February 22, 2023

"Маленький человек, большой мир, чёрный кот".

Вся небольшая история — это мой пересказ приснившегося мне в феврале 2020 года сна подруге, слегка подредактированный в художественном стиле.

Обязательный саундтрек для чтения. Нет, я серьезно.

Трек короткий, потому его лучше поставить на репит.
Правый клик/длинный тап по видео — "Loop".
Собственно, я под него тогда и спал. Это очень важная деталь повествования.


Одежда была другой, в остальном — почти полное попадание, и я подредактировал цветовую гамму под оттенки из сна.
Разве что прорисовка во сне была несколько менее детальной.

"...Сон этот был третьим в цепочке, заключительным.

Первые два — не совсем кошмары, но близко. Долгие, тягучие, давящие. Бессмысленные, заставляющие следовать абсолютно дикому набору правил внутри себя. Полные беготни от толп людей, страха и усталости. Очень реалистичные, в тяжелой, мрачной цветовой гамме из черных, золотых и красных оттенков.
И, по ощущениям, длились они несколько часов реального времени.

В какой-то момент я окончательно устал от всего происходящего, уселся на пол прямо там, где стоял, и мысленно закричал "Блядь, да хватит уже!".

И провалился в сплошное, безбрежное серое марево.

Какое-то время я не ощущал вообще ничего. Абсолютно. Даже себя самого.
Нет течения времени, нет ощущения тела, нет эмоций и мыслей. Ни-че-го.
Не было даже какой-либо оценки происходящего.
Ни хорошо, ни плохо. Серо. Просто "есть".

Я все ещё существую в этом море серого цвета, и я вдруг полностью осознаю, что это сон. Осознаю, что происходит. Но сделать с этим ничего не могу... да и не хочу, если честно. Никаких эмоций, мыслей, страхов, желаний все ещё нет.
Завораживающее ощущение, впервые в жизни испытываю нечто подобное.
Серость вокруг воспринимается как пустой холст, молчаливо ожидающий кисти художника.

Затем начался этот заключительный сон.
Очень медленно. Очень сложный в плане эмоций сон.
И очень, эм... красивый. Настолько, что, знаешь, мне кажется, предшествовавшая ему нудная фантасмагоричная жуть была чем-то вроде испытания. Награда — возможность увидеть этот сон.

...прости, задумался немного. Кхм. Сон, да.

В нем я уже был статичным наблюдателем, не участником. Зрителем, да, верно.
Просто смотрел со статичных ракурсов, которые никоим образом сменить не мог. Как кино. Ракурсы, кстати, были очень красивыми. Кинематографичными.
Повлиять на что-то внутри сна, да даже просто перестать смотреть, я тоже не мог.

Сон начался, и визуально он был такой, хм... Рисованный, похожий на полнометражное аниме. Нечто среднее между масляными красками, и, например, рисовкой в "Девочке, покорившей время", но с более реалистичным стилем.
Все цвета были сильно приглушены, и весь сон был словно нарисован красками в серо-желто-зеленой гамме. Туманной, мутной... но светлой.
Очень созерцательная атмосфера с долгими статичными кадрами.

Лёгкий, ненавязчивый запах сырости, мокрого асфальта и дорожной пыли.

Сон длился всего несколько минут, и вместо звуков мира, вместо вообще каких-либо звуков в нем по кругу играла эта мелодия (та, что в шапке статьи). Спокойная, меланхоличная, без отчетливых конца и начала.

...В общем, во сне я видел отрывок из жизни маленькой девочки. Не знаю, может... лет 10-12 на вид? Что-то около того.
Она была похожа на обычную нэку с рисуночков из интернета. Соедини все арты с кошкодевочками в один, убери оттуда эротику — и ты получишь... ну, наверное, усредненный образ если и не ее, то ее старшей сестры, пожалуй.

Большие серые глаза. Стоячие кошачьи ушки. Длинные серые волосы, обрамляющие лицо. Небольшой рост. Поникший хвост, выглядывающий из клапана на коротких шортах. Безразмерная футболка, накинутая поверх бело-зеленая олимпийка, и рюкзачок за спиной.

