источника.

На открытые радиограммы в адрес германского правительства о принадлежности Крыма к Российской Федерации, о неоднократных публичных заявлениях членов правительства Тавриды (в первую очередь Антона Слуцкого) о принадлежности Крыма к Российской Советской Республике, мы неоднократно обращали внимание в первой части статьи.

Наряду с эсеровским влиянием на «аморфных» большевиков, ключевой причиной создания Таврической республики Изетов посчитал отсутствие связи с «большой землёй» — с Центром (здесь очень «кстати» автор использует воспоминания Ю.П. Гавена).

Изетов пишет:

«Таким образом, можно предположить, что с момента проведения Чрезвычайного съезда Советов Таврической губернии (далее — Таврии) крымским большевистским руководством был взят курс на некоторую независимость от ВЦИК и СНК РСФСР. Однако подобный сепаратизм был во многом вынужденным шагом, связанным с отсутствием инструкций из центра по вопросам государственного строительства в Таврической губернии. Это подтверждается телеграммой, отправленной 21 февраля таврическим комиссаром внутренних дел на имя СНК РСФСР с просьбой выслать законодательные предложения по устройству власти в губернии. Однако ответ на эту телеграмму на данный момент не обнаружен. Отсутствие обратной связи из Москвы также подтверждается в воспоминаниях Ю.П. Гавена».

И здесь сталкиваемся с фирменным изетовским «можно предположить»! Через ненайденный ответ на телеграмму о государственном строительстве Крыма, Изетов выстраивает доказательство «сепаратизма» Таврического правительства! Ему даже не пришло в голову подумать, что ответная телеграмма могла просто напросто сгореть в пожаре. Дескать — раз нет ответа на телеграмму, значит правительство не знало что делать, а значит начало поддаваться эсеровскому влиянию. Позвольте, зачем тогда мнимые «сепаратисты» стремились установить связь с Москвой? Где логика?

Напоминаем читателю, что обвинённые в сепаратизме Изетовым крымские наркомы Новосельский и Коляденко были у Ленина на приёме. Кроме этого, правительство Тавриды неоднократно общалось по прямому проводу со Сталиным. В Крыму исполняли декреты Советского правительства (были национализированы банки и промышленные предприятия, создавалась Красная Армия). В своей статье Изетовым умалчиваются эти неудобные для выстраивания спекулятивной «теории левоэсеровского буфера» факты. И им не даётся критическая оценка.

Мы напоминаем, что действия Таврических комиссаров шли в полном соответствии с Ленинской внешней политикой. Этим доказательствам мы посвятили всю нашу первую часть и далее повторять все наши тезисы здесь не будем.

Исходя из всего вышеперечисленного «Летописи» считают статью Р. А. Изетова демагогией, выстроенной на субъективизме, — оправданием псевдонаучной буржуазной теории «буфера». В статье отсутствует исторический подход, так как контекст событий искажается в угоду спекулятивной концепции. В попытках выстроить «буферную» теорию Изетов халтурит и скатывается до прямой клеветы в адрес правительства Таврических комиссаров. Недостатки статьи множатся от того, что автор, вопреки фактам, отрицает свою неправоту (он называет подлог, клевету — «новаторством»!).

Именно благодаря этим свойствам критикуемая статья стала лакмусовой бумажкой для некоторых левых групп и историков и заслужила нашего пристального внимания. Левому болоту мы посвятим заключительные параграфы нашей статьи.

Зачем Изетову понадобилась его интерпретация «буферной теории»?

Ознакомившись с работами Изетова и с некоторыми публикациями в Телеграм-канале «Красно-белый Крым», смеем предположить, что «буферная теория» понадобилась Изетову для того, чтобы «развить» историческую науку и заслужить имя среди исторической кафедры. «Развивая» науку таким образом, Изетов «доразвивался» до клеветы, манипуляций и прочей демагогии в отношении героев-комиссаров, попутно выписав себя из леваков (нет худа без добра).

Себя Р. А. Изетов явно считает лицом, имеющим отношение к историческим академическим кругам. Академический «вес» и пафос нагоняет некоторое признание «заслуг» Изетова. Его считают «за своего» в левой среде — «Летописям» известны многочисленные репосты и взаимные репосты «Красно-белого Крыма» на левацких научпоперских ресурсах.

