Как сконструирован образ графини в «Пиковой даме» Пушкина?
Графиня Томская – живая и мертвая – центральный персонаж повести Пушкина «Пиковая дама». Каждый, кто читал произведение, скажет, что Анна Федотовна была капризной, деспотичной старухой, очень богатой и влиятельной.
Вряд ли вы помните, благодаря чему в вашем сознании возник именно такой образ. Впрочем, поразмыслив, вы, возможно, скажете, что образ сложился потому, что Пушкин описал ее именно такими словами. На это я возражу, что в тексте повести нет слов «капризная», «деспотичная», «властолюбивая», «тиран», «ворчливая»... Нет даже корней этих слов. А из всего несметного богатства старухи упомянут только «богатый катафалк», на котором стоит ее гроб под бархатным балдахином.
Все дело в том, что для создания образа графини Пушкин, талантливый писатель, пользуется специальными языковыми средствами или инструментами. Грамотное и экономное (это важно!) применение этих средств позволяет создать абсолютно живых персонажей не называя их напрямую теми, кеми они являются – самодурами, весельчаками, скрягами, красавицами и красавцами, пройдохами, жертвами, мучителями и т.д. и т.п.
Никакой магии тут нет. Все эти средства давно известны человечеству, любой, у кого есть склонность к литературной работе, может им обучиться. В моем вышедшем недавно «Самоучителе литературного мастерства» художественно-изобразительным средствам и работе с ними посвящена целая глава.
Средства создания образа в произведении подразделяются на литературные и языковые. Для лепки Анны Федотовны из литературных средств автор воспользовался психологической деталью, приемом портрета и речевой характеристикой (это когда персонаж разговаривает), а из языковых – лексическими и стилистическими средствами.
Проанализировав одни только языковые средства в повести, мы проникнем в творческую лабораторию Пушкина и увидим, из чего состоит его стиль, а еще, возможно, приблизимся к пониманию авторского замысла, а вернее к разгадке загаданной Пушкиным загадки: ангелом или демоном была зловещая графиня?
Анна Федотовна Томская изображена в трех ипостасях. Во-первых, в виде молодой блестящей дамы, из-за которой, по собственным ее словам, чуть не застрелился кардинал Ришелье (ну-ну). Во-вторых, знатной старухой, «избалованной светом, скупой и погруженной в холодный эгоизм». И, в-третьих, белым призраком, являющимся Германну после смерти.
Для разграничения образов Пушкин прибегает к глаголам. Описывая молодость Томской, использует глаголы активного действия: объявила, приказала, дала (пощечину), отыгралась, сплела (историю) и т.п. Особенно примечателен в этом смысле глагол «явилась», которым описывается появление графини в Версале:
В тот же самый вечер бабушка явилась в Версали, au jeu de la Reine.
В этом вся суть молодой Анны Федотовны. Она не пришла, не приехала, не просто вошла в залу, где играли, она именно что явилась. Тем явственнее будет контраст, когда во второй главе Пушкин скажет, что она «таскалась на балы». Достаточно одного эмоционально окрашенного глагола «таскалась», мастерски употребленного, чтобы выразить всю смехотворность и неуместность появления старухи в свете. Напиши вместо «таскалась» – «приезжала» и образ графини, над которой потешается весь свет, не будет таким ярким и выпуклым.
Говоря о графине-старухе, Пушкин почти не употребляет активных глаголов (речь не о залоге, а об активном действии). Те редкие движения, что Томская совершает сама, происходят медленно и тяжело: опустилась в кресла, вошла чуть живая. Но чаще всего действия совершает не она сама, а их совершают с нею, как с предметом. Лакеи приподнимают ее и просовывают (так!) в дверцы, выносят под руки, укутанную – кто-то же ее укутал – в соболью шубу. Даже карета, в которой сидит старая Анна Федотовна, катит по рыхлому снегу «тяжело». Хотя казалось бы, какая тяжесть от восьмидесятилетней женщины? Карета отяжелела не от груза, а от старости, от одного только присутствия старухи внутри нее...
Графиня стала раздеваться перед зеркалом. Откололи с нее чепец, украшенный розами; сняли напудренный парик с ее седой и плотно остриженной головы. Булавки дождем сыпались около нее. Желтое платье, шитое серебром, упало к распухлым ее ногам.
Несмотря на то, что в начале фразы Пушкин говорит «графиня стала раздеваться», на самом деле это слуги раздевают ее. Точно так же, как некоторое время назад одевали, укутывали в шубу и несли до кареты.
