Tales from the Pizzaplex — B7-2 — расширенный отрывок.
ГОЛОСА БЫЛИ ДАЛЕКО, НО ПРИБЛИЖАЛИСЬ. ОНИ КАК СКРЕЖЕШАЩАЯ СТАТИКА, МАРУЮЩАЯ ЯСНОСТЬ ИДЕАЛЬНОЙ МЕЛОДИИ. ПОКА НЕ РАЗДАЛИСЬ ГОЛОСА, БИЛЛИ ПЛАВАЛ В НЕЖНОЙ ДЫМКЕ БЕЗ ОЩУЩЕНИЙ БЛАЖЕНСТВА. ТЕПЕРЬ ГОЛОСА ПРОРЕЗАЛИ ЭТО БЛАЖЕНСТВО, ЗАХЛЕСТЫВАЯ БИЛЛИ В МЕШАНИНУ ХИПЕЖА И МУКИ.
Билли вскинул руку, желая отразить вторгающиеся неприятные чувства. Его поднятая рука, однако, причиняла еще большую боль — острый, режущий укус. Билли ахнул и открыл глаза. Сканирование.
Точечные огни ослепляли. Билли снова закрыл глаза. Блаженство было сказочным и действительно ушло.
Чувства Билли наполнились информацией. Даже сквозь закрытые веки он мог видеть копья яркого света. Тот мог слышать громкую болтовню и несколько криков в сочетании с настойчивым и скрипучим гудком, топотом шагов и случайным металлическим лязгом. Он учуял резкий запах хлорки и дезинфицирующего средства, едкий запах мочи и тошнотворный запах пережаренных овощей, вероятно, брокколи и капусты. Билли почувствовал, как что-то укололо тыльную сторону его правой руки, но это была наименьшая из причин боли. Казалось, что почти каждое окончание нерва в его теле стреляло шквалом пульсаций, болей и судорог. Все болело. И вкус во рту… Билли попытался шевельнуть языком, чтобы стереть такую сильную горечь, и ему пришлось проглотить затычку. Но потом тот вспомнил, что у него осталось очень мало языка. Только самый голый кусочек ткани мог шевелиться у него во рту, значит он никак не мог стереть едкий привкус.
Билли снова открыл глаза. Отвернув голову от света, он несколько раз моргнул и огляделся. Тот точно был в больнице. Но почему?
Нахмурившись, Билли порылся в своих искареженных воспоминаниях. Он увидел: себя смотрящим в зеркало на свое неестественно квадратное лицо и изуродованное тело; пол своего дома и вспомнил, как лежал на нем и плакал; свой район, вспомнив, как шатался по нему, идя; свалку, старый фургон и почувствовал, что забирается в него сзади.
«Уплотнитель», — подумал Билли. Последнее, что он помнил, было ощущение сжатия, системной боли, затмевавшей всю его грусть и сожаление.
Воспоминание подействовало как катализатор, поэтому теперь его разум воспроизвел воспоминание о том, как он слушал грохот большой машины, надвигавшейся на автомобиль, в котором он спрятался. Этот звук по какой-то причине вернул его к его личности. Билли мгновенно все это осознал: он одновременно объединил личность мальчика, чья игра превратилась в многолетнее заблуждение, а еще человека, осознавшего свои ужасные ошибки и столкнувшегося с раскаянием и ненавистью к себе.
Этот уплотнитель был выходом Билли из всего, его капитуляция. Так как же...?
— Глядите, кто к нам присоединился! — закричал задорный голос.
Билли повернул голову к открытой двери. Компактная женщина с короткими каштановыми светлыми кудрями и овальным лицом, усыпанным веснушками, суетливо подошла к краю кровати Билли. На женщине была ярко-синяя хлопчатобумажная форма. Возможна, она медсестра. Взглянув на пищащие мониторы, та положила теплые, гладкие пальцы на тыльную сторону правой руки Билли. Он их чувствовал.
Почему тот чувствовал пальцы медсестры?
Как только Билли прокрутил в уме картинки, напомнившие ему последнее, что он помнил перед тем, как оказаться в этой комнате, мозг наполнил его осознанием своей жизни. Мгновенно Билли понял, что у него протезы конечностей — он знал, что они есть. Хотя конечности часто казались ему реальными, он не мог ими ничего чувствовать. Билли поднял голову, чтобы получше рассмотреть свою правую руку. Он невольно застонал, когда внезапное головокружение и ножевая боль дали понять, что его голова протестовала против внезапного движения.