Бросалась в глаза ее... неухоженность, пожалуй. Не знаю, как ещё это назвать.

Одежда мятая, местами рваная и износившаяся до предела. Кроссовки... Когда-то они были белыми, но сейчас они сливаются с городским асфальтом, грязным и уставшим от чужих ног.
Синяки на ногах, особенно много на голых коленках. Руки в ссадинах. Обломанные ногти. Опущенные уголки губ.
Страх прямого зрительного контакта.

Словно бы... Словно бы она сама жила на улице. Как бездомная кошка.

Так вот, эта девочка искала свою потерявшуюся кошку.
Бродила по городу, высматривая ее то там, то здесь — не покажется ли где-нибудь знакомый хвостатый силуэт?

Иногда она пугливо дергала случайных прохожих за полы одежды, и молча показывала вырванный из блокнота листок бумаги. На листке — рисунок мордочки кота в квадратной рамке и надпись "have you seen my cat?".
Рисунок очень простой и схематичный, буквально из черточек и кружков. Буквы "пляшут"; почерк неровный, неуверенный. Детский.
Всё нарисовано и написано ее рукой.
Листок мятый и затасканный, потому что она практически не выпускает его из рук.

Она ходит по большому-большому городу, сама будучи такой малышкой, и ищет свою кошку. Молча. Одна. За весь сон, как я уже сказал, никто не проронил ни слова и ничто не издавало никаких звуков, была только эта мелодия на вечном повторе.

Сцены из этой истории менялись без каких-либо переходов, ракурсы всегда статичны. Моя "точка обзора", скажем так, находилась на одном уровне с ее глазами, и я, как и она, воспринимал всё окружающее слишком... слишком большим. Слишком большим, чтобы ощущать себя его частью.

Позже, когда я уже проснулся и обдумывал все это, то подумал, что это как с пауками. Нет, это не странная аналогия. Человек для паука — нечто слишком массивное, чтобы паук осознавал, что это другое живое существо. Оно за гранью его масштабов. Он будет, возможно, воспринимать как живое существо подставленный палец, но человека целиком — нет. У многих животных это так работает, на самом деле.
Здесь ощущалось нечто подобное.

Возвышающиеся вокруг здания. Прилавки на рынке. Снующие по дорогам и мирно дремлющие на парковках машины. Толпы людей, не обращающих на кошкодевочку никакого внимания, и раздраженно отмахивающихся от нее, когда она робко пыталась показать кому-то свой рисунок пропавшего котика.

Всё окружающее было подернуто лёгкой серо-зеленой дымкой, и все объекты вокруг — да и люди тоже — казались слегка потусторонними, безликими, словно это лишь силуэты. Слишком оторванными от ее, кошкодевочки, реальности. Чем-то настолько огромным, что причислять себя к ним у нее попросту не получалось.

И вот, я просто наблюдал, как слишком маленький для этого мира человечек искал своего котика.
Наблюдал, как она заглядывала за прилавки на рынке, пытаясь не попасть под ноги толпящимся вокруг одинаковым серым людям, которым до нее не было никакого дела. Как она опасливо ходила по пустым подворотням, бегала по дворам, перебегала через дороги, лазила через невысокие заборы, и все искала, искала — с какими-то удивительными, практически безэмоциональными сосредоточенностью и спокойствием. Очень взрослым спокойствием.
Наблюдал, как она вышла на пристань, и в затянутом пушистыми облаками низком небе на минутку появилось теплое, золотисто-желтое солнце. И как она сидела на старой деревянной пристани, тихонько болтая ногами и сосредоточенно глядя в изумрудно-зеленую воду и плавающих в ней рыбок, под аккомпанемент недовольного бурчания голодного животика. Как, после этого, она снова, в который раз пошла искать своего котика, и порыв ветра чуть не вырвал ее листочек из рук, а она прижала его к груди и убежала в обратно в лабиринт улиц. Очень больших улиц, очень маленькими шажками.
Я был там, был с ней. Я все это видел. Видел, как центрифуга города раз за разом отбрасывает ее на внешний радиус, а она встает, отряхивается, и снова бежит в центр.
Эта мелодия все играет и играет по кругу, а больше никаких звуков во сне и нет, все происходит молча.
И я просто продолжал смотреть.
Молча.

