Динг-донг

Будильник уже пробудил меня, и я уже поставил чайник на плиту - через двадцать минут его свист заставит меня проснуться окончательно, - а пока я обнимаю жену, прижимаюсь к ней (какая же она под утро го-ря-ча-я) и, стараясь не выдыхать, целую её сухими губами в шею, в ухо, за ухо. Мне грезятся какие-то греки-марафонцы, будто сбежавшие рядком со старинной амфоры - все такие широкоплечие и узкобёдрые, - они спешат перебежать через реку, на другой край моста, где стою я, такой же обнажённый, как и они. С моего края моста мне смешно: при всей атлетичности фигур, греки выглядят куда менее д о с т о й н о, в сравнении со мною. Но мне не суждено было прокричать им насмешливую переделку-скороговорку, предостерегающую не совать "достоинства" в реку с раками, - мою грёзу разрубил дверной звонок!..
О, проклятое чудовище постылой советской электротехники, детище ЗэКов и алкашей! Твой сверлящий дребезг и посреди дня-то заставляет неприятно поморщиться, что уж и говорить про ночные да предрассветные часы. ...Кошка скребёт когтями по паркету, не в силах обрести необходимого сцепления для стремительного бегства; жена просыпается с криком; мои греки терракотовыми осколками сыплются в темноту, и от моего короткого сна остаётся только гордая эрекция...
Почтальон. Заказное письмо из банка для меня. Извиняясь за неосторожную брань, спросонья выплюнутую мной, пока в темноте открывался замок, я расписываюсь в графе и, придерживая лацкан своего халата, думаю: часто ли тётушке-почтальону по утрам приходится встречать молодых мужчин, только что осмеявших античных спортсменов?

Сегодня же сменю звонок! Он редко доставляет неудобства, но всегда в самые уязвимые часы. Казнить, нельзя помиловать.
Бедные греки...