November 3, 2023

Диалогичность нон-фикшн текстов. Как реализовать

В художественном произведении диалог – один из важнейших элементов. Относится, напомню, к типу повествования, называемому «рассуждением». Ходят слухи, что чем больше в книге разговоров, прямой и косвенной речи, тем книгу интересней читать. Диалог придает рассказу живость.

Когда речь в произведении идет от первого лица, то это – монолог, который, впрочем, не что иное как разновидность диалога. Бывает, что все произведение представляет собой длинный-предлинный рассказ повествователя, но и в таком запущенном случае монолог рано или поздно прервется диалогом. Даже если это сплошной поток сознания, который льется у Пруста в его «В поисках утраченного времени»:

Они сделали несколько шагов по парку; светило солнце. Вдруг г-н Сван, схватив дедушку под руку, вскричал: «Ах, мой старый друг, какое счастье прогуляться вместе в такую прекрасную погоду! Разве вы не находите красивыми все эти деревья, этот боярышник и новый пруд, с устройством которого вы никогда меня не поздравляли? Экий вы ночной колпак. Чувствуете вы этот ветерок? Ах, что там ни говори, в жизни все же много хорошего, дорогой мой Амедей!»

В традиционных художественных текстах диалог занимает иногда до 90% площади, совсем как газ, который стремиться заполнить весь предоставленный ему объем:

– Много у нас всякого шуму было! – рассказывали старожилы, – и через солдат секли, и запросто секли... Многие даже в Сибирь через это самое дело ушли!
– Стало быть, были бунты? – спрашивал Бородавкин.
– Мало ли было бунтов! У нас, сударь, насчет этого такая примета: коли секут – так уж и знаешь, что бунт! (Салтыков-Щедрин)

Авторам литературы нон-фикшн с диалогами не повезло. Если только они не пишут мемуары, вот там есть место разговорам, там они смотрятся органично. В научном или публицистическом очерке, где львиную долю произведения должны занимать рассуждения – их читают именно для этой цели, диалог, если вдруг сумасброд-автор решит вставить его туда, смотрится непрофессионально, по-дилетантски, гротескно и смешно. Формат не тот, да жанр диалога в научной и публицистической литературе умер вместе с Платоном. Сейчас так не пишут, это курам на смех, читатель не поймет.

В качестве эксперимента попробовать можно, но лучше не показывать никому.

И все-таки, как выяснили лингвисты, научный текст можно сделать диалогичным, если уметь пользоваться определенными языковыми техниками или средствами. Эти средства – не тайна, их можно найти в учебниках по стилистике. Не во всех, конечно, только в специализированных, для филологических факультетов. Но информация есть. Например, в учебнике: Кожиной М. Н. Речеведение. Теория функциональной стилистики: избранные труды. М.: Флинта, 2015. Ибо техники эти – уже высший пилотаж писателя.

Вы, наверняка, читали научную и научно-популярную литературу, которая была и увлекательной, и интересной, не хуже детектива или приключенческого романа. Р. Г. Скрынников, например, писал захватывающие научные труды про Ивана Грозного, про Смуту, возникшую по смерти последнего Рюриковича, про дуэль Пушкина и про Ермака. Н. И. Костомаров составил многотомную «Русскую историю в жизнеописаниях ее главнейших деятелей», от которой не оторваться, так потрясающе интересно она написана. Из новейшего мне очень нравится, как написан нон-фикшн А. Бушкова в жанре исторического расследования. Вот где настоящий детектив, не хуже Агаты Кристи.

А В. Я. Пропп с его «Морфологией волшебной сказки», а А. Курпатов, который объясняет физиологию страха, невроза, депрессии и других популярных сегодня недугов, просто и завлекательно. Читатель излечивается от бессонницы и клаустрофобии, едва взяв книгу в руки и перевернув первую страницу.

