О порридже-броуке зачекайте кейс...
...или цепочка размышлений и наблюдений касательно речи в актуальных примерах, которая все крутится и крутится у меня в голове.
Не совсем обычный формат — здесь я постараюсь быть краток, ну, по своим меркам, по крайней мере.
Отчасти потому что на каждую из подтем мог бы толкнуть целую лекцию, и если начну все это расписывать, то утону в тексте; отчасти просто чтобы вытащить все это уже из головы. Высказаться.
Да, каждая из подтем взаимосвязана с остальными.
Не обойдется без плевков ядом, твиттерспича, самоцитат и лёгких, по касательной, упоминаний политики. Так что устраивайся поудобнее, пока я буду в очередной растекаться мысью по древу.
Мысью, да. "Мысь" — "белка" на старославянском, и она как бы "растекается" по дереву, мельтешит, носится по нему туда-сюда так, что непонятно, где она в данный момент и зачем там находится. Со временем исказилось до неправильного "мыслью", что по-своему иронично, конечно.
(интересно, сколько прочитавших вообще поймет отсылку в названии?..)
I. Порридж.
Думаю, не нужно лишний раз объяснять, кто такие порриджи.
Очень метко зафорсившееся определение подростка либо, иногда, молодого взрослого, который бегает за трендами потому что "ну это же тренды)", воспринимает любую дичь из соцсетей и инфосферы в целом за чистую монету, и обожает всё "западное", одновременно ненавидя все "расеянское". Оптом.
Считая его априори худшим. "Ватным".
И не пытаясь в чем-то разобраться сам.
Я, в общем, сам такой типаж буквально на дух не переношу, и тем не менее... Отчасти могу понять.
Не принять, но — понять, отчасти поставить себя на его место. С помощью речи.
Собственно, "porridge" — "овсяная каша".
"Овсянка" — это, ну, тоже "овсяная каша".
Одно и то же, выходит? Не совсем.
Это — "овсянка".
Именно то, что обычно невербально под ней подразумевается.
Безвкусная пресная масса, которую едят не от хорошей жизни. Или ради мифического похудения (потому что это так не работает), или от бедности.
Сам себе ты "овсянку" не приготовишь, если ты не отбитый ЗОЖник или не фитоняшка, да и в этих случаях, искреннее наслаждение блюдом никто не гарантирует.
Это ж практически сойлент.
Фото отлично иллюстрирует неаппетитность блюда. Но не все, что собой представляет "овсянка", уместилось на этом фото.
Где-то за границами кадра есть пустые бумажник и карта, а пакет овсянки куплен на последнюю мелочь, и об этом не особенно хочется распространяться в разговорах. Не стейк ведь. Не роллы, не пицца, даже не котлетки с пюрешкой.
За границами кадра осталась щербатая миска, в которую овсянку плюхнули гнутым половником. Миску можно было бы и заменить, но "и так нормально, не развалилась же".
Там же осталось что-то более вкусное, что-то, что можно добавить к этому приему пищи, потому что "это на праздники". "На потом".
На бесконечное "потом", ждущее случая, потихоньку приходящее в негодность на полках и антресолях. Тем забавнее, что это "потом", как правило, сопровождается алкоголем, и на вкус никто особо внимания обращать уже не будет. Лишь бы все "как у людей" — ломился стол, позвякивали бутылки.
Раз все должно быть "как у людей", то есть несладкую овсянку обычно тоже нельзя. Или, что ещё хуже, не "нельзя", но "делай как все". Я, например, люблю овсянку с мясом и пряностями. Но вслух об этом говорю редко, потому что на меня начинают смотреть, как на идиота.
"Так ведь никто не ест, и ты тоже тогда не ешь".
Слова повисают в небольшой кухоньке, ремонт в которой ждет все того же "потом". Здесь очень многое висит, держится, опирается на "потом", ждет своего случая, ждет фантомного момента, когда "заживем".
А сейчас есть только пустая овсянка в щербатой миске. Хрючево. Жижа, которую впихивать в себя предлагается быстро и не слишком концентрируясь на ощущениях. Не запоминая этот момент. Калории, не более, потому и нечего заморачиваться с оформлением, с варкой, с просеиванием.
Баловство это все.
Невольно вспоминается Пелевин с его "космическое назначение российской цивилизации — это переработка солнечной энергии в народное горе".
"Это точно такой же поджаренный кусочек хлеба, только гренка не может стоить 8 долларов, а crouton — может".
Без пяти минут гениальный маркетинг, если вдумываться. Не как чья-то заслуга, конкретного маркетолога, а как явление. Реклама как таковая и не нужна, если попросту назвать то же самое блюдо на иностраном — всеобщем — языке, а не на языке покупателя.
Сразу же появляются нужные ассоциации: "о, это как у них, что-то необычное, это их культура".
Даже если это то же самое блюдо.
Но теперь оно приготовлено так, как у них — в колыбели консьюмеризма.
Не как что-то плохое, просто факт.
По фотке выше уже понятно, что порридж хоть как-то вкусен, у него есть вкус, это не та овсяная баланда, которую ел Шухов в "Одном дне Ивана Денисовича". Потому что приготовлен правильно, с добавлением вкусняшек в изначально нейтральный и несколько безвкусный овёс. Сочетающихся продуктов, которые у нас привыкли употреблять иначе, и, как правило, отдельно.
Порридж могут даже не забыть чуть потомить под крышкой в конце варки, чтобы текстура стала более мягкой и приятной. Могут использовать нейтральный плотный йогурт, порой даже греческий. Свежие, крупные ягоды и фрукты. Красивая сервировка.
