Товарищ Лапоть
Продолжаем перенос и ремастер важных летописных статей из ВК в Телеграм.
Сегодня мы снова посвящаем свой паблик мемуарам товарища П. Н. Лепешинского (партийная кличка "Олин", "Лапоть").
Пантелеймон Николаевич (1868-1944) родом из небольшого села Студенец Климовичского уезда Могилёвской губернии, чуть позже семья Лепешинских переехала в кормянские Литвиновичи. Его отец-священник возглавил местный приход, а мать занималась воспитанием и обучением детей. Когда Пантелеймону исполнилось 8 лет, он уехал учиться в Могилевскую мужскую гимназию, после которой поступил на физико-математический факультет Петербургского университета.
Там и началась его революционная деятельность, о первом десятилетии которой (1895-1905) он позже написал свою книгу “На повороте”.
За годы этого десятилетия Лепешинский перешёл с позиции народовольца на марксистские, неоднократно попадал за решётку, ссылался, поражался в правах, был агентом Искры, бежал из ссылки за границу, жил в Женеве в составе русской эмиграции (и даже обустроил знаменитую столовку, служащую базой большевизма), возвращался из-за границы на нелегальное положение и снова бежал из России.
Цель написания таких мемуаров, в общем-то, понятна - после революции их писали многие старые большевики-ленинцы (на Летописях можно найти статьи, посвящённые книгам М. С. Ольминского, А. К. Воронского, Е.Д. Стасовой, Ф.Ф. Раскольникова и А.В. Шотмана). Так заслуженные революционеры рассчитывали передать искру практики живого марксизма новым поколениям.
[...] дело, пожалуй, не в моей скромной персоне, которую я и не имел в виду выпячивать в своих воспоминаниях, а в той среде, в том революционном горниле, через которое должно было пройти всё наше поколение ленинцев, так сказать, первого призыва,— поколение когда-то молодых наследников революционного движения предыдущих десятилетий. Пройдённая этим поколением серьёзная школа политической борьбы с врагами пролетариата на всевозможных фронтах, эта школа революционной теории и практики, овеянная гением ленинской мысли, закалила дух большинства из нас и научила держаться правильного курса в жесточайшей борьбе большевистской партии со всеми разновидностями внутрипартийного оппортунизма, начиная от блаженной памяти «экономизма» и кончая всеми другими антипартийными уклонами.
Одна из моих задач, которые я ставил перед собою при написании настоящей книги, как раз и сводилась к тому, чтобы в меру моих сил и уменья дать современному молодому читателю некоторое живое представление о тех делах давно минувших дней, о той вообще исторической обстановке, на фоне которой вырастала старая большевистская гвардия. Каждому представителю этой группы людей есть о чём порассказать, когда он начнёт в своей памяти перелистывать страницы своей красочной жизни.
Интересное десятилетие 1895— 1905 гг. (кстати сказать, самое красочное в подпольный период моей жизни по богатству впечатлений от встреч на моём пути с наиболее яркими и крупными фигурами, выражавшими интересы различных политических партий и фракций) в общем и целом освещено нашей исторической литературой, не в пример последующим периодам, сравнительно недурно. Дело же мемуаристов — вспомнить ценные подробности этой красочной полосы и сухие страницы исторических очерков дополнить живыми красками личных впечатлений и личных переживаний. С этим делом нужно торопиться, ибо мы, старые большевики, «покорные общему закону», как- то обидно-быстро сходим с жизненной сцены. Смерть с каждым годом вносит всё большие и большие опустошения в наши поредевшие ряды. А вместе с «уходящими» опускается на дно Леты и всё то поучительное, что они могли бы порассказать молодым поколениям. И если эта книжка возбудит хотя бы у некоторых старых большевиков аппетит к мемуарному творчеству и стимулирует их на аналогичную работу, то я с чувством полного удовлетворения скажу: — Это именно то, что и требовалось доказать.
Воспоминания рабочих Шотмана (Берга) и Бабушкина позволяют нам понять, как рождалась и как действовала партия большевиков в рабочей среде, в мемуарах тов. Мызгина рассказывается об организации боевых дружин, Елена Дмитриевна Стасова делится секретами хранителя партийных традиций - секретаря, а Александр Константинович Воронский передаёт нам кредо революционера-практика. В книге тов. Лепешинского можно прочитать много интересного про революционный путь интеллигента, входящего в близкий круг вождей партии большевиков.
Начинал Пантелеймон Николаевич, как и многие старые большевики, с организации рабочих кружков. Как-то мы рассматривали такие кружки на примере воспоминаний участника обуховской обороны рабочего токаря Александра Шотмана:
Говорил мне Кеттунен не раз о каких-то «интеллигентах», которые приходят в кружок и дают всякие разъяснения.