Что уж говорить про книгу Роберта Кийосаки «Богатый папа, бедный папа»! Все прочитавшие ее на одном дыхании, тут же стали специалистами по инвестициям, побежали вкладывать большие деньги в пассивы и мелкие в активы (или наоборот? 🤨 Не помню, давно не перечитывала) и будто бы, лично способствовали созданию денежного пузыря, лопнувшего в 2008 году и породившего мировой финансовый кризис. Но в случае с Кийосаки, надо думать, есть и заслуга переводчика.

Роберт Кийосаки держит в руках свою книгу «Богатый папа, бедный папа» на японском языке. Фото: 17 октября 2017 г. Токио

Итак, что же это за средства?

Во-первых, к ним относятся разного рода вопросительные предложения и вопросно-ответный комплекс. Когда автор ставит вопрос и сам же на него отвечает.

Вопросы могут быть настоящими и фейковыми искусственными, фигурами речи, риторическими, употребленными с одной только целью – активизировать внимание читателя, включить его мыслительный процесс:

Значит, мифом может стать все что угодно? Я полагаю, что дело обстоит именно так, ведь суггестивная сила мира беспредельна. (Р. Барт)

Как узнать в каждом данном случае, имеешь ли дело со сновидением состояния или же с событийным сном? Как установить, означает ли видение именно то, что в нем «привиделось», или же следует предположить, что оно лишь «знаменует одно через другое»? (М. Фуко)

Если вместе со смертью навсегда прекращается существование человека, то спрашивается, к чему наши заботы о будущем? К чему, наконец, понятие долга, если существование человеческой личности прекращается вместе с последним предсмертным вздохом? (В. М. Бехтерев)

Вопросы автор адресует как своим коллегам-ученым, оппонентам и сторонникам, так и совокупному читателю.

Во-вторых, чужая прямая речь в виде цитаты как реплика, за которой следует собственная реплика – ответ, возражение, согласие. Получается вполне себе настоящий диалог. И неважно, что человек, с которым коммуницирует автор может быть уже умер. Он попал в культурную матрицу, оставил память о себе в виде текста, а, как объясняет нам М. Бахтин, любой текст – это ответ на текст предыдущий, реплика в диалоге культур. В этом смысле вся человеческая цивилизация, с самых ранних дописьменных времен – диалогична и полифонична. Ведь авторов, создающих тексты, великое множество и все они что-то говорят, то есть участвуют в глобальном историко-культурном полилоге.

Я возражала, что хочу посеять семена протеста. Умные преподаватели как в воду глядели, они вздыхали и предупреждали: «Вы не посеете ничего». (В. Новодворская)

Елена хорошо уразумела слова мужа. Вдовы московских государей получали «по достоянию» вдовий удел. Так издавна повелось среди потомков Калиты. Елена плакала. «Жалостно было тогда видеть ее слезы, рыдания», – печально завершает очевидец свой рассказ. (Р. Скрынников)

Разочарование, которое я тогда испытал, постепенно сделало меня странно равнодушным, укрепив мою веру в собственный опыт. Вслед за Кандидом я мог теперь повторить: «Tout cela est bien dit – mais il faut cultiver notre jardin» (Все это верно, но нужно возделывать свой сад. – фр.), – подразумевая под этим собственные занятия. (К. Юнг)

В-третьих, речь косвенная, с которой соглашается или не соглашается повествователь. Непрямой диалог.

Едва ли можно согласиться с мнением, что коронация Ивана IV и предшествовавшие ей казни положили конец боярскому правлению. В действительности произошла всего лишь смена боярских группировок у кормила власти. Наступил кратковременный период господства Глинских. (Р. Скрынников)

Сперанский винит в этом недостаточность материала. Но с тех пор, как писались приведенные строки, прошло много лет. За это время окончен капитальный труд И. Вольте и Г. Поливки, озаглавленный «Примечания к сказкам братьев Гримм». Здесь под каждую сказку этого сборника подведены варианты со всего мира. (В. Пропп)