"Овсянка" в лучшем случае будет не пригоревшей и не разваренной.
Разумеется, на этой фотке тоже кое-что осталось за кадром.
Приятная атмосфера, например. Дизайн помещения, позволяющий без стыда сфоткать свою еду и выложить, например, в сториз. Прожить этот момент, получить удовольствие от приема пищи. Запомнить этот завтрак.
Дома, либо в менее ориентированных на сервис заведениях, на такое, конечно, косо посмотрят. Особенно старшее поколение. Которое будет бесконечно бухтеть про "молодежь" и смеяться с привычки фотать подобные вещи, однако держать в шкафу фотоальбом, нередко заполненный такой же кучей полурандомных кадров — это ровно та же самая инста, и привычка этот альбом доставать на любой попойке только добавляет схожести.
Ты покупаешь сервис. Ты платишь большей частью за сервис, за красивую сервировку, за возможность испытать положительные эмоции от приема пищи.
Фактически, заказывая порридж в модном кафе, ты покупаешь у капиталиста право почувствовать себя человеком. Ненадолго, но все же.
Это очень важно, на самом деле.
Ну, то есть, не только то, что нужно кушать и быть при этом "в моменте", концентрируясь на еде, чтобы наесться и еда была впрок.
Нужно иногда чувствовать себя человеком. Хоть иногда. Хоть по меркам нынешнего общества.
Напоминать себе, как это.
Иначе понемногу начинаешь дичать.
За кадром осталось ещё кое-что, по мелочи. Телефон последней модели. Рукава брендового свитшота. Всенепременная одноразка, типа HQD. И карта, почти всегда с родительскими деньгами.
Это, опять же, не плохо, как мне кажется.
Есть возможность и желание так жить — живи.
Именно порриджи, я думаю, получаются не из этого и не из-за этого.
Скорее, из-за того, что и вечное желание отложить "потом, к случаю, когда заживем" любые ништяки вплоть до ментальных у старшего поколения, и вот эта постоянная жизнь в купленном моменте у тех, кто помладше и может себе позволить — это вещи хоть вроде и полярные, но очень схожие по сути.
А вот именно порридж получается, если такой человек постоянно покупает себе эту человечность, везде, во всём. Как и любой товар, она концентрирована, приукрашена; за отдельные деньги к тебе уже относятся не просто как к человеку, а как к Вашему Величеству.
Но деньги, особенно на родительской карте, рано или поздно кончаются. Любые деньги, любое особое положение. И тогда наступает неприятный момент осознания, что иногда нужно не только казаться, но ещё и быть. Осознания, что на любом уровне достатка живут (иногда откровенно существуют) люди, и тебе тоже придется примерять человечью шкуру. Рано или поздно.
Придется учиться кем-то быть, а не покупать себе статус. Вполне обычный навык, кстати. Но этому нужно учиться, через боль, через ошибки — зачем?
Вспоминаются фотки различных туристических мест притяжения. Оказавшись в этом месте по факту, обычно ты получаешь не отретушированную и выверенную по сетке и композиции перенасыщенную лоснящуюся картинку, а, ну... реальность.
Слегка покосившуюся башню там, например, с вавилонскими толпами орущих туристов вокруг.
Если не доводилось пробовать "овсянку", если всю жизнь живешь на "порридже", то реальность — даже если она где-то между, как оно и случается обычно — может вызвать лютый диссонанс.
Это как с Байкалом. Прибайкалье очень красивое, да, но фотки — это фотки, и приехав туда лично, ты получишь несколько иной опыт.
Если сумеешь для себя в этом что-то разглядеть, насладиться и этим, то, ну, чудесно! Нет — что ж, пополнишь ряды тех, кто уезжает оттуда с гневным "ну это же просто озеро и бурятов толпы вокруг", потому что некому было тебе это зрелище на месте продать, указать, чему радоваться.
Да, такие есть.
Да, по факту все так и обстоит. Там ещё толпы китайцев летом.
Но так и любые горы, например, можно назвать "просто неровной землей".
Как я уже сказал, понять их можно. Это жизнь внутри определенной парадигмы, целиком построенная на том, что за "членство" в ней ты постоянно платишь. Не только деньгами, кстати, но и вниманием, временем, возможностями.
Местами все это похоже на банальную субкультуру, с непременным делением на "своих" и "чужих". Только "свои" теперь живут где-то за океаном, и, чаще всего, адепт видит их только на экране смартфона.
А из любой субкультуры рано или поздно вырастают. Так что за порриджами даже забавно наблюдать. И за тем, как под них как под целевую аудиторию подстраиваются значительные пласты рынка.
Как от этого явления начинают расходиться волны по реальности, по языку.
Как менеджеры по клинингу в лаунже убирают недоеденный порридж.
II. Менеджер.
Вроде уже давно и прочно укоренившийся англицизм, но он все ещё вызывает у меня лёгкий зубовный скрежет.
Потому что в какой-то момент англицизмом быть перестал.
"Менеджер" — это всего-навсего "управляющий", потому что "to manage" означает "управлять, контролировать".
Изначально, ещё в конце девяностых, это тоже был необходимый в тех условиях нейминг, только для компаний. "У нас менеджеры, а не управляющие. У нас всё как у них, работаем с зарубежными партнерами, зарплата в валюте, никакой совковой кондовости".
