Весенняя уборка.
У меня, как и подобает духовно богатой даме, есть молескин, то есть нелинованная записная книжка со стереотипно-желтоватыми листами.
И львом на обложке, разумеется.
Как-то так повелось, что заглядывать в него я не разрешаю никому и никогда, хотя ничего архиважного-суперсекретного в этом молескине вроде как нет. Показать закрытым — могу. Пересказать что-то оттуда — могу, если захочу того сам.
Именно дать полистать — ни в коем случае.
Это традиция, и это своеобразный якорь. Приятно иметь что-то полностью свое, причем существующее физически. Не текстовый файл, не голосовуху в приватном канале, где только я один...
Нечто вещественное, со всеми плюсами и минусами вещественности.
Внутри, как я уже сказал, ничего такого особого нет. Тексты своих песен разной степени готовности, куча различных идей, рецепты, комплексы тренировок... Рисунки иногда.
Просто красивые фразы, которые довелось где-то услышать, наконец.
А ещё вещи, которые мне хочется высказать самому себе, но не вслух, и не только сейчас. Вещи, к которым мне хотелось бы вернуться. От мотивации и попыток любить себя таким, какой уж есть, до неких текущих переживаний или мыслей.
Записываю, чтобы они "постояли" какое-то время, и я мог потом к ним вернуться. Уже с совершенно новым взглядом.
Ну, или как получится.
Небольшая запись оттуда. Середина весны 2022. Писалось на лавочке в сквере, почерк прыгает и скачет.
Весенний Челябинск утопает в грязи.
Грязь расползается серо-коричневой жижей, поблёскивая под ярким весенним солнцем. Она везде; куда ни пойди — под ногами хлюпает и чавкает. Автобусы покрыты сплошной грязевой коркой, словно проехали через гигантский шоколадный фонтан, перетапливающий самые дерьмовые конфеты. Те, в которых даже не шоколад, а химозная глазурь.
Те, которые покупают, дарят и едят, когда просто п о х у й.
Грязь на улицах, грязь в парках, грязь на машинах и окнах. Грязь на людях. Тренд этого сезона — джинсы с узором из серо-бурого цвета брызг, и весь город резко стал модниками, не сняв извечных черных пуховиков.
Я больше не пытаюсь отмыть ботинки по возвращению домой.
Прихожую тоже.
Кажется, что единственное место, куда не достает вся эта грязь — это столбы.
Кажется, об этом все так или иначе в курсе.
Кажется, каждый столб заботливо оклеен на уровне глаз в два-три слоя.
Столбов много, но объявления одни и те же. В каждом районе, на каждой улице.
"СПИШЕМ ДОЛГИ ПО КРЕДИТАМ И МИКРОЗАЙМАМ, НУЖЕН ТОЛЬКО ПАСПОРТ, ТЕЛЕФОН:..".
Они везде. Формулировки могут меняться, но услуга всегда одна. И никаких деталей, конечно. Я знаю, как подобный "бизнес" работает, и смотреть на это не хочется, у самого сейчас есть долги. Но каждый, к а ж д ы й столб орет на меня этими предложениями с тонкой бумаги веселеньких расцветок.
Там, куда не дотягивается грязь физическая, разводят грязь ментальную, и это тебе не ебаные разводы на ботинках.
Голову не кинешь в стиралку на 15 минут.
Сосновый бор в центре города дает немного от этого передохнуть. Успокаивает. Удивительно, но тут не грязно, хотя нет ничего, кроме сырой земли, корней сосен, и разбросанной повсюду изоленты.
Чтобы дойти до водохранилища, временами приходится продираться сквозь кусты и ветки. Чувствую, как на них маслянистыми черными ленточками остаются тревога, подавленность и страх. Лес очищает.
Зрелище ледохода на водохранилище несколько омрачают далеко разносящиеся звуки бензопил и натужно пытающегося откуда-то выехать грузовика.