Особенно они обращают внимание на слова восточного происхождения, ибо некоторые из них, по их мнению, сохранили черты половецкого языка. (А. Зимин)

В-четвертых, побудительные предложения (императивы), которые побуждают аудиторию к эмоциональному и интеллектуальному сопереживанию, создает иллюзию присутствия, словно сам автор действительно стоит перед читателем и объясняет ему предмет, чертя на доске карты и формулы:

Теперь мы должны обратиться несколько назад и посмотреть, что сделал Шемяка, сидя в Москве на столе великокняжеском. (С. М. Соловьев)

Не думайте, что эти рассуждения – не от мира сего и слишком далеки от реальной жизни. Верно, что лишь немногие люди способны достичь таких высоких моральных стандартов. Только немногие из заключенных сохранили полную внутреннюю свободу и обрели те ценности, которыми их обогатили страдания. (В. Франкл)

Возьмем, к примеру, недавнюю предвыборную кампанию на пост канцлера страны и то, как вел ее Франц-Иозеф Штраус, бывший министр обороны, противником которого был нынешний мэр Берлина Вилли Брандт – после прихода к власти Гитлера Брандт скрывался в Норвегии. (Х. Арендт)
Учитель. Художник И. Таанман, современная живопись

Посмотрим, взглянем, обратимся, возьмем, взгляните, посмотрите, возьмите, не думайте, не отрицайте и т.п. – все эти слова, отражающие логику автора, на самом деле вводятся в текст с единственной целью – сделать читателя своим со-товарищем, со-мыслителем, партнером в разработке темы, вовлечь его в процесс мышления и со-творчества.

В-пятых, использование художественно-изобразительных средств. Хотя и говорят, что научный стиль – максимально лаконичный, точный, без оценочных слов и метафор (именно это, кстати, отличает его от художественного), но в гомеопатической дозе изобразительные средства ему не повредят.

Крайне осторожно стоит обращаться автору нон-фикшн с эмоциональной и оценочной лексикой, образными средствами – метафорами, модальными глаголами, разговорной лексикой, восклицательными предложениями, инверсией – когда слово, которое нужно выделить, ставится в конец, даже если по логике оно должно стоять не там. Аккуратно и с оглядкой, но все же использовать художественные средства. Приправлять ими текст.

Привнесение в научный и публицистический текст разговорных элементов на самом деле бывает на пользу. Ведь познавать мир только на рациональном и понятийном уровне невозможно, в процессе все равно задействуются и эмоции, и воля. Для включения чувств читателя писатель использует изобразительные средства. Все просто!

Вечером этого голодного дня мы лежали в наших бараках-землянках в очень плохом настроении. Разговаривать не хотелось, к тому же каждое слово раздражало. И тут еще, как назло, погас свет. Настроение упало до предела. (В. Франкл)

Это акт политической воли, решительных намерений покарать вероломного соседа, в ней едва скрытая надежда на то, что, возможно, пожар войны еще удастся быстро погасить. (Д. Волкогонов)

Но это не все, что необходимо для их торжества: нужны не только крепкие нервы и самоотверженные характеры, нужны еще и сообразительные умы. Как легко испортить всякое хорошее дело, и сколько высоких идеалов успели люди уронить и захватать неумелыми или неопрятными руками! (В. О. Ключевский)

Но в следственных делах оставались лишь те документы, которые играли на руку следовательской версии, выбитой из подследственных иногда пытками, и не только физическими. Самое страшное было положение семейных. (Д. С. Лихачев). Инверсия в последнем предложении. По логике предложение должно строится так: Положение семейных было самое страшное. У Лихачева «семейные» поставлены на последнее место в предложении – самое сильное, чтобы сделать акцент именно на нем. В самой большой опасности были именно семейные и никакие другие.

В-шестых, противительные, соединительные и усилительные союзы и частицы. Иногда союз и частица стоят вместе.