Разговаривал с человеком, заставшим все это лично и поработавшим менеджером в те времена — говорит, что так и было.
Включая требования и ответственность.
Но со временем ведение бизнеса как у них стало нормой, особенно малого. Ему тоже потребовался нейминг, рассчитанный на более молодое поколение.
Отсюда и растут ноги у менеджеров, которые "не те менеджеры", а "просто менеджеры". Менеджеры всего подряд. Включая комичные случаи, вроде именования должности уборщика "клининг-менеджером".
Кстати, именно в этом случае, я, в общем, за подобные инициативы, потому что у "уборщика" слишком уж негативный контекст после девяностых и нулевых, этому слову нужно дать какое-то время на сброс ассоциаций. На то, чтобы всенепременные гнутое оцинкованное ведро и гнилая тряпка от него отвалились.
Так будет, впрочем. Обязательно будет. Со временем.
Так вот, сами-себе-менеджеры, которые есть почти в любом мелком и среднем бизнесе (навскидку, та же Yota одно время называла своих работников на островках менеджерами) не заставили перестать существовать менеджеров изначальных, реальных управленцев — и управленцев, как правило, с навыками и опытом. Очень, судя по их мнениям, недовольных такими сравнениями.
В итоге получился бармаглот. Или брандашмыг, скорее.
"Менеджер" — это что-то неопределенное, с плавающим списком обязанностей, зоной ответственности и уровнем оплаты. Как поменеджишь, так и поешь. Даже у продавца-консультанта, которым я большую часть времени работал, более четко очерчен рабочий процесс.
Есть какие-то ожидания, некое референсное окно.
У менеджера их практически нет.
Это ведь не управляющий и не ответственный, это именно менеджер. Платить ему можно как вздумается, вешать на него можно любые задачи. Попробуй-ка отправь "управляющего" пол мыть!
А менеджера вот можно.
Потому что никто не знает, что это такое, и в итоге он всё понемножку, что понадобится, иногда в обход ТК.
Удобненько, ничего не скажешь.
Даже несмотря на то, что появление чего-то подобного — многофункционального работника, лично ответственного за свою прибыль, с модным названием — вполне естественно и ожидаемо.
III. Стих, зачитанный Матвиенко.
Вот этот, видео чуть пониже по ссылке.
"А у нас сегодня воркшоп, а у вас? Агрится на нас наш коуч за фриланс. А у нас тут бебиситтер хайпанула не то слово, год пиарился родитель вместе с чатом на ток-шоу. А у нас известный гуру в области архитектуры сделал селфи для пиара, лук он выбрал экстремала".
Весьма натужно и потому кукожно написано, к слову.
Было довольно много шуток именно над ней в ответ, но все это немного мимо.
Матвиенко — спикер Совета Федерации, преимущественно человек-рупор того, что там надумал Совфед, что решили на одном из высших уровней правления страны. Это не ее личная инициатива.
К тому же, на большинстве видео она действительно говорит довольно внятно и грамотно. Вроде бы ожидаемое от спикера и от высокопоставленного чиновника умение, но...
Периодически, когда попадаются видео с представителями Совфеда или Госдумы, озвучивающими что-либо касательно своей работы, хочется хвататься за голову.
За его или ее голову.
Удостовериться, что она не надувная.
Речь — это отражение мышления человека, и как вы вообще с такой скомканной речью, с такой "дубовой" манерой изъясняться, с неспособностью связать пару внятных предложений смогли попасть на этот пост?
На пост, где нужно работать не руками, а именно головой, мыслить и обдумывать что-то, господи. Кажется, принцип Питера действительно работает.
В принципе, ничего нового, Совфед внезапно узнал и крайне озаботился тем, что язык суть живая среда, он постоянно меняется и эволюционирует, и его крайне сложно — и незачем, вообще-то — запереть в пыльном кабинете, чтобы ничего не менялось и все было нормировано.
Такой вот нежданчик для людей, которые свой хлеб получают за использование мышления и речи, то есть этой самой среды, да.
Добавить нечего.
И, само собой, угрозу нарушения статуса кво хоть в чем-либо тут же попытались задушить, выпустив нашумевший словарь "Говори по-русски".
В статье так или иначе затронуто почти все, что хотелось упомянуть, и есть больше фоток этого горе-словаря, так что рекомендую сходить по ссылке, благо статья небольшая.
Разумеется, это инициатива от крымского госаппарата, который проявляет завидное рвение в последнее время.
Это пиздец, потому что это даже не канцелярит как таковой, настолько лениво и не задумываясь это всё сделано. Готов поспорить на деньги, что ни один филолог к составлению, кхм, этого "словаря" не привлекался.
Все делалось чинушами в кабинетах. В лучшем случае.
В худшем — секретаршей. Одной.
Кабинетной пылью от "словаря" разит за версту.
Потому что в кабинетах ничего не меняется, и никто не заинтересован в том, чтобы оно начало.
В жизни люди так не разговаривают; язык всегда стремится к максимальной эффективности, и если два человека существуют в одном контексте, где оба понимают, что, например, слово "юзать" означает "использовать" — оно начнет понемногу вытеснять более длинный аналог. Именно из разговорной речи, притягивать сюда какой-либо другой стиль не нужно, хотя это стабильно пытаются делать, когда нужна новая ветряная мельница для героического забарывания.
И сейчас мы говорим о контексте, в котором существуют не двое людей, а гораздо больше, часть из которых использует оригинал заимствования, то есть выражение "to use".