На обратном пути набредаю на вырубку. Нелегальную, наверное. Почти в центре бора. Неопределенного вида мужики, сидящие около нескольких бензопил, смотрят на меня волком, когда я прохожу мимо и открыто за ними наблюдаю. Спецодежды на них нет, одеты в старье "на картошку".
До выхода из бора около полутора километров, позади меня снова взревывает бензопила. Бор вырубают средь бела дня, груженая поленьями Газель белеет среди стволов.
Все больше хочется закинуть голову в стиралку и включить отжим, даже если обратно ее приделать потом не выйдет. Хоть что-то будет чистым, пусть временно и уже посмертно.
Грязь на улице, грязь в головах. Ебаная грязь уничтожает бор в центре города и нисколько этого не стесняется.
Даже в моей квартире вскрыт пол и оттуда лезет грязь. В щелях невероятное количество грязи, ее просто невозможно вымыть, и от нее некуда спрятаться, она будто прет под давлением.
Остается только верить, что грязь эта когда-нибудь удобрит сырую землю и даст плодородные всходы.
Даст дорогу чему-то новому.
Новым всходам. Новой жизни.
Как и многое другое, я записал тогда этот очерк, чтобы вытащить его из головы, оформить хаотичные впечатления и мысли во что-то более структурированное, и оставить подсыхать на солнышке. Чтобы высохли кровь, пот и слезы. Подсхоли разводы, высохла краска. Исчезли исчезающие чернила, которыми, возможно, была написана часть текста, или сменили оттенок иллюстрации.
Чтобы осталось то, только то, что тогда ощущалось и думалось. Именно в таком виде, каким оно тогда было.
Я хорошо помню ту прогулку. Я прекрасно помню, что действительно словно бы не видел вообще ничего, кроме уральской грязищи и бесконечных объявлений о списывании кредитов. Даже яркое солнышко воспринималось как офисная лампа.
На заметку: "спишем ваши кредиты ура вот телефон" — это всегда скам, в лучшем случае полулегальный и дорогущий, а в худшем вешающий на тебя ещё несколько кредитов без возможности скамеров догнать. Рассчитано это на людей, которые ни о финансах, ни о праве ничего не знают — то есть, ЦА микрокредитования, как раз.
Бесплатный сыр... ну, сам знаешь где лежит.
Тогда всё было просто ужасно, я был практически в отчаянии от ситуации, в которой оказался, и очень, очень сильно нервничал из-за висящих на мне долгов. Соответственно, только то, что мне обо всем этом напоминало, и замечал вокруг. По этой же причине всегда кажется, что вокруг стало больше собачников, если ты сам гуляешь с собакой, или, не знаю, больше велосипедистов, когда ты сам на нем едешь.
Ты просто обращаешь на это внимание, количество собак на велосипедах не меняется.
А я тогда не обращал внимания ни на что, кроме грязи вокруг, объявлений на столбах и спасительного леса. Не могу детально вспомнить маршрут прогулки, не могу полностью вспомнить внешний вид хотя бы одного прохожего. Все звуки сливаются в непонятную массу.
Серую, словно грязный дорожный асфальт.
Сейчас мне значительно лучше, во многих аспектах. И если я пытаюсь вспомнить ту прогулку просто так, распутывая клубок чувств и переживаний — воспоминание становится уже другим, проходя через призму меня-нынешнего. Оно более спокойное и теплое, более светлое, но в нем ещё меньше информации... практически нет вовсе.
Похоже на горячечный бред, не на реальную ситуацию.
Но я тогда это записал, прямо по горячим следам.
И, перечитав, я могу снова прожить этот момент так, как тогда. Уже по собственному выбору пропуская его через нынешнее состояние, или же воспринимая "нейтрально".
Таким, каким он в итоге вышел, и что в себе хранит.