«Академичности» словам Изетова, якобы, должно прибавить следующая его позиция:

«История не чёрно-белая и даже не “серая” — она разноцветная, и окрашивать в КБК в один из цветов я не собираюсь (одно название канала об этом ярко говорит!). Я стремлюсь приблизить себя и приблизить читателей к как можно ближе к исторической истине во всём её многообразии».

«Позволю себе указать на одну вещь — КБК не является левым обществом, оно историко-просветительское, и свыше статуса историко-просветительского оно более ни на какое не претендует. Следовательно, ни для каких “левачков” я ничего не транслирую — на моё сообщество подписаны люди самых разных политических взглядов, чему я рад. Да, сообщество сотрудничало с открыто левыми каналами (хотя я уточнил, что я согласился из-за того, что в этом объединении приняли мои коллеги по истпросвету, а не на основе политических взглядов). Но я работал с каналами более правых взглядов, так что и здесь я действую вне коммунистической парадигмы».

Даже здесь мы находим ложь в словах бывшего левака Изетова. Вот перечень ресурсов, с кем «сотрудничал» «Красно-белый Крым» (левые — л., центр — ц., правые — п.): Библиотека по марксизму (л.), Невский проспект (л.), жожеки (л.-гвоздевцы), Цифровая история (ц., мимикрирующий под левых), Скучная история (л.), Николас (л.), Рыжий Мотеле (л.), дискурсивный рейвтрибунал (л., пост был удалён, на «КБК» остался), Схватка за Россию (ц.), Стальной шлем Берсальера (ц.), USSResearch (п.), Историк на полставочки (л.), Soviet Orient (ц.), Чумной доктор (л.), Культура неудавшегося транзита (ц.), Petroworkers (ц., мимикрирующий под левых), Таргонский (ц., мимикрирующий под левых), Красный Юг по белым источникам (л.).

Полный список всех репостов можно найти по ссылке.

Странное дело, в списке каналов есть только один правый. Центристских и правых в сумме 8, а левых 8, в первой группе под левых маскируется 3 канала.

Добавим, что с документами Изетову помогал тов. Заяц (л.), с книгами — его бывшие товарищи Ладыгин (л.) и Красников (л.). Рецензентом же его последней статьи был Ратьковский (л.).

До недавнего времени «Красно-белый Крым» шёл в повестке левого болота. Примеры? Пожалуйста.

Кто репостнул Сафронова? Кто написал пост про ОГАС? Кто репостнул критику буржуазного историка Леонтьева слева (ирония, про левых эсеров!)? Кто репостнул Циденкова? Кто репостнул пост Егора Яковлева в поддержку САФ? Кто репостнул ответ Ратьковского Соколову, крымскому журналисту, написавшему клеветнические книги про красный террор? Кто репостил красный юг по белым источникам? Кто репостил новость об акте вандализма против шалаша Ленина? Кто поставил на объединение с другими левацкими группами картинку с флагами советских республик? Кто одел маскот канала под Ленина (но в кепке Гавена) и на ⅔ заполнил аватарку советскими символами? Кто выпустил позитивный пост про Сталина? Кто написал (удалено, см. выше), что «победа коммунизма неизбежна»?

Интересно получается — канал «Красно-белый Крым» (и Изетов, который его ведёт) сотрудничает в основном с левыми, репостит левых, пишет о левой повестке… но не левый?

Когда Изетов получил критику от «Летописей» о том, что он, левацкий блогер, предаёт память большевистских комиссаров Тавриды, Изетов взял и выписался из леваков. Причём сделал это так просто, словно сходил в магазин за хлебом!

Как оказалось, то ли Изетов не левак и его канал уже не левацкий, то ли Изетов левак, а вот его канал — не левацкий. То ли Изетов, со своим каналом, просто «историк-просветитель», примиритель двух враждующих классов — пролетариата и буржуазии.

От лица «Летописей» говорим вам в лицо, господин Изетов:

***

Вы с самого начала набирали подписчиков у левых групп, и никакие ваши настоящие заявления этого не изменят. После того, как вы с лёгкостью открестились от ваших убеждений, не удивимся, если вы пойдёте дальше вправо по пути покаяния за предыдущие посты.

Дали бы все эти левые группы репосты вам, г-н Изетов, если бы заранее знали, что вы «действуете вне коммунистической парадигмы»? Заблокировали ли бы публикацию критики на вас, если бы знали, что вы, оказывается, «действуете вне коммунистической парадигмы»?