Англоговорящие, да. То, что наши языки позволяют использовать одну и ту же лексему с минимальными изменениями, ускоряя процесс обмена мнениями — это, вообще-то, чудесно. Это шаг в правильном направлении.
А за замену "подкаста" на "аудиопрограмму", например, нужно вообще наотмашь бить по лицу словарем Морковкина.
Но, понятное дело, авторам до реального применения этой траты бумаги дела нет, да никто и не пытался заставить их разговаривать по этому словарю хотя бы один день.
Никто не поднимал упомянутый в оригинальной статье вопрос того, что "словарь" предлагает замещать одни заимствования другими заимствованиями.
Нет никакой точки отсчета, где давно и прочно укоренившееся заимствования из других языков уже можно было бы считать своими, родными.
Есть только очковтирательство и очередная попытка все регулировать, запрещать и пытаться затормозить в развитии вместо какого-либо конструктива. Снова смех от адекватных людей, снова вопли "вот это правильно" от тех, кто ни бельмеса в этом всем не смыслит, и судит только по тому факту, что "ну энто ж американские слова а всех американцев надо танками давить".
Сомневаюсь, что кто-либо из них хоть раз разговаривал с самым обычным американцем.
Я иногда переписываюсь — они точно такие же люди.
В итоге имеем ещё одну инициативу, где, по факту, нет выгодополучателей. Кредит недоверия к чиновничьему аппарату ещё больше вырос. Шансы на какие-то рациональные предложения стали ещё более призрачными, как и шанс того, что "этих клоунов" хотя бы попытаются выслушать адекватные люди.
Никто не был наказан, зато явно ведь кого-то за эту дичь премировали на местах.
Причем именно за сам факт проявленной инициативы, за инфоповод, не за результат.
Как это обычно делается.
Не могу сказать, что фанат СССР, но тогда за очковтирательство сажали. Интересно, куда же подевалась эта практика?..
И почему же в "словаре" нет замены очевидно заимствованному слову "спикер"?
Интерлюдия. "Язык Пушкина".
Кого ни спроси, особенно из тех, кто постарше, и тех, что у кормушки — у нас один великий писатель. Александр Сергеевич Пушкин. Наше Всё.
Хрестоматийный автор, "стыдно не знать", вбито ещё со школьной скамьи.
Слегка подумав, возможно, назовут ещё Толстого.
Лермонтова, может быть. Достоевского.
Если назовут кого-то вроде Грибоедова, Фета, Островского — это уже повод уважительно поцокать языком.
Но Пушкина назовет кто угодно, причем таким тоном, словно это некая прописная истина. Такое ощущение, словно до Пушкина русской литературы не существовало как явления, а с его смертью она умерла и уже стала не тортом.
По Пушкину равняется абсолютно всё, и вынесенный в подзаголовок "язык Пушкина" — это некий лингвистический идеал, который, тем не менее, четко описать никто не может.
Он просто есть, он недостижим, и всё уже не то.
Не могут описать и то, например, что же именно написал Пушкин, кроме "Евгения Онегина" и "Руслана и Людмилы".
Как и то, почему очень и очень многие его эпиграммы, включая матерные, стыдливо заметаются под ковер. Там и так уже хлюпает.
"Он же великий, он не мог такого написать".
Не мог он, видимо, написать и очень, очень многих упоминаний собственного едва ли не алкоголизма. Да хоть та же самая известная строчка про няню.
Он мог и писал только то, что кому-то выгодно.
И это — только это, идеологически выверенные части творчества — все должны знать, потому что это "хрестоматийный автор".
Я к Александру Сергеевичу, в общем, нормально отношусь, без предвзятости, хоть и не считаю его неповторимым светилом и единственным литературным гением.
И тем не менее...
...Так продолжалось до 1843 года, когда в преподавании литературы произошла революция. Совершил ее Алексей Дмитриевич Галахов, который с 1830-х годов преподавал русский язык и словесность в женских учебных заведениях Москвы — Александринском сиротском институте и Александровском училище. В 1843 году он выпустил в свет хрестоматию, из которой выкинул очень много сочинений, до того считавшихся каноническими, — Державина, Петрова, Сумарокова, Тредиаковского, Ломоносова, Хераскова и других, в каком-то смысле уже кунсткамерных экспонатов. А на освободившихся страницах опубликовал сочинения живых или только что умерших прозаиков, драматургов и поэтов. Там появились Фет, Полонский, Кольцов, Боратынский, Майков, Полежаев, еще больше Пушкина и только что погибшего Лермонтова и многие другие. Многие названные поэты тогда делали только первые шаги в литературе и вообще были студентами — например, Фет и Полонский.
Перефразирую, чтобы было понятнее: это как если бы сейчас решением одного-единственного человека из нынешних хрестоматий повыкидывали почти всю "старую школу" в пользу современных Прилепина, Пелевина и Толстой.
IV. Заимствования.
Заведующий отделом Института русского языка РАН, доктор филологических наук Анатолий Баранов в свою очередь заявил, что проблемы англицизмов в русском языке не существует, пишет «Ридус».
«Какими-то специальными законами и постановлениями изъять заимствованную лексику из лексикона русского языка практически невозможно. Есть практическая жизнь, сфера экономики и финансов, сфера науки, где очень много заимствовано, и не только из английского языка», — сказал Баранов.
Очень уместное высказывание от знающего человека.
Заимствования были, есть и будут, и тому очень благоволит высокая пластичность русского языка, способность легко перенимать лексемы из других языков. Нет, не все языки в этом плане одинаковы.