Заметьте, как автор противопоставляет активность неживых предметов пассивности живой старухи. Дождь из булавок рассыпается вокруг нее, платье падает к ногам, почти парализованным, распухшим, стоящим неподвижно. Образ оживает, благодаря глаголам, которые наполняют сцену движением, создают в воображении читателя картинку.
Чтобы сконструировать подлинно художественный образ, Пушкин добавляет в него цвета, т.е. цветовую лексику.
Какой цвет ассоциируется со старой графиней? Правильно, желтый. Есть даже устойчивое выражение «пожелтеть от старости». Старуха Анна Федотова повязывает себе огненные, т.е. красно-желтые ленты, возвращается с бала, одетая в желтое, шитое серебром платье. Сидит в креслах вся желтая.
Но стоит ей умереть, превратиться в призрака, как цвет ее тела и одеяния меняется на белый.
Усопшая лежала в нем с руками, сложенными на груди, в кружевном чепце и в белом атласном платье.
Лицо из желтого становится бледным, белым. Когда она мертвая является ночью Германну, то одета в белое платье, да и сама она вся белая.
На контрасте желтого – белого Пушкин создает образ персонажа. Но не только на нем.
Речь живой женщины и призрака различна. Старуха все время ворчит и бранится, в ее речах много просторечной лексики, все эти «мать моя», «вчерась», «я чаю» и т.п. Она приказывает и повелевает, ее реплики переданы через побудительные и восклицательные предложения. Призрак не восклицает, его речь спокойна и сдержана, лексически нейтральна, в ней встречаются придаточные предложения.
Живая графиня – старуха, ее призрак – женщина, намного моложе умершей, и только шаркающая походка напоминает нам о том, кем она была прежде.
Слишком сильная разница между живой и мертвой Томской и тот факт, что Пушкин очень много внимания уделил конструированию этой разницы, заставила литературоведов задуматься. Почему для него это было столь важно?
Объяснений нашлось несколько. Одна версия – Пушкин преобразил графиню в белую женщину, чтобы показать ее святость, тот факт, что после смерти она попала в рай, потому что Германн искупил ее грехи. И вот она приходит к нему, чтобы отблагодарить. Вторая – через графиню действуют темные силы, именно поэтому призрак является Германну ночью и стоит перед ним в белом платье, читай саване, озаренный луной. Луна, как известно, спутница нечистой силы. Демоны, к сонму которых принадлежит графиня, хотят наказать Германна, являются к нему и сообщают заведомо ложную комбинацию карт.
Есть еще, правда, вероятность, что никакой интриги тут нет, графиня является Германну в белом, потому что все призраки и привидения одеваются в белое, и Пушкин здесь просто следует традиции.
К какому варианту склоняетесь вы?
Посмотрим теперь, какие изобразительно-выразительные средства использует Пушкин для создания образа инфернальной графини.
Заметим, что Пушкин, в принципе, не очень жалует метафоры. Это в стихах он дает себе волю и пишет почти сплошь эпитетами, олицетворениями, синекдохами и прочими тропами, а в прозе, придерживаясь реалистической традиции, он скромен и скуп, ограничивается короткими нераспространенными предложениями. Эпитетами не злоупотребляет, а там, где все же решается вставить, берет самый что ни на есть нейтральный и маловыразительный.
В неоконченной статье «О прозе» (1822) Пушкин сообщал:
Точность и краткость – вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей – без них блестящие выражения ни к чему не служат.
Теперь нам ясно, почему Пушкин-прозаик экономит на выразительных средствах. Чтобы оставаться точным и кратким, сосредоточить основное внимание на мысли, действии.
Он явно избегает красивостей и эффектных словосочетаний, наигранных сопоставлений и громких фраз. Не подсвечивает деталей, не уводит взгляд в сторону от целого. В результате получается качественный, живой текст, когда у читателя в сознании остается пространство для маневра. Редкие эпитеты – всего три на всю повесть – ленты огненного цвета, страшная старуха и холодный эгоизм – не загромождают текст, не замедляют повествование, поэтому так ценны и блестят наряду с единственным оксюмороном «уродливое украшение» и двумя сравнениями «булавки дождем сыпались около нее» и «к ней с низкими поклонами подходили приезжающие гости, как по установленному обряду» словно драгоценные камни в изящной оправе.
Вот так благодаря правильно подобранным глаголам, словам-цветообозначениям, приему антитезы и редким, но метким тропам конструирует Пушкин образ графини Томской.