— Осторожно, — сказала медсестра. — Ты через многое прошел и долгое время был без сознания. Почувствуешь дискомфорт и дезориентацию.
Билли огляделся, надеясь увидеть компьютер, через который он общался после того, как ему удалили язык. Компьютера не было. Он должен попытаться поговорить. Билли открыл рот. Но слова, которые тот хотел сказать, не выходили наружу.
— Вот, — сказала медсестра. — У тебя во рту должно быть очень сухо.
Медсестра потянулась к тумбочке, которую Билли не заметил, когда огляделся.
Теперь Билли сосредоточился на серой металлической подставке и увидел, что на ней стоит горчично-желтый пластиковый кувшин и пара маленьких бумажных стаканчиков. В одной из чашек была вода и маленькая губка на палочке. Медсестра передвинула губку, вытащила из кармана соломинку и положила соломинку в чашку. Она поднесла соломинку ко рту Билли.
— Медленно, — предупредила она.
Билли осторожно поднял голову. На этот раз комната не кружилась так сильно, и боль не была такой сильной. Он использовал свои губы, чтобы сосать воду через соломинку. При этом он взглянул на белую бирку с именем, приколотую к униформе медсестры: ее звали Глория.
Когда Глория вытащила соломинку из рук Билли и поставила чашку обратно на тумбочку, тот сказал: «Спасибо, Глория».
По крайней мере, пытался сказать. То, что вышло, на самом деле было больше похоже на «аиб-о, Ория». И «б» была выключена. Она не была четкой и ясной — звучала так, словно что-то застряло в горле Билли.
— Неплохо! — радостно сказала Глория. — Без полного языка будут проблемы с многими буквами. Но не волнуйся — мы настроим тебя к логопеду. Это поможет.
Билли кивнул, но это его не заботило. У него было так много вопросов, на которые он хотел получить ответы прямо сейчас.
— Как? — спросил он. На самом деле тот хотел спросить: «Как я выжил, когда меня раздавило в машине?», но оно было чересчур многословным.
— Я позову доктора Эрреру, — сказала Глория. — Она отвечала за твои операции и следила за твоим выздоровлением, она все объяснит. Должна тебе понравится, очень милая.
Глория наклонилась и проверила линию, идущей к тыльной стороне правой руки Билли.
— Хорошо выглядишь, — сказала Глория. — Но если линия начнет тебя беспокоить или нужно что-то еще, просто нажми здесь. — Она указала на кнопку на маленьком пульте дистанционного управления, свисающем с толстого белого шнура над перилами с правой стороны кровати Билли. Тот вытянул пальцы, чтобы убедиться, что сможет дотянуться до кнопки. Он был в восторге от того, что его пальцы все еще были там.
Глория обошла кровать и поправила его одеяло. Затем похлопала его по левой ноге.
Билли удивленно расширил глаза. Он и это чувствовал. Как это было возможно?
— Просто держись крепче, — сказала Глория. — Доктор Эррера будет здесь через мгновение.
«Мгновение» длилось около получаса. Билли смог отметить время, потому что видел большие черные часы с цифрами на стене над постом медсестры за пределами своей комнаты. В 1:42 (после полудни, очевидно, ведь солнце уже зашло), Глория вышла из комнаты. В 2:14 вошла доктор Эррера.
Даже в мешковатом белом лабораторном халате поверх той же синей хлопчатобумажной формы, что и у Глории, доктор Эррера больше походила на голливудскую звезду, чем на врача: темнокожая и черноволосая, высокая, стройная женщина лет тридцати с небольшим. Большие, глубоко посаженные карие глаза с густыми ресницами; скульптурные скулы; крепкая челюсть; полный рот ровных белых зубов. Явно искусная в макияже, доктор Эррера идеально подчеркнула все ее красивые от природы черты. Билли подумал, что ее дымчатые тени и красная помада делают ее похожей готовой к фотосессии. Он никогда не встречал такой потрясающей женщины, как доктор Эррера. Женщин, как она, то видел только на картинках или по телеку.