Но, видимо, в глазах скрепных кабинетчиков, заимствования — это априори плохо, потому что не "русско", потому что "нужно импортозамещаться".
Видимо, мнение людей, которые не понимают, как что-то работает, действительно должно иметь какую-то ценность.
И, видимо, потому они снова пытаются запрещать и ограничивать, раз за разом не понимая, что нужно становиться ведущим в какой-то области, а не ведомым — и тогда начнут заимствовать уже у тебя.
Очень многие заимствования в русском языке были "подсмотрены" у лидеров в какой-то области, обычно только начинавшей развиваться.
"Элерон", "лонжерон" — авиация, французы, бывшие лидерами воздухоплавания когда-то. "Эскадрилья", кстати, тоже.
Воспетый в соцреалистической поэзии "мартен" — тоже французы, прорыв в металлургии, конец XVIII века.
"Мачта", "флагман", "шкипер", "крейсер", "шлюпка", "фрегат" — голландские морские термины, и авторитет голландцев в мореплавании времен эпохи парусников сложно оспорить.
Это так, примеры навскидку, которые сразу же вспомнились.
Можно пойти ещё дальше, и начать избавляться от практически всех слов, содержащих букву Ф, потому что это тоже заимствования.
Можно пойти ещё дальше, и дойти до момента, где начинаются заимствования уже из греческого, из древнеарабского.
Римские цифры, кстати, тоже выкинуть. И арабские.
Свои придумаем, видимо, посконные.
Сомневаюсь, что в итоге останется что-то хоть сколько-то "русское".
Не останется вообще почти ничего. Потому что у всех языков мира один и тот же корень — первые вокализации пещерных людей, и хоть ты тресни, ничего с этим поделать нельзя.
А ведь когда-то существовала целая практика, когда дворянских детей заставляли учить французский как "язык просвещенных людей". Чтобы они могли учиться у ведущих умов напрямую, чтобы они могли воспринимать ту среду, что дает наиболее благоприятную почву для ума на данный исторический промежуток. Вернуться домой, и, используя полученные знания, двигать уже собственную культуру вперед.
Но... Видимо, больше учиться стало незачем.
Вместо "учителей" и "просветителей" одни сплошные "вероятные противники".
Нередко слышал это мнение в разных формулировках, мол, "принципиально не буду учить английский, потому что на нем говорит вероятный противник, вся пиндосня нам враги".
Так ведь наоборот же; раз это твой "противник", тебе необходимо знать его язык. Тебе необходимо знать о нем все, иначе ты не сможешь с ним сражаться. Победить можно только того врага, которого ты знаешь. И мотивы которого понимаешь.
Иначе это шапкозакидательство и слепое упование на случай.
Но с дивана, наверное, виднее.
Как бы там ни было, мы живем в беспрецедентную эпоху: англоговорящие лидируют не в какой-либо прикладной и сравнительно специализированной сфере, а в мировых коммуникациях как таковых, потому что Интернет изначально был англоязычным. Оттого, волей-неволей, в других языках появляются англицизмы, обычно связанные с бизнесом и медиасферой.
Это обучение у лидера.
И чтобы самому стать лидером, нужно не запрещать все подряд, а самому претендовать на лидерство в этой сфере, развиваться, создавать что-то.
...Так где это?
Английский, к слову, на фоне всего этого тоже сильно меняется. Настолько, что за океаном пуристы от языка бьют тревогу.
По сути, уже сейчас тот язык, на котором общаются в социалках, и литературный английский — это два разных языка, причем разница очень и очень большая. Всемирный английский скорее можно назвать глобальным языком, эдаким мировым пиджином. Он с каждым годом становится все более деловым, более простым в плане основ и правил, более эклектичным.
И это прекрасно. И так будет, сколько ты ни запрещай все подряд.
Потому что люди ищут способ общаться, и они всегда его найдут.
V. Твиттерспич.
Вот этот тред в рутвиттере наделал довольно много шума и вызвал кучу насмешек. Оправданных, надо сказать.
Это всё всерьез, если что, не ирония.
С самого начала хотел как-то его прокомментировать, но даже сейчас не знаю, что именно нужно сказать.
Когда читал впервые — смеялся, иногда прерываясь на то, чтобы горестно вздохнуть. Рядом сидел друг, мы обсуждали это все по ходу дела, и то и дело начинали откровенно ржать.
Позже перечитал ещё раз, и весело мне уже не было.
Это живейший пример человека, который сыплет огромным количеством терминологии, смысла которой он попросту не понимает вовсе.
И, как мне кажется, не хочет. Судя по другим постам, по комментариям к другим твитам.
Примерно из-за таких людей стало невозможно без смеха употреблять выражения "непосредственно" и "в моменте".
Это прятки. Прятки за словами, и вообще-то, это довольно печально, потому что вряд ли человека можно найти и вытащить оттуда до возвращения мамы домой. Он слишком боится это признать. Слишком многое поставлено на эти слова, на инфантильное желание "оперировать крутым жаргоном".
Признать неправоту — обрушить целый пласт жизни.
Как в дженга.
И сейчас таких очень много. Слова все говорят одни и те же, но смысл при этом каждый вкладывает свой. Как строители Вавилонской башни.
Отличный аргумент в пользу того, чтобы знать, что ты вообще говоришь. Потому что так ты корректируешь то, что и как ты думаешь.
VI. Заключение.
Текст ниже — часть высказывания о речи, которое я как-то писал в споре на эту тему с другим человеком. Спор давно закрыт, а вот текст остался, и он здесь уместен, даже будучи несколько вырванным из контекста.