Финал.
Она сидит в какой-то, ну... берлоге, назовем это так. В наших широтах подобное редко увидишь, все-таки зима очень холодная и она вообще как бы есть, а вот в странах Азии и Африки это не редкость: бездомные делают себе навес, наподобие лачуги, из различного мусора, и просто того, что найдут. У лачуги, как правило, нет одной-двух, а то и трех стен; под крышей хранится весь их нехитрый скарб, да то, на чем они спят. От кучи тряпья или картона до старого матраса.
Вот и она сидела под таким вот навесом из досок, фанеры и картона, за побитым жизнью и рассохшимся письменным столом, а в отстутсвующую стену било яркое, огненно-рыжее закатное солнце, наполняя лачужку теплом и согревая старые доски. Девочка что-то писала в очень замусоленный и истрепанный блокнот карандашом. Я не видел, что она пишет, но каким-то образом знал, ну... просто знал, что это некое подобие ее дневника. И она написала о том, что сегодня снова не смогла найти своего пропавшего котика, но непременно найдет его завтра. И это не первая такая запись. И едва ли последняя.

Последняя сцена. Она все ещё сидит за столом, смотрит на написанное в блокноте, подперев голову рукой. Ушки опущены, уголки губ чуть подрагивают, а я как бы смотрю на нее так, как если бы сидел с другой стороны стола от нее, почти в упор.
И я, знаешь, как бы почувствовал внезапно — или. скорее, осознал — что она, хм... Она не отчаялась. Она не заплачет от того, что пропал ее любимый питомец, не станет кричать, не станет биться головой об стол.
Да, она расстроена и ей очень страшно одной, но она верит, что когда-нибудь она обязательно его найдет. Либо так, либо, ну... Город просто ее заберет, и никто этого даже не заметит. Случится нечто непоправимое, например, смерть под колесами машины. Или так, или она его все же отыщет.
Третьего не дано.
Потому что ее котик — все, что у нее есть.

И она обязательно его отыщет. Когда-нибудь. Это ее мысли, не синопсис сна.

Что мелодия, что изображение начали медленно затухать, а потом я проснулся.

...Позже, днём, когда обо всем этом думал, представилась короткая сценка в том же стиле и с тем же саундтреком — упоминавшаяся уже пристань, светит яркое солнце, небо практически безоблачное.
На бетонной набережной сидит эта бездомная девочка, все такая же тощая и неухоженная, но теперь у нее на коленях свернулся черный, как уголь, кот, и он тихонько мурлычет, пока девочка его гладит и смотрит вдаль, на горизонт.
Она робко улыбается, одними лишь уголками губ.
А ветер гонит ставший уже ненужным листочек с ее рисунком прочь.

Причем я даже не продумывал эту сцену, она сама собой всплыла в голове, сразу же, целиком, застав меня врасплох.

Честно говоря, у меня такой сложный спектр эмоций от этого сна остался, что я не знал, куда себя девать весь день.
Одна из основных подтем сна ещё о многом задуматься заставила.
Большинству людей нужно очень много всего, у них какая-то до смешного серьезная, взрослая занятость, взрослые претензии и взрослые проблемы, вечная спешка, неудовлетворенность, вот это все. Крысиные бега, да.
Но их мир-то по факту малюсенький, они не сильно-то больше окружающих людей в совокупности, со всеми этими своими заботами и претензиями. Чем больше людей пытаются казаться больше, чем они есть, тем сильнее меняется эталон, и они всем скопом, по итогам, становятся даже меньше.

А для бездомного ребенка мир — это всего лишь черный пушистый котик.
И большего-то и не нужно.

Я здесь какой-то вывод написать должен, пожалуй, но не знаю, есть ли он тут вообще. Это просто завораживающая мысль. Созерцательная, как и сам сон.

И как-то очень уж сильно зацепило отсутствие явной эмоциональной окраски у этого сна.
Он не веселый, но и не депрессивный.
Он не грустный, но и не счастливый.
Меланхоличный? Да.
Просто... Просто жизнь идет своим чередом. Вот и всё.

А я все чаще ощущаю себя этой кошкодевочкой."