— Билли, — сказала с улыбкой доктор Эррера, подойдя к его кровати, — чудесно видеть, что ты проснулся и в бодрствовании.
Глубокий, ровный голос доктора Эрреры был таким же теплым, как и ее глаза. Билли, однако, напрягся, когда та подошла к кровати, вытащила из кармана стетоскоп и приложила к ушам. Когда та наклонилась над ним и одернула горловину нежно-голубого тонкого хлопкового больничного халата, который был на нем, он затаил дыхание. Билли внезапно осознал, что халат закрывал его только спереди. Он чувствовал себя незащищенным и уязвимым и вздрогнул, когда доктор Эррера приложила твердый холодный конец стетоскопа к его обнаженной груди. Несмотря на то, что доктор Эррера казалась милой, ее белый халат, стетоскоп и титул — доктор, — немедленно вызвали воспоминания о Доке, седом старике, превратившем Билли в чудовище, которым он, как обнаружил, прошел часы до того, как он добрался до свалки. Билли знал, что Док сделал только то, о чем тот его просил, но это не смягчило ассоциации о Доке со всей той болью, через которую Билли прошел. Билли ненавидел мысль о том, что над ним нависает еще один доктор. Он не хотел находиться под контролем доктора.
— Сердце хорошо стучит, — сказала доктор Эррера, выпрямляясь.
Билли вздохнул с облегчением, когда доктор Эррера отошла от кровати и подвинула к ее изножью коричневый виниловый стул с прямой спинкой, выглядевший неудобным. Она поставила стул так, чтобы Билли мог легко видеть ее, не вытягивая шею, и села.
— Хорошо, — сказала доктор Эррера. — Давай познакомим тебя с происходяшим. Неплохо звучит?
Все еще чувствуя себя запуганным и настороженным, Билли сумел кивнуть. Ему нужно было знать, что произошло, поэтому он заставил себя сохранять спокойствие и слушать. Доктор Эррера сцепила свои большие руки вместе.
— Хорошо, — снова сказала доктор Эррера. Она произнесла это слово с долгим звуком «О»: хо-о-орошо.
Доктор Эррера открыла рот, а затем закрыла его.
— Возможно, нам следует начать с того, что ты помнишь, — предложила она.
Несмотря на нервозность, Билли немного расслабился. Доктор Эррера говорила с легким акцентом — Билли подумал, что это, возможно, испанский, и приливы и отливы ее слов странно успокаивали.
— Я помню, как пошел на свалку и сел в старую машину на ней. И помню, как машину раздавили.
Эти слова были тем, что Билли слышал в своем уме, когда говорил, но то, что он слышал своими ушами, было совсем другим.
Не имея языка, Билли мог ясно произносить лишь несколько букв — А, Б, В, Е, Ф, И, М, О, П, Р и Й — без искажений. Некоторые буквы — К, Г, Ю и Х — были близки, но несколько искажены. Остальные буквы — те, которые требовали каким-либо образом прижать язык к нёбу, — были вообще недоступны. Следовательно, его речь была невнятной и трудной для понимания. Однако каким-то образом доктору Эррере удалось уловить суть того, что сказал Билли.
— Я так и думала, — сказал доктор Эррера. — После того, как тебя нашли, полиция сначала подумала, что на тебя напали и поместили в уплотнитель автомобиля против твоей воли. Им пришлось пойти к тебе домой и провести расследование. А там, они узнали правду.
Билли сжал губы вместе. Он ненавидел мысль о том, что незнакомцы роются в его вещах. Чувствуя скорость учащения сердцебиения, он заставил себя дышать медленней. По крайней мере, ему больше не нужно было объяснять.
— Почему я жив? — спросил Билли.
— Ну, для начала, — начала доктор Эррера. — Очевидно, это — глупая удача. Никто не знает, почему ты выжил в машине, но ты выжил. При этом, тебя нашли как раз вовремя, потому что владелец свалки любит приглядывать за птицами. Он сказал, что заметил редкую птицу на капоте универсала. Именно тогда он заметил кровь, текущую из-под задней двери. Было уже почти слишком поздно. Ты был с серьезными травмами. Со сломанным черепом, челюстью, ключицей и тазом, а правая рука и левая нога были сломаны. Кроме того, внутренние повреждения — некоторые повреждения печени, почек, селезенки и желчного пузыря. Плюс, по приезде у тебя был пневмоторакс, коллапс легкого. К тому же, все изменения, которых ты претерпел до уплотнителя. Мы разобрались с твоими травмами и удалили все инородные материалы и части из тела с помощью серии операций. В течение этого времени и нескольких недель после мы держали тебя в медикаментозной коме, чтобы дать телу время, необходимое для выздоровления. — Доктор Эррера изучала лицо Билли. — Должна сказать, твое тело проделало отличную работу.