...Теперь к утверждению "было бы что мыслить, а слова найдутся". И да, и нет. Или даже, скорее, "ни да, ни нет".
Я уже упоминал "базовый уровень знаний", и если все, о чем тебе нужно мыслить — это простейшие вещи, вроде "работадомсемьяипотекателикдота", то, ну... Безусловно, тут ты прав, конец.
И то, возникает вопрос, где именно эти самые слова найдутся, и какими они будут.
Все слова, которые ты используешь в общении, ты откуда-то получил в свое время. Тебе донесли их смысл, тебе объяснили, как сопрягать их друг с другом. Ты не придумал ни одного слова для собственного использования.
В лучшем случае, взял существующий корень и переиначил, "формирование инсайд-мемов 101".
Иными словами, это позиция "мне выдадут все, что понадобится для жизни".
Как форму в армии.
Как быть, если я хочу носить не берцы и китель, а свои любимые кроп-топ и розовые трусы? Что если в облачении царского стрельца мне комфортнее или удобнее? Мне сначала надо о нем узнать, кстати.
Надев его, я уже нарушаю единообразие, делаю шаг из толпы. Это необязательно хорошо или правильно, обычно наоборот, но это происходит.
И я уже подтверждаю собственную теорию.
К счастью, мышление не ограничивается обдумыванием ответа на присланный мем с котом и попытками найти те самые слова, которые найдутся, чтобы описать такое чудесное явление, как "пачка пельменей Красная Цена", чтоб их.
Далее, о том самом, хм, главенствующем, по твоей версии, первостепенном мышлении. Первородном. Примальном. Мне нравится определение "подсознательное", потому что удачно укладывается в весьма наглядную модель и не слишком ограничивает само явление. В общем, то, что ты якобы мыслишь, но что ещё не облечено в слова, фразы, понятия, определения.
То. что пока не наделено смыслом.
Проблема в том, что без смысла оно бессмысленно, пардон за тавтологию.
Об этом чуть ниже, а пока ещё вот такой вопрос: а оно вообще есть, это подсознательное мышление, эти ощущения, которые ты испытываешь, но пока никак не трактуешь? Ведь нам нужны документальные подтверждения этого мыслительного процесса, того факта, что он был и ты что-то чувствовал, о чем-то думал. Как это можно подтвердить?
Рассказав кому-то. Или записав свои измышления. Используя, охохо, речь. Язык. Любой на твой выбор, хоть суахили, но остановимся пока на русском.
Положим, ты решил этого не делать, и оно все осталось в твоей голове. Знаешь популярную философскую загадку про "звук дерева, падающего посреди безлюдного леса"?
Никого ведь нет рядом, чтобы его зарегистрировать, может, оно и не издает никаких звуков вовсе.
Это похожая ситуация, только в ином ракурсе.
Если у тебя в голове были какие-то продукты работы разума, но этого никто никак не зафиксировал, то были ли они вообще? Есть ли ты сам в целом, твой разум, без фиксации своего присутствия?
Хорошо, положим, ты обратился к тем немногим способам, что, как говорят (хотя это спорно и зверски абстрактно), могут вытаскивать вот этот вот продукт разума из подсознания напрямую. Это рисование, это музыка, некоторые ещё приписывают сюда определенные виды танца и пения.
Не будем ввязываться в срач про то, действительно ли можно транслировать свое подсознание на холст — думаю, да, хоть и с подготовкой.
Итак, мы наебали систему и передали что-то, этот вот ментальный продукт, обойдя необходимость формовки его своим лексиконом, своим словарным запасом, своей версией языка. Беда — все, кто попытаются взаимодействовать с получившимся, будут анализировать это уже с позиции собственной речи, используя свой смысловой аппарат.
Ты каким-то образом ухитрился миновать необходимость применять свой, вытащив ыфврпофыавпфаывофпрафора из глубин разума прямиком на холст, но когда на это будет смотреть Васян, он там вряд ли увидит что-то особое.
Для начала, он не ты, и подсознательно сейчас думает о другом. Потом, у него нет достаточных широты и глубины понятийного аппарата, ассоциативного мышления, смысловых конструкций, чтобы вопринять это в должной степени, и он воспримет это узко.
Бедно. Скудно.
Только то, что на поверхности, самые очевидные пути для придания смысла. Используя свой язык.
Это та причина, кстати, по которой очень многое творчество начинающих, обычно всяких школьников и дуболомов из армии, может и не быть бесталанным — ну чувствует человек рифму, к примеру, или слог — но оно почти всегда будет банальным.
Отсюда бесконечное одинаковое творчество об одном и том же, отсюда рифмы "любовь-кровь" и "реп-хлеб", отсюда нулевая вариабельность крайне скудного количества сценариев.
Хочет человек душу излить, есть потребность творить (вполне, кстати, существующая, как потребность в еде), но доступные ему речевые элементы бедны, это максимально унитарные и широко используемые речевые конструкции обычно, с предельно общим и предопределенным смыслом.
Это нужно воспитывать. Этому нужно учиться. Слог нужно оттачивать.
Скудность доступных образов нужно исправлять познанием, обучением чему-то новому, получением нового опыта, разностороннего и богатого. Глядеть на мир с разных точек зрения, в том числе и противоречащих твоей.
Потому, например, писатели обычно неплохо подкованы в целой куче вещей, как и Ъ-журналисты.