Решили повторить путь Егора Яковлева? Собрать подписчиков в левой части спектра, а потом переместиться в центр и спокойно стричь финансы на организации научпоперских фестивалей?

ВЫ представили комиссаров как «аморфных», ведомых людей, не способных разобраться в сложной политической обстановке. Тем самым, ВЫ дискредитируете подвиг всей партии большевиков: ВЫ врёте, что большевики Слуцкий, Тарвацкий, Миллер, Новосельский и другие, направленные в Крым по поручению великой партии, были не способны принимать решения и действовать по-ленински на местах, не дожидаясь окриков из центра; ВЫ приравниваете революционных моряков Акимочкина и Коляденко к анархо-бандитам. ВЫ изобразили польских интернационалистов как великодержавных шовинистов, тем самым ВЫ оправдали националистический антисоветский мятеж.

И нам больно вдвойне, потому что мы знаем, как и от чьих рук погибли оболганные и преданные вами Таврические комиссары!

Уверяем вас, Изетов, ваша «теория буфера» ещё заслужит признание среди буржуазной академической среды. У вас большое будущее, молодой человек, и вы ещё успеете заработать свои тридцать серебренников, как заработал их бывший советский человек и учёный П. И. Гарчев.

***

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Феномен Изетова был бы неполон, если мы не остановимся на том, как какое место уделяет левое болото подобным «историкам».

Бывшие товарищи-соавторы г-на Изетова написали статью, в которой критиковали «буферную» теорию Изетова и пытались спасти память павших комиссаров.

Первоначально они обратились в журнал «Studarctic Forum», где была опубликована изетовская статья.

Итоги этого наивного обращения: игнор со стороны главного редактора «Studarctic Forum», научного руководителя Р. А. Изетова, председателя студенческого научного общества (где состоит Р. А. Изетов); скрытый отказ от рецензента статьи (съехал на абстрактное; «надеюсь, что автор ознакомлен с Вашими аргументами, рассмотрит и учтет их»).

Сыграть по правилам буржуазных историков не вышло. Почему же «Studarctic Forum» отказался слушать критику на статью Р. А. Изетова?

Далее бывшие товарищи Изетова обратились к левому болоту. Не будем загружать статью подробным пересказом «хождения» по «мукам», озвучим результаты.

Глеб Таргонский — игнор.

Красный Юг по белым источникам — скрытый отказ. Сначала опубликовал критику, затем удалил по просьбе Р. А. Изетова, сославшись на то, что у него «группа не для выяснения кто кого за что забанил» (цитата дана условно), и предложил опубликовать в «Альтернативах».

Petroworkers — скрытый отказ. Админ паблика Мишин в ходе диалога предложил опубликовать статью в «научном» журнале, или сходить на конференцию.

Невский Проспект — прямой отказ. Заявили, что не собираются публиковать «идеологически ангажированную» статью (ой — как знакомы эти песни — прим. Ред.).

Чумной Доктор — прямой отказ. Заявил, что не собирается участвовать в «личном конфликте», пост здесь.

Lenin Crew — прямой отказ («не формат»).

Чем обосновано такое игнорирование? На наш взгляд, причины игнора разные, но в целом его корни можно поискать в медийной неизвестности критиков Р. А. Изетова в левацкой тусовке. От редактора ЛВБ добавим нежелание леваков разбираться в сложнейших перипетиях Крыма 1918 года и в чрезвычайно богатой на фактуру и из-за этого весьма утяжелённую изначальную статью защитников Таврических комиссаров.

В противоположность критикам, у бывшего марксиста Изетова какой-никакой медийный вес есть, налажены связи, создаётся «контент».

Если ты левак и к тебе придут за восстановлением исторической справедливости в отношении каких-то там Таврических комиссаров, тебе можно найти массу правильных слов, чтобы не заниматься глупостями. Даём подсказку, смотри:

Во-первых, Изетов презентует себя как специалист по историческому периоду, так что наверняка он прав, а значит критиков Изетова надо послать куда подальше.

Во-вторых, Изетов вроде бы сказал, что это его бывшие товарищи, которые на него обижены, так что мараться об этот, наверняка личный, конфликт, тем более не хочется, а значит критиков надо послать куда подальше.

В-третьих, чтобы разобраться в вопросе нужно прочитать кучу источников, на которые ссылаются стороны спора, а делать это так не хочется, а значит критиков надо послать куда подальше.