Учитывая, насколько сильно Билли было больно, он не был в этом уверен. Но ничего не сказал. Тот изо всех сил пытался осознать факт, что все дополнения, внесенные в его тело, были удалены. Почему же его тела было так много? Память подсказывала ему, что он был почти полностью заменен металлом, проволокой и пластиком.
Взглянув на свою явно неповрежденную правую руку, Билли должен был усомниться в своем взгляде на то, что он сделал с собой. Очевидно, он ошибся. Но почему?
Доктор Эррера поерзала в коричневом кресле. Билли вновь сосредоточился на ней.
— Некоторые из проделанной тобой работы нельзя было отменить, — сказала доктор Эррера. — Твою правую ногу и левую руку ампутировали. Внешний хрящ ушей удален, большая часть языка отсутствует. Однако остальная часть тела была интегрирована с инородным материалом. Как ни странно, левая нога была хирургически изменена и выглядела так, как будто ее ампутировали, а материалы протеза включили в плоть. Судя по документам, найденным полицией в твоем доме, ты просил доктора удалить все конечности, но, похоже, тот поленился, а может быть, сжадничал, — взял твои деньги и не сделал ни одной ампутации. Он просто внес изменения, и оказалось, что ампутация произведена. — Доктор Эррера покачала головой и продолжила: — Полиция совершила обыск в старой психиатрической больнице, где твой доктор делал свои операции, найдя части тел в морозильной камере. Не все твои, кроме некоторых… включая твою правую руку. Мы смогли присоединить части, они достаточно хорошо сохранились.
Билли с трепетом посмотрел на свою правую руку. Доктор Эррера улыбнулась и скрестила ноги.
— Касаемо остального, — сказала доктор Эррера, — когда я удалила все, чего не должно было быть, оно получилось как один целостный кусок: все посторонние части скреплены проводами, твоей собственной соединительной тканью и плотью.
Билли вздрогнул при мысли о том, что, должно быть, потребовалось, для удаления этого из его тела, и при мысли о том, что в этом процессе он потеряет еще больше себя. Его желудок сжался.
Доктор Эррера наклонилась вперед и коснулась правой руки Билли. Билли подумал, что она имела в виду этот жест как знак утешения, но от этого его желудок снова перевернулся. Он хотел вырвать у нее руку, но был слишком напуган. Мысль о том, что эта женщина разрезает его и вынимает то, что, по сути, было сборным аниматронным эндоскелетом, вызвала воспоминания о времени, которое Билли провел в подвале Дока. Билли не смог сдержать дрожь, но доктор Эррера, казалось, этого не заметила.
— Работа, проделанная над тобой, — продолжал доктор Эррера, — хотя и бессовестна и ужасна, не похожа ни на что из того, что я видела. По этой причине я положила то, что мы удалили, в одно из наших хранилищ внизу. — Доктор Эррера подняла голову. — Ещё вопросы, Билли?
У Билли было много вопросов, но он не хотел задавать ни один из них. Все еще восхищаясь своей неповрежденной правой рукой, ему наконец удалось поднять ее. Проведя леску, воткнутую в тыльную сторону ладони, он поднес пальцы к лицу. Не зная, что он почувствует, он осторожно коснулся своей щеки.
— Нужно зеркало? — спросила доктор Эррера.
Билли поколебался, затем кивнул.
— Я подумала, тебе можно, — сказал доктор Эррера.
Она полезла в карман своего белого пальто и вытащила ручное зеркальце. Встав, доктор Эррера подошла к изголовью кровати Билли и поднесла перед собой зеркало. Билли глубоко вздохнул и посмотрел на свое отражение.
Когда Билли в последний раз осматривал себя, то, что он увидел, было совсем не похоже на то, что он видел сейчас. Исчезли острые края, создаваемые металлическим покрытием. Пропали черные глаза. Голый череп испарился.