Потому небанальные вещи — те, что нам обычно как раз нравятся — нас удивляют чем-то. Волнуют.
Заигрывают с нами рекомбинацией существующего во что-то новое. Эта же причина позволяет человеку с мощно раскачанным речевым аппаратом, тем, чем он структурирует свое мышление, вдохновиться мазней.
Придать этому такой смысл, который ещё не придавал никто.
Теперь о том, почему все-таки речь определяет то, как ты мыслишь.
Твое подсознательное мышление — это руда. Не пустая. Но в сыром виде из нее ничего не сделать, ее нужно переработать. Переплавить.
Руды у тебя много. Столько, сколько рудные бароны из первой Готики не видели. Руда самая разная, вся вперемешку.
У меня тоже есть руда. Мы с тобой, а далее и со всем миром, договориваемся, что будем выплавлять из руды слитки. Мы договариваемся о том, какими слитки должны быть по своим параметрам, по чистоте, по их количеству в одной партии на отгрузку.
У нас с тобой и со всем миром теперь есть унитарная система обработки и использования того, что есть у всех, но из чего в сыром виде ничего продуктивного не сделать, разве что кинуть кому-нибудь в голову куском побольше.
Эта унитарная система — основа языка.
Идет время, возникают новые возможности. Технологии обработки. Потребности. Ты и я, мы — литейные заводы с собственным рудником. Мы что-то производим, что-то отдаем кустарям, чтобы они превращали нашу продукцию во что-то более тонкое, специфическое. Неожиданное!
Мы немного отстаем от времени, такова инерция речи, но в целом — держимся огурцом, перенимаем новшества (те, что прижились). Мы взаимодействуем друг с другом, используя заранее оговоренные и установленные техпроцессы — слова, вернее, их части, потому что даже у суффиксов и приставок есть четкий смысл, меняющий общий при добавлении.
Если мы не будем использовать эту систему для менеджмента того, что мы, собственно, делаем, и как мы вообще с друг другом взаимодействуем, то все развалится в тот же миг, потеряв смысл. Даже если смысл будет у каждого свой, в целом его не будет. И потому львиная доля того, что ты написал касательно невлияния речи и вопроса о первичности, она, ну... Она опоздала, вот.
Мы приходим в мир, где определенные сообщества уже договорились друг с другом касательно смысла и сути той понятийной системы, в которой нам предстоит жить и умереть. Мы растем в ней, с самого детства становясь на определенные понятийные рельсы. С них можно съезжать, но это прогулка для тебя одного.
Их можно пытаться менять, разрушать, дополнять, но это шаг в сторону от стада и его законов.
Стайные животные такое не любят. Стайное животное — именно оно и чувствует все то, что кипит у тебя на подсознательном уровне.
Потому индивидуализм тяжел, нонконформизм тяжел.
Ещё многое определяется тем, что все натуральные языки — описательные, они когда-то возникли с целью дать определение, систематизировать то, что ты видишь, слышишь, ощущаешь и думаешь. Систематизировать и объяснить сородичу, так, чтобы вы в итоге оперировали хотя бы в общем и целом похожим понятием.
Без понятия "времени" нет времени. Есть восходы и заходы светила, но без понятия "движение" оно не движется. Без понятия "здесь" ты не здесь и не там, ты вообще нигде. Без понятия "любовь" ты будешь хотеть просто выебать самку, загнув ее раком, и кончив в нее как можно быстрее. С "любовью" ты и в кино ее сводишь, и шибари, и знакомство с родителями.
Есть альтернатива — синтетические языки. Эсперанто такой, на пол-шишки, он был создан как простая и неперегруженная вековыми наслоениями и заимствованиями альтернатива.
У этого есть и обратная сторона — он очень медленно развивается, у него нет пластичности.
Есть ещё логические языки, найдешь сам. Эти были созданы именно с целью проверки теорий, которые я тут вещаю, и они действительно показали интересные результаты.
Невозможно описать и обдумать то, что ты не можешь описать языком, как, например, никакие наркотики и вещества в целом (что научно доказано) не могут заставить испытать тебя нечто такое, что ты не можешь испытать сам, без стороннего вмешательства. Они могут очень сильно "перегружать" чувства, заставлять тебя чувствовать что-то против воли, но дать абсолютно новый опыт, новое чувство — нет.
Даже зверские диссоциативы, типа сальвии.
Очень советую почитать книгу "Тирания слов" Стюарта Чейза, там примерно моя же точка зрения во многих моментах, но от ученого человека.
А теперь, пожалуй, четыре языковых примера и я закругляюсь.
Первый, очень лайтовый.
Во всех языках индоевропейской семьи (а может, даже, и в других натуральных — в японском так точно, проверил специально) слово "гром" является звукоподражанием.
Мелочь? Мелочь.
Но ты к ней приучен, она отпечатана в твоем сознании. Она влияет на твое восприятие как вещей, так и некоторых языковых норм.
Попробуй придумать другое слово для обозначения грома и всерьез использовать его хотя бы неделю.
Второй, поинтереснее.
Слова "хочу" и "хочется".
Одно и то же в разном времени? Нет.
В слове "хочу" присутствует волевая функция, в слове "хочется" ее нет.
Ты делаешь какие-то усилия, попытки заполучить то, чего ты хочешь. Всерьез хочешь, я об этом говорю. Усилия могут быть крошечными, шажки могут быть детскими, но ты их делаешь, порой неосознанно. Да даже ребенок, упомянул вот, их делает — он ноет, канючит, ебет голову родителям, что он ХОЧЕТ шоколадку на кассе супермаркета. Это прилагаемое усилие.