Читая Лепешинского, можно посмотреть на такие кружки с другой стороны - глазами интеллигента. Пантелеймон Николаевич не стесняясь пишет о своих ошибках и предрассудках в отношении рабочего класса, о серьёзной границе, проходящей между образованным умом и умом, стремившимся "из мрака к свету".
— А скажите, П. H., как это наука показывает, что бога нет... Очень уж это самое дело меня берёт за живое... Да и фабричные ребята тоже интересуются: как так бога нет?! Почему такое?!..
— Ах, послушайте, Королёв,— строго замечаю я.— Во- первых, у нас сейчас идёт речь о прибавочной стоимости, а не о боге или чорте, а во-вторых, охота же вам возиться с вопросами религии... Вот лучше поучитесь тому, как это так случилось, что вы стали жертвою, брошенною в прожорливую пасть молоха, который зовётся капиталом... И как бы так рабочему классу насмерть поразить это чудовище... А библейского-то этого бога вы пошлите к чорту, и дело с концом!..
Говоря так, я был глубоко убеждён, что разговоры о религии только понапрасну отвлекут внимание моей аудитории от важного и существенного — от экономики и социализма — в сторону метафизических умствований. С таким же недружелюбием я встречал и другие «не относящиеся к делу» вопросы — например, о происхождении мира или человека — вопросы, на которые очень часто требовал прямых ответов всё тот же неукротимый Королёв, не без поддержки, впрочем (робкой и дипломатической), со стороны вдумчивого Галактионова. Кажется, если не ошибаюсь, таким же предрассудочным отношением к естественным запросам ума стремившегося «из мрака к свету» рабочего грешили и многие интеллигенты, бравшиеся в то время за дело социалистической пропаганды в рабочих кружках.
В декабре 1895 года, за участие в рабочих кружках, Лепешинский был арестован - при обыске на квартире у него нашли самодельные приспособления для печатания и нелегальную литературу (кстати, о кустарной печати тоже много интересного написано). Вообще, в конце 1895 года была арестована и группа революционеров во главе с В.И. Ульяновым. Тогда Лепешинский ещё не был знаком с Лениным, с ним он встретится чуть позже - в ссылке. Если вспомните известное фото группы, где молодой Ленин сидит в центре, то в мемуарах Лепешинского это фото оживёт - с этими товарищами он сидел в тюрьмах и арестантских вагонах по пути в Сибирь - пел песни, спорил, играл в шахматы. С кем-то дружил и работал, кого-то похоронил в сибирскую землю, ну а с кем-то и размежевался, сознательно приняв сторону большаков.
Много страниц Лепешинский уделил Ленину. Перед читателем раскрывается живой портрет вождя:
Обычно принято в своей дружественной, так сказать, литературе изображать Владимира Ильича исключительно в стиле героическом, как редчайший в жизни человечества экземпляр, счастливо совмещающий в себе необычайную силу теоретически развитого ума с огромною волею политика, раз навсегда наметившего для себя неуклонный путь борьбы за торжество своего социального идеала. Всё это хорошо, всё это, конечно, в общем и целом неоспоримо, но в нарисованном таким образом портрете не будет хватать лишь одного — живых чёрточек реально существующего человека.
Перед встречей в конце 1898 года в Минусинске, где ссыльные съехались, чтобы встретить новый год, Ульянов представлялся Лепешинскому каким-то небожителем, титаном с едким, язвительным языком, бонапартом.
Удивительно, как изменилось его отношение после встречи:
Когда я впервые встретился с Ильичём, то все мои представления о нём, как о «генерале», о насмешливом, заносчивом и жёстком человеке, рассеялись в прах после первых же минут знакомства с ним. Никто из нас не отличался таким естественно простым, милым, хорошим отношением к окружающим людям, такой чуткостью, деликатностью и таким уважением к свободе и к человеческому достоинству каждого из нас, его товарищей и единомышленников.
Почитав книгу Пантелеймона Николаевича читатель может узнать, на какие средства существовали русские эмигранты в Швейцарии. Как была налажена связь с партийными комитетами. Что из себя представлял тогда город Псков и чем он был важен для РСДРП. Чем важен раскол, случившийся на II Съезде для становления большевизма. И так далее.
Кстати говоря, карикатурам тов. Лепешинского эпохи II Съезда (и самому Съезду), посвящена целая летописная статья.
В завершении, мы хотим поговорить с читателем об идее ленинской “Искры” и о важной роли её агентов.