Да, у Билли все еще отсутствовали уши, но в остальном тот выглядел вполне нормально. Он даже увидел что-то от своего отца в маленьких глазах и носике, круглых щеках и широком рту в зеркале.
Как и в детстве, каштановые волосы Билли беспорядочно торчали в разные стороны. Его волосы были около восьми сантиметров в длину — очевидно, он находился в коме довольно долгое время.
Если сами волосы не были намеком на прошедшее время, то состояние шрамов Билли рассказало остальную часть истории. Когда Билли воображал, как доктор Эррера режет его и вынимает все лишние части, то представлял себе неровные разрезы, покрытые коркой крови и перевязанные черной нитью. Вместо этого он увидел слабо красные шрамы на щеках, лбу и челюсти. Очевидно, он был на пути к исцелению своих ран.
Билли попытался вырвать зеркало из рук доктора Эрреры, но обнаружил, что его пальцы работают неправильно. Доктор Эррера сдвинула зеркало и указала другой рукой на правую руку Билли.
— Ты будешь немного одеревеневшим после столь долгого отсутствия, — сказала она. — Во время твоей комы ты проходил пассивную физиотерапию — ручные движения конечностей, чтобы сохранить гибкость мышц и предотвратить чрезмерную потерю мышечной массы. Однако тебе понадобится физиотерапия, чтобы ты научился пользоваться костылем правой рукой, пока твоя правая нога не будет готова к новому протезу.
Билли яростно покачал головой.
— Нет! — крикнул он. Слово прозвучало как длинное и громкое «Е-е». Билли пристально посмотрел на доктора Эрреру. — Больше никаких протезов! — Слова звучали как «Боше ихахиъ про-э-ов».
Доктор Эррера, казалось, поняла. Женщина отобрала у того зеркало и сунула его обратно в карман, успокаивая:
— Все в порядке, Билли. Мы не будем делать ничего, чего ты не хочешь.
Она нежно положила руку Билли на плечо. Несмотря на его страх перед ней, прикосновение было приятным.
Доктор Эррера отступила и снова села.
— Очевидно, — сказала доктор Эррера, — нам пришлось делать то, что уже сделали, без твоего согласия, потому что ты не мог его дать. — Она наклонилась к Билли. — Некоторые из моих коллег не думали, что мы сможем тебя спасти, но я знала, что сможем. И мы смогли… с твоей большой помощью. — Она указала на распростертое тело Билли. — Способность твоего тела к исцелению была совершенно необычайной. Ты продвинулся гораздо дальше, намного быстрее, чем кто-либо мог предсказать, и я ожидаю, что ты вернешь свои силы в кратчайшие сроки. Наша часть работы в значительной степени выполнена. С этого момента, за некоторыми исключениями, выбор того, что делать для продолжения твоего исцеления, будет за тобой.
Билли наморщил лоб. Исключения? Он открыл рот, чтобы попытаться произнести слово.
— Я знаю, о чем ты думаешь. «Что за исключения?» Ага?
Доктор Эррера тоже кивнул. Она глубоко вздохнула и выдохнула.
—Я не хочу сейчас слишком сильно тебя перегружать, — сказала она. — Ты пока выздоравливаешь. Но еще нужно знать, что социальные службы тебе назначили адвоката. Из-за того, что полиция нашла у тебя дома, штат требует психологической экспертизы теперь, когда ты вернулся из комы. И это не подлежит обсуждению. Но если тебя сочтут компетентным, дальше ты сможешь быть сам по себе.
«Ты сможешь быть сам по себе» — слова доктора Эрреры эхом отдавались в голове Билли еще долго после того, как она вышла из палаты.
«Как бы это было сейчас?» — задумался Билли. Сможет ли он принять правильные решения относительно своей жизни?
Последнее, что Билли помнил перед тем, как поддаться боли уплотнителя, было сокрушающее чувство утраты. Вот почему позволить уплотнителю давить на него было так правильно и долгожданно.
Теперь Билли получил второй шанс. Он мог принять совершенно новый набор решений. У него могла быть новая жизнь. Жизнь, которую, как он думал, упустил навсегда.
Эта мысль была одновременно волнующей и пугающей. Учитывая, что Билли не мог вспомнить, чтобы выбирал для себя что-то, не являющееся частью его аниматронного заблуждения, он не знал, как ему решить, что делать дальше.