Хочется же чего-то, что было бы очень классно получить, но если его не будет в ближайшей перспективе, то небесный свод оземь не ебнется.
Это скорее пометка на карте, маркер, как в том же Скайриме, куда ты можешь пойти, а можешь и не пойти.
Я вот сейчас хочу уже дописать эту лекцию, потому что второй час долбежки по клавиатуре пошел. Потом я хочу пойти в душ и поспать. Хочется же мне трахаться и невероятнейший Ибаньезовский безголовый бас за 160к деревянных. Очень хочется, если честно. Но я понимаю, что если вдруг он сейчас на меня свалится, то он мне будет как козе баян — нет всего остального нужного оборудования подходящего уровня. По этой же причине "хочется" в "хочу" пока превращать смысла нет.
Собственно, "хочется" может волевым усилием превратиться в "хочу", а вот обратно — нет.
Третий. Я кратко касался того факта, что у каждого корня, суффикса, приставки и так далее есть свой смысл, и из них, как из кубиков, складываются новые смыслы в речи. Знаешь больше этих частиц — у твоего персонажа, скажем так, больше возможностей для восприятия мира и с ним взаимодействия. И эти кусочки по отдельности воспринимаются бессознательным, как в музыке бессознательное слышит т.н. "ear candy" — незаметные для сознания изменения в звуке, делающие его интересным. Тот же тихий реверб, имитирующий комнату, или небольшие изменения в окраске звука.
Смотри. В английском языке есть слово "responsibility" — "ответственность". "Ability to respond". Возможность влиять, контролировать, данная человеку. Оттенок нейтрально-позитивный, англоговорящие по дефолту воспринимают это так.
Это как если бы тебе дали управлять яхтой. Да, если ты своими действиями расшибешь ее о скалы — виноват будешь именно ты, но у тебя есть возможность влиять на процесс.
ТЫ выбираешь, куда поплывет эта яхта, ТЫ это контролируешь.
В русском языке это будет, собственно, "ответственность". "Необходимость держать ответ". Ответ держат за провалы и прочий негатив, и оттенок у самого слова тоже негативный.
Ответственность — это обычно не особо-то приятно и довольно нервно. Само по себе слово "ответ" в этом контексте ещё в довесок тащит образ обоснования своих действий перед кем-то, нередко — перед многими, перед стаей. Неприятно, немного страшно даже.
А ведь это одно и то же понятие.
Четвертый пример. Самый тяжелый, по крайней мере для меня, очень подавленным себя ощущаю после мыслей об этом.
Ввод СССР войск в Афганистан уже все обсосали до косточек. В историю углубляться не буду, но там реально многое было через полную жопу сделано.
Днём врач-мужчина шел в кишлак и заходил на женскую половину дома, чтобы осмотреть чью-то жену. В мусульманском, предельно традиционалистском обществе, да. Ночью разъяренный таким поступком муж хватается за ружье и уходит в горы.
Наплевательство к традициям, квадратно-гнездовой способ... да много где нафейлили, но расплачивались за это обычные солдаты, а не ебучие партийные бонзы, которым понадобилась маленькая победоносная война.
Срочники, причем, расплачивались. Призывники.
И всем известно, насколько по-звериному афганские боевики вели себя по отношению именно к советским комбатантам. Те же леденящие истории про "самовары" и "красный тюльпан".
С людьми так не поступают, не так ли?
Взглянем на пушту, язык, на котором говорят афганцы.
У них есть слово "душман". Означает оно "враг", или, если прямо дословно, "злой человек", что-то подобное. То есть, это антропоморфный враг.
Ну, как у нас, например, егеря ведь не называют "врагами" волков.
Кстати, русские солдаты потому афганцев "духами" и звали — производное от "душман".
"Душманами" боевики называли много кого. Боевиков из враждебных группировок. Комбатантов из других стран. Мирных, которые не хотели принимать какую-то сторону в конфликте. Опять же, как наше "враг, вражина", универсально.
Но не советских солдат и офицеров.
Персонально их звали "шурави". "Советский". Качественное прилагательное без контекстной связи с "человеком".
Плохой. Мёртвый. Гнилой. Советский.
Язык это впитал. Язык это отразил и запомнил, передавая память будущим поколениям. И он помнит это по сей день, хотя та власть пала, и те люди перестали быть "шурави".
Да только ненависть не утихла.
Стоит ли после этого удивляться, что если человека тысячу раз назвать козлом, то он заблеет?
Что люди, растущие в определенной языковой среде — я сейчас про гетто, особенно черные, ну или про наши бараки с плодящимися алкашами — имеют меньше шансов получить образование, вообще начать думать, потому что их взгляд на жизнь сформирован речью окружающих, и в ней нет этому места?
Что определенные крылатые выражения не переводятся, c'est la vie, хотя это технически возможно и не особенно сложно порой?
Как можно не заметить прямо-таки торчащие речевые паттерны, например, у шпаны всякой околоАУЕшной, где речь практически целиком насмешливо-принижающая даже со своими, потому что нехуй выделяться, а у тех, кто смог, она очень часто "бычья", эдакий словесный кастет?
Что не зря раньше отпрысков дворян заставляли говорить на "прогрессивных" языках (французском обычно), заставляя на них же и думать, и нанимали им специальных учителей изящной, а не абы какой, словесности?
Что речь в буквальном смысле формирует человека от и до?