Главное сделать это вежливо, соблюсти политес, чтобы было формально не придраться.

Неумолимая логика групповщины: «ты меня не критикуй, а я тебя критиковать не буду». О! Это известная логика, названная на Летописях «голландским штурвалом»! «Голландский штурвал» есть блогерское болотное явление, отражающее имитацию классовой борьбы. ГШ присущи два фактора: 1) «родственные леваки» исключают из своих отношений и признают вредными критику и самокритику; 2) создание совместного, как правило научпоперского контента левой направленности, взаимные репосты и похвальба друг-друга, делёж подписчиков «по-братски». Цель создания ГШ — увеличение продаж марксизма.

Вот так и живём, в нашем левом болоте! Избегаем открытых конфликтов и критики, закрываем глаза и не видим клеветы на Таврических комиссаров, преподносимую под завесой «исторической истины», под ширмой «критики буржуазной буферной теории», под видом защиты политики большевиков и Ленина.

Как здесь снова не поговорить о партийности. Той самой — от которой так легко «открестился» г-н Изетов. «Открестился», позабыв, что невозможно жить в обществе и быть свободным от этого самого общества.

Партийность не зависит от слов. Можно сколько угодно рассказывать себе и другим о том, что ты «не левый», что твой паблик «разделяет принципы современной исторической науки», что «в в истории не всё так однозначно, и что она не укладывается в чёрно-белые рамки».

Всё это — одни лишь досужие разговоры.

Такой же пустышкой являются прекраснодушные утверждения о том, что задачами паблика является «стремление приблизить себя и приблизить своих читателей к как можно ближе к исторической истине» (авторский слог сохранён — прим. Ред.).

Логика всей этой болтовни выглядит примерно так. Сначала ты называешь свой канал «Красно-белый Крым», пропагандируешь «интернациональный подход», а потом говоришь, что «всё не так однозначно», чтобы откинуть «пролетарский» от «интернационализма». Своей болтовнёй прикрыть тот самый фактор, который никогда из разъединяющего не превратится в объединяющий. Ибо есть интересы только двух классов, и если ты не за пролетариат, значит ты за буржуя. На примере псевдо-исторических, наукообразных манипуляций молодого интеллигента Изетова этот раскол очень хорошо виден. Словно нарочно, своими истериками у себя в паблике, он только подтверждает наши слова.

Прекраснодушный интеллигентик Изетов в своей голове видит прекрасный дивный мир, в котором «грант это, зачастую, не приговор “научности” статьи». Что «получение гранта вовсе не значит, что каждая статья будет проверяться теми, кто тебе выдал финансирование — в большинстве случаев финансируются не конкретные публикации, а идея в целом».

В настоящем, а не вымышленном мире, деньги за «научные» статьи уходят тому, кому полагается, а не тому, кто за какую-то там «историческую истину». Это обусловлено рыночными законами, которые, конечно же, регулируют и т.н. сферу «науки». Кто встроился в буржуазную парадигму, тот прекрасно чувствует себя, получая трибуну и аудиторию, гранты, донаты и вознаграждение. Кто не встроился — тот не встроился.

А как же совесть?

Если у человека есть совесть (чувство справедливости), современная кап. действительность каждый день будет провоцировать его на борьбу с этой самой совестью. Это противоречие обоюдоостро — оно способно пробудить в человеке марксиста и замотивировать его на борьбу с самим провокатором — капиталом, но оно же способно и сломать человека или проявить его существо. На примере самовыписавшегося бывшего левака Р. А. Изетова мы видим, как реальность подвела его к барьеру, у которого он немедленно смирился с угрызениями своей совести и превратился по существу в «буржуазного академического» научного деятеля Руслана Акимыча Изетова. Брать деньги, правда, ему пока стыдно.

Появившаяся не так давно возможность получать финансирование за ведение пабликов и блогов, через сбор донатов и устраивание подписки на бусти, ситуацию не спасает (да и не может спасти). Смеем предположить, что каждый такой блогер, решивший, например, говорить о марксизме и современных противоречиях капиталистической формы открыто и правдиво, карьеру блогера рискует завершить через получение статуса «ИА», если не того хуже (имеется в виду отнюдь не «информационное агентство»). Здесь кроются истоки «академического болота», в котором находят успокоение бывшие марксисты изетовы, осваивающие «жилу» любопытства леваков под обман и самообман разговоров, что в истории всё не так однозначно.