Но ему не придется столкнуться с этим сразу. Он пробудет в больнице еще какое-то время. За это Билли был благодарен.
За то короткое время, что Билли находился в сознании в своей скудной больничной палате, она начала ощущаться как желанная гавань. Ему нравились его простые стены и опущенные жалюзи, которые он попросил Глорию опустить после ухода доктора Эрреры. Билли понравилась маленькая палата, но большое голубое небо снаружи почему-то казалось угрожающим. Вся эта солнечная открытость была слишком трудна для него.
Через пару часов после того, как доктор Эррера вышла из его палаты, Билли впервые пообедал в новом образе. Проведя большую часть своей жизни на «аниматронной диете», состоящей только из белой пищи, он жаждал попробовать что-то новое. К сожалению, на ужин была курица и рис с зеленой фасолью. Курица и рис были знакомы и поэтому нежелательны. Но он жадно зарылся в зеленую фасоль. На вкус она была не такой вкусно, как он надеялся, но красный десерт под названием «желе» был великолепен. Билли решил, что в своей новой жизни он будет есть много красной еды.
На второй день новой жизни Билли встретил своего физиотерапевта Энджи. С одной стороны головы Энджи волосы были коротко подстрижены; с другой стороны, ее волосы были длинными и заплетены в сложную косу. Энджи не выглядела очень сильной, но Билли быстро понял, что она сильная.
Энджи вошла в комнату Билли с охапкой бинтов, бандажом для ноги и костылем.
— Хорошо, Билли, — сказала она после того, как представилась. — Нам нужно поставить тебя на ноги. Или на ногу, в зависимости от обстоятельств. — Она ухмыльнулась ему.
Билли засмеялся, но его мышцы были напряжены. Действительно ли он хотел попытаться встать?
Воспоминания Билли о том, как он стоял на ногах, были не очень хорошими. Он ясно помнил, как скатился по тротуару на свалку, где, как он думал, умрет. И это было с обоими протезами. Теперь одна нога у него все еще восстанавливалась после операции, а другая полностью отсутствовала. Как он будет стоять?
— Я тебя слышу, — сказала Энджи.
— Я ничего не говорил, — ответил Билли.
— Тебе и не нужно. Трепетия написан на твоем лице.
— Трепетия – хорошее слово, — сказал Билли.
— Рада, что тебе понравилось. — Энджи опустила перила с левой стороны кровати Билли.
Ранее этим утром Глория удалила все линии, соединявшие Билли с мониторами, сгруппированными вокруг его кровати.
— Твои жизненные показатели идеальны, — сказала Глория. — Доктор Эррера говорит, что тебе больше не нужен мониторинг.
Затем Глория посмотрела на капельницу Билли.
— Что насчет боли? — спросила она.
Билли задумался об этом. Он был удивлен, осознав, что боли и пульсация, которые он чувствовал, когда впервые проснулся, значительно уменьшились. Ему было больно, но он не страдал от мучений.
— Хорошо, — сказала Глория. — Со вчерашнего вечера ты не получал никаких лекарств по этой трубке. Только глюкозу. И теперь ты ешь самостоятельно. Итак, давай вытащим из тебя ее.
Она приступила к удалению капельницы, вставленной в заднюю часть его правой руки. Билли был рад избавиться от нее. Теперь, когда он больше ни к чему не был подключен, Билли мог двигаться более свободно. Несмотря на это, он был настороже, когда Энджи наклонилась над ним и сказала:
— Давай, положи руку мне за шею.
Идея сделать это заставила Билли чувствовать себя очень неуютно. Он чувствовал себя нерешительным и застенчивым.
— Давай, — сказала Энджи. — Не стесняйся. Я жесткая. — Она ухмыльнулась ему.
Билли улыбнулся. Он сделал так, как она ему сказала.
В течение следующего часа Энджи помогла Билли сесть, а затем, перевязав его оставшуюся ногу и заключив ее в черную мягкую повязку, научила его пользоваться костылем оставшейся рукой. Благодаря костылю и привязанной ноге Билли сумел не только стоять, но и выйти из комнаты и пройти по коридору.
— Ты великолепен! — сказала Энджи в конце часа. — Доктор Эррера сказала, что ты поправился необычайно быстро. Она была права.