Подлинным и настоящим вождём партии и в первый период искровства был несомненно Ленин. Ведь не кто иной, как именно Ленин создал «Искру» как базу для широко задуманной кампании борьбы с идейным разбродом внутри социал-демократии и для сплочения партийных элементов, подготовив все нужные для этой кампании предпосылки (начиная, быть может, с «протеста 17»). Это он «втащил» в своё дело и Мартова и Плеханова. Это он уже в № 4 «Искры» набрасывает широкой и смелой рукою при молчаливом одобрении своих союзников конкретный план организации партии. Не кто иной, как он пишет затем свою великолепную, блестящую книжку «Что делать?», которая берёт все запутанные вопросы шатающейся социал-демократической мысли под знак тщательнейшего разбора, филигранно-тонкого анализа, доведения до полной ясности, которая становится евангелием всех русских искровцев. Это он заводит у себя под боком конспиративный центр сношения с русскими практиками и комитетами. Это он пишет руководящие письма на места (например, «Письмо к товарищу») и в этих письмах учит, поясняет, втолковывает, подсказывает ближайшие лозунги дня... Одним словом, он самый подлинный, самый естественный центр старого искровства, которое без него было бы звуком пустым.
Лепешинский, говоря о вожде и “Искре”, скромно умалчивает о роли её агентов, тех самых твердокаменных “искровцев”. Ведь благодаря их действиям началось формирование партии нового, ленинского типа.
Задуманная Ильичом “Искра”, как общее дело в форме общерусской политической газеты, была направлена, в первую очередь, не на абстрактного пролетария, крестьянина, феодала или буржуя. Нет. “Искра” била по очагам социал-демократии, заражённым инакомыслием - оппортунизму, экономизму. Кадровый состав каждого комитета, активные участники каждого кружка, мировоззрение каждого человека, служили полем для этой битвы.
Шла война не на жизнь, а на смерть между искровством и оппортунистами. Но без похвальбы скажу, что победа, в конце концов, обыкновенно оставалась за искровцами, которые благодаря вышедшему незадолго перед этим ленинскому «Что делать?» — а без него искровцы не делали ни шагу — были гораздо лучше вооружены, чем их противники. Судя по своему собственному опыту, я должен сказать, что если, в конце концов, искровство победило и в Петербурге, и в Москве, и в других центрах революционного движения, так это только потому, что в руках искровских агитаторов было «Что делать?», делавшее для них ясными все софизмы, всю путаную фразеологию, всю подоплёку идеологических хитросплетений и рабочемысленцев, и последователей «Свободы », и «борьбистов», и учеников таких новых пророков, как Мартынов, Кричевский и К0. Благодаря ленинской книжке у нас на все возражения, на все сакраментальные словечки наших противников, на все их хлёсткие фразы, якобы «по Марксу и Энгельсу», был уже готов ясный ответ, и это сильно действовало на рабочих, внушая им к искровству большое уважение. Не механическими средствами искровство «подавляло» самобытность некоторых архаических русских комитетов, а исключительно силою своего идейного влияния, и тысячу раз прав Ленин, говоря в одном конспиративном письме московским товарищам, что действующие в России практики «досконально знают», что ««командование» «Искры» не идет дальше советов и высказывания своего мнения...».
Я с своей стороны ещё раз могу подтвердить, что мы, русские практики, воспитанные на идеях «Что делать?», охваченные радостным сознанием несокрушимости нашей искровской позиции, чувствуя огромный аппетит на идейную завоевательную работу среди рабочих масс, вооружённые благодаря «Что делать?» аргументами с ног до головы, не нуждались в каких-нибудь механических воздействиях и внешних понуканиях. И мы заражали своей убедительностью и своей верою в торжество наших идей и рабочих, тянувшихся к нам с тем же любопытством и с той же робкой надеждой найти искомое тепло, с какими иззябший путник в поле ночью идёт на приветливый огонёк разгоревшегося костра.
Не всё получилось сразу. "Искра", после проведённых II Съезда и Лиги, была захвачена через единоличную кооптацию Плехановым в её редакцию известных представителей эмигрантской интеллигенции. Эти дорогие товарищи воевали с кустарщиной только на словах, на деле же являясь закостенелыми представителями вырождающейся кружковщины. Яд меньшевизма перелился через границу и стал растекаться по комитетам. На Летописях выходила заметка, посвящённая захвату меньшевиками Бакинского комитета РСДРП. Тем не менее, такая нечестная борьба за комитеты не привела большевиков к поражению. Ленин и его сторонники получили жестокий, но не фатальный удар, в том числе, благодаря деятельности всё тех же твердокаменных искровцев, заслуживших авторитет в партийных кругах.
История размежевания с меньшевизмом есть история рождения и возмужания партии ленинского типа.
Смертный час современного левого болота близится. В том числе, благодаря таким важным для сознательного читателя книгам, как “На повороте” П.Н. Лепешинского. И если вы ещё не прочитали эту книгу - прочитайте.