Союзы и частицы имитируют диалог, словно разговаривают двое. Один высказывает суждение, второй не соглашается с ним, придирается уточняет: но ведь…, однако же…, а не будет ли…, но я лишь…, а как же… и т.п.

Я отдаю себе отчет в том, что русские люди, критически отзывающиеся о России, менее уязвимы обвинениям в антирусских настроениях, чем высказывающие подобные же взгляды иноземцы. Но ведь это проблема чисто психологическая, а не интеллектуальная: я никак не могу принять довода о том, что критическое отношение, если оно высказывается посторонним, изобличает какую-то враждебность. (Р. Пайпс)

Звонкие, увесистые оплеухи, которые финская армия навешала зимой 39-40 г. «первому красному офицеру», продолжали гореть на щеках Ворошилова. К тому же дело тогда вовсе не ограничилось одними только метафорическими «оплеухами». (М. Солонин) Этот отрывок может служить прекрасной иллюстрацией и для пятого пункта, т.е. для художественно-изобразительных средств.

Оба названия – метафоры, но каждая из них уместна лишь в своей области. (А. Тойнби)
Спор. Художник Ф. Кеммерер, 1890-е гг. (?)

В-седьмых, вводные и вставные слова и конструкции являются прекрасным средством сделать научный и публицистический текст диалогичнее. Послушайте, как говорят люди в обычное время, их речь полна вводных и вставных фраз, которые уточняют, поясняют, ссылаются на кого-либо или на высказанную кем-то точку зрения, оценивают, добавляют, предупреждают собеседника о его реакции: – Сядь, а то упадешь, я тебе сейчас такое расскажу!

Разумеется, это крайнее упрощение. Но все же в логотерапии пациента действительно ставят перед вопросом о смысле его жизни и переориентируют по отношению к нему. (В. Франкл)

Здесь, между прочим, видим, как церковь вооружалась против явлений, бывших следствием родовых отношений княжеских, и как изначала содействовала утверждению отношений государственных (С. М. Соловьев)

Если же мы учтем, что среднестатистический современный человек трудоголик, а значит, невротично стремится к каким-то результатам, то отдых, причем настоящий и полноценный, для него просто жизненно необходим, иначе жди беды. (А. Курпатов)

Пояснительный союз то есть или его сокращенная форма т.е. относится к вводным и вставным конструкциям, а не союзам и частицам из шестого пункта, как можно было подумать. В союзе то есть заключена вся сущность бережного отношения автора к читателю. Автор поясняет непонятный термин или явление, с котором читатель не знаком. Переводит жаргонизм (жаргон может быть и научным, к слову) на человеческий язык.

«Новгородци бо изначала и Смоляне и Кыяне и Полочане и вся власти (то есть волости), якоже на думу, на веча сходятся», – говорит летописец и под именем этих «властей» разумеет не членов какого-либо племени, а жителей городов и волостей. (С. Ф. Платонов)

Наконец, в-восьмых, но не в последних, наверняка найдутся и другие способы диалогизации произведений в жанре нон-фикшн, которые мы не нашли или пропустили, это развернутые вариативные повторы. С помощью таких повторов автор направляет и акцентирует внимание читателя на важных вещах, вступая с ним в своего рода диалог. Предполагается, что читатель кивает головой и соглашается следовать за автором: перечитывать, обращать внимание, снова возвращаться к теме.

В анекдоте, как не раз мне приходилось подчеркивать, главное не производимое им комическое впечатление: в первую очередь он должен изумить и озадачить. (Е. Курганов)

Возможно, при этом чьи-то любимые мозоли окажутся самым варварским образом оттоптанными, но моей вины тут нет, все, повторяю, основано на первоисточниках. (А. Бушков)

Таким образом, авторам литературы в жанре нон-фикшн можно выдохнуть, и у них есть место, где развернуться, и поймать в фокус читательское внимание. Масса средств, одно другого лучше, бери и применяй.

А вы используете вышеперечисленные способы, чтобы делать ваши тексты нон-фикшн более диалогичными?