Энджи помогла Билли вернуться в постель, что оказалось труднее, чем он ожидал. «Может быть, он переборщил», — подумал он. Часть боли, которую он чувствовал накануне, вернулась.
— Вероятно, будет больно, — сказала Энджи. — Использование костыля — это тебе не пикник. Когда ты получишь новые протезы, передвигаться станет намного легче.
Билли сразу почувствовал тот же ужас, испытанный им, когда доктор Эррера упомянула о новых протезах. Он яростно покачал головой.
— Мне не нужны новые протезы, — сказал он Энджи.
Энджи скрестила руки на ярко-розовой хлопчатобумажной униформе.
— А почему бы и нет? Они дадут тебе гораздо лучшую жизнь.
Билли продолжал качать головой. Он был удивлен, когда его глаза даже наполнились слезами.
Энджи присела на край кровати Билли. Она мягко положила руку ему на грудь.
— Все в порядке, — сказала она тихо. Ее голос был намного мягче, чем когда она отдавала ему приказы, помогая ему научиться пользоваться костылем. — Я понимаю, — сказала Энджи. — Я слышала, что с тобой случилось. Ты прошел через ад. И на твоем месте я бы чувствовала то же самое, добавив к своему телу что-то еще. Но, Билли, — голос Энджи смягчился еще больше, — раньше ты использовал протезы, чтобы попытаться стать тем, кем ты не был. Если ты получишь их сейчас, то будешь использовать, чтобы снова стать собой.
Билли поджал губы. Он понимал, что говорила Энджи, но мысль о том, чтобы сделать что-нибудь еще с его телом, была ужасающей.
— Очевидно, сейчас тебе не нужно предпринимать никаких действий, — сказала Энджи. — Но на твоем месте я бы оставила этот вариант открытым. Вернись к этой идее, когда почувствуешь себя лучше.
Билли кивнул. Он был слишком напуган, чтобы говорить.
Энджи оттолкнулась от кровати и показала ему большой палец вверх.
— Я вернусь утром для нового сеанса пыток. — Она подмигнула ему.
Это рассмешило Билли. Он решил, что сделает то, что предложила Энджи. Возможно, когда-нибудь в будущем он переосмыслит протезы.
Третий день новой жизни Билли начался с очередной прогулки с Энджи. Помимо того, что Энджи помогла ему удобнее пользоваться костылем, она показала ему, как поднимать и опускать поручни на кровати, а также заставила его — трижды — попрактиковаться в том, чтобы подняться с кровати в ванную, чтобы он мог воспользоваться туалетом. Билли был удивлен и обрадован, когда смог справиться с этой задачей.
Вскоре после того, как Энджи ушла от него, Билли прошел психологическое обследование, о котором ему рассказала доктор Эррера. Это сделал мрачный лысый мужчина по имени доктор Коулман, совсем не нравившийся Билли. «Доктору Коулману, — подумал Билли, — тоже не нравился Билли». Вопросы доктора Коулмана были краткими, и он продолжал смотреть на уши Билли или, скорее, на то место, где они должны были быть. Билли был рад, когда доктор Коулман ушел.
После того, как доктор Коулман ушел, Глория зашла проверить Билли. Когда она обнаружила, что он трогает то, что осталось от его ушей, то посмотрела ему в глаза.
— Мои уши вызвали отвращение у доктора Коулмана, — сказал Билли. — Я могу сказать.
— Не заставляй меня рассказывать о докторе Коулмане.
— Но он прав, — сказал Билли. — Мои уши уродливы.
— Не уродливы, — сказала Глория. —Просто другие.
— Мне нужна шапка, — сказал Билли.
Глория покачала головой. Билли скрестил руки на груди и кивнул. Глория пожала плечами.
— Посмотрю, что можно сделать. — Она подмигнула ему и выбежала из комнаты.