Изетов в своём падении не одинок — мы видим очень многих и многих т.н. «левых», разменявших первородство своей совести на «чечевичную» похлёбку мещанского благополучия. Остаться «при своих» в таких условиях очень сложно, не у каждого это получается. Поэтому мы наблюдаем за «падением» того или иного историка-марксиста. То упоминавшийся выше Глеб Таргонский, заслужив в левом болоте погоны «знатока Гражданской войны», начинает бегать к соглашателю Пучкову для увеселения левенькой публики. То Егор Яковлев принимается успешно манипулировать левацкой повесткой на своём канале «Цифровая история» — этот буржуазный историк прошёл длинный, трудный путь от заигрывания с левой фразой до членства в РВИО Мединского, грантов и травоядной публикационной политики. По «старой памяти» «Цифровая история» не забывает монетизировать левацкую повестку — умело играя на чувстве ностальгии по советскому прошлому. Про алчную беспардонность Клима Жукова — просто помолчим.

Деятельность таких вот исторических научпоперов не просто бесполезна. Она вредна. Вредна, потому что размывает классовый подход, подаёт пример для подрастающего племени будущих соглашателей, а значит воспроизводит себя. Помните изетовское «в истории всё не так однозначно», а ведь это — яковлевские слова! Такой пышной фразой яковлевы и изетовы подменяют «сократово начало» (оно же — сомнение исследователя, оно же — существо диалектики), забалтывают классовый подход. Да, в истории много что неоднозначно, кроме одного — истины. Истина есть конкретное единство понятия с его объективностью; как абсолютная идея она есть единство всех относительных истин в самой себе. Истина есть целое.

А ещё история является одной из форм общественного сознания, сферой общественной мысли, и тем немыслима без принципа партийности, классового подхода. Казалось бы, вывод о том, что историк примыкает к тому или иному течению общественной мысли довольно прост, но, как бы не так… Будто бы нарочно, даже связанные с той или иной политической позицией историки (или историки-любители, не важно) прячутся в скорлупу «объективности», «научности» в их позитивистском понимании (позитивизм — вид философского направления; отрицает метафизику и принимает за истину исключительно данное эмпирикой. — прим. Ред.). Что характерно, партийность затрагивает даже такие «далёкие» (кавычки — не случайны!) от философии естественные науки, как физика и химия, ярко, выпукло проявляясь в основном вопросе соотношения идеального и материального!

Через отрицание партийности «левых» историков охватывают и стихийно увлекают пороки буржуазного общества — индивидуализм, мещанство, кустарщина, круговая порука.

Снять «морок» этих пороков можно. Надо только надеть «классовые очки» и, наконец, увидеть своё место в современной общественной мысли, увидеть то, чем ты занимаешься на самом деле и для кого — избавить себя от иллюзий — обмана и самообмана. В таком случае «голая научность», в позитивистском ключе, перестаёт быть самодовлеющим критерием. Наука тогда предстаёт в своём подлинном обличии — наиболее достоверной форме отражения окружающей нас действительности, существующей в движении, порождённом многочисленными противоречиями, поддающимися величию человеческого разума.

Буржуазная реставрация, ставшая возможной из-за ошибок рабочего класса и его авангарда, преподала нам множество жестоких уроков. Пожалуй, самым важным из них можно назвать дискредитацию принципа партийности. Партийность начинается в философском ключе, в понимании диалектического единства основного вопроса, но затем прорастает во все сферы нашей жизни, принимая форму интересов того или иного класса. Пренебрежение принципом партийности способствовало тому, что на почве советской науки выросло гнилое дерево буржуазных теорий типа «буферной» теории создания Таврической республики.

Отсюда следует вывод, что только тот становится марксистом, кто, изучая накопленные человеческими поколениями богатства, сможет понять и принять для себя принцип партийности во всей его философской и политической сложности.

Важное место в деле становления марксистов занимает история партии — она учит сознательности, самоорганизации и связи с массами. Она учит партийности в её политической форме.

А ещё она учит нас не забывать о тех, кто кровью приближал будущее бесклассовое общество — подлинное царство человека разумного.

Таврические комиссары, спите спокойно, мы помним и вдохновляемся вашим подвигом!

Д. Ладыгин, А. Красников, Редакция ЛВБ и тов. Н.П.