Часом позже Глория принесла Билли обед: сэндвич с ветчиной на хлебе из пумперникеля* и небольшую стопку сырой моркови с соусом ранч. Билли был знаком с соусом ранч, но ветчина и пумперникель были для него новы. Они оба ему нравились. Еще ему понравилась морковь. У него были смутные воспоминания о том, как он ел морковь, когда был совсем маленьким, но забыл, насколько она сладкая. Оранжевые продукты также будут полезны в его рационе, заключил он. И коричневые продукты станут необходимостью; Десертом Билли был шоколадный пудинг, лучшее, что он пробовал в своей новой жизни. Он любил шоколад. В ту секунду, когда он попробовал его, он вспомнил, как ел шоколадное мороженое, когда был маленьким. Как он мог обходиться так долго без шоколада? Одно это было трудно себе представить.
[Примечание*: Пумперникель — распространённый в Германии сорт ржаного хлеба. Изготавливается из ржаной муки грубого помола с включениями частей непромолотого зерна.]
После обеда Глория пришла за подносом Билли. Прежде чем поднять трубку, она сказала: «Закрой глаза».
Билли моргнул, но подчинился. Как только он это сделал, он почувствовал теплые руки Глории по бокам своей головы.
Что-то мягкое опустилось ему на голову. Руки Глории исчезли.
— Хорошо, — сказала она. — Открой глаза!
Билли открыл глаза. Глория держала перед его лицом маленькое зеркало. В зеркале он увидел, что теперь на нем надета разноцветная полосатая шапка.
— Это шапка раста,— сказала Глория. — Коллега вяжет их крючком.
Билли повернул голову в одну сторону, а затем в другую. Он ухмыльнулся.
— Это здорово, — сказал он. Так и было. Шапка, сделанная из тонких ниток, легкая и не слишком теплая, закрывала отсутствующие уши, а яркие цвета заставляли его выглядеть так, будто он чувствует себя намного лучше, чем на самом деле.
Глория похлопала его по плечу.
— Всегда пожалуйста. — Она взяла поднос, помахала ему рукой и вышла из комнаты.
После того, как Глория ушла, Билли продолжал трогать свою новую шапку. Это заставило его улыбнуться.
Шапка стала большим сюрпризом. Но то, что произошло дальше, стало еще большим сюрпризом. Билли начал принимать посетителей.
В течение трех лет до конца своей аниматронной жизни и трех лет после смерти его матери Билли жил довольно изолированной жизнью. Билли почти ни с кем не общался, кроме Малии, его онлайн-девушки, которая была на короткое время, и пары курьеров. У него определенно не было друзей.
Однако в жизни нового Билли будут люди. Это он решил после того, как насладился целым днем неожиданных посетителей.
Первым человеком, пришедшим на прием к Билли, была доктор Лингстрем.
Билли не видел доктор Лингстрем с тех пор, как три года назад умерла его мама. Доктор Лингстрем не сильно изменилась за это время.
Все еще носящая большие очки и собирающая свои каштановые волосы на макушке в большой пучок, доктор Лингстрем широко улыбалась, когда ворвалась в комнату Билли и подошла к его кровати, чтобы обнять его.
— Я скучала по тебе, — сказала доктор Лингстрем, склонившись над Билли.
Не имея возможности обнять доктор Лингстрем в ответ, потому что она прижала его руку к боку верхней частью тела, Билли просто улыбнулся и сказал, как мог:
Он понял, что это правда. Хотя ему никогда по-настоящему не нравилось проводить время с доктором Лингстрем, и ей, казалось, никогда не нравилось все, что он говорил или делал, он чувствовал странную привязанность к женщине, которая задавала ему так много вопросов о том, почему тот хотел быть роботом. Теперь, конечно, Билли понял, что доктор Лингстрем пытался помочь ему разобраться в его заблуждениях. Из-за того факта, что она не смогла этого сделать, Билли не собирался винить ее. Интуитивно Билли понимал, что ему понадобится помощь, чтобы стать новой версией самого себя. Он был настолько счастлив, что доктор Лингстрем оказалась рядом и могла оказать ему такую помощь, что даже сказал об этом.
— Я хочу стать новым человеком, — сказал Билли доктору Лингстрем после того, как она села в коричневое кресло. — Вы можете мне с этим помочь, доктор Лингстрем? — Его отсутствие языка привлекло внимание к ее имени, но он сделал все, что мог.
Доктор Лингстрем широко улыбнулась.
— С удовольствием, Билли. Но не называй меня доктором. Я не буду помогать тебе как врач. Ты уже перешел возраст круга моих пациентов, я детский психолог. Однако, я рада помочь как друг. Можешь звать меня Элис.