Вслед за привычкой записывать свои мысли и переживания пришла идея подбадривать самого себя на страницах все того же молескина. Записывать собственные успехи, почему это успехи, как они отразились на мне самом, и кем я стал теперь. Без фанатизма, нарциссизма и излишних самооблизываний.
Просто дружеские объятья для самого себя, которых очень часто сильно не хватает.
Оказалось, что это просто прекрасно. Я перелистываю свой молескин каждый день, и каждый день видеть собственные небольшие победы — это чудесная терапия.
Вслед уже за этим пришло простое, в общем-то, осознание, что я не обязан загоняться по поводу "какой же дурак был ой господи/как же все ужасно-то было ох и ах, но ТЕПЕРЬ-ТО Я НАУЧЕН, и ТЕПЕРЬ я ОБЯЗАН поступать вот так-то", читая свои старые переживания и записи.
Да, поступил тогда определенным образом, почувствовал вот это, испытал то-то.
Прошлого не изменить — но можно увидеть, кем ты был тогда, если ты потрудился сам себе тогда об этом рассказать.
Рассказать себе, другим, публике — не суть.
Именно рассказать, а не жухло навалить томных картиночек, цитат из песен и прочего образного багажа в социалочку без какой-либо формы и структуры.
"Чужие дети быстро растут" — ты ведь явно такую пословицу слышал, верно?
Смысл в том, что чужих детей ты видишь нерегулярно, и любые изменения замечаешь сразу же. Свои же? Они каждый день перед глазами, на них не всегда есть время, настроение и внимание.
К тому же, рутина провоцирует миопию как ничто другое.
Если не документировать прогресс, собственный рост ты не увидишь до тех пор, пока его не высветят обстоятельства.
Резко, ненадолго. Словно вспышка молнии в грозу.
Как правило, за вспышкой от молнии следует гром, по окнам хлещет ливень, обстоятельства это не самые приятные, и если твой дом освещает только молния — это ставит вопрос, твой ли это дом, и дом ли это вообще.
И ещё это прямая дорога в травматологию, конечно.
Необязательно писать высокопарные монологи на десятки страниц, или ударяться в прозаику только ради этого, или какие там ещё крайности есть.
С самим собой, с ближайшими к тебе людьми, с друзьями.
Говорят, что хорошая книга всегда в тебе что-то меняет. Необязательно радикально — просто оставляет след, привносит что-то новое в голову, заставляет задуматься о чем-то ещё.
Разговор работает точно так же.
Есть, что сказать? Скажи. Чувствуешь что-то? Выскажи это. Сформулируй мнение, расскажи о чем-то, спроси, поделись опытом.
Тем не менее, оказалось, что иногда этого можно в упор не замечать, у меня снова радикальнейшие перемены в жизни, и я записал в молескин слегка перефразированное высказывание одного моего хорошего сетевого друга.
Любые достаточно "глубокие" социальные связи, вроде той же дружбы — это корни. Самые настоящие корни древа, которым являешься ты сам.
Корень должен питать, быть основой; не будет корней, на которые можно опереться — и древо целиком свалит даже несильный удар. Потому так страшно остаться без них, и потому мы мешкаем, не решаемся от них избавляться, особенно если корни старые, покрытые вязью опыта и воспоминаний.
Но корни порой начинают гнить, особенно старые, самые кряжистые и запутанные. Гниющий корень медленно убивает древо. Опираться на него уже попросту опасно.
Потому их просто нужно выкорчевывать, стиснув зубы.
Иначе всё древо погибнет.
Что до грусти и переживаний об этом...
Человек привыкает к постоянной боли. К постоянному риску. Ко всему постоянному. Как и к постоянным утратам и разочарованиям.
Чувство боли притупляется с каждым разом. Особенно когда ты, в глубине души, и так понимаешь, что все давно кончено.
Думаю, позже я ещё к этому вернусь, и не раз, а пока...
...прощай, Москва, и здравствуй, Питер.
Собрался и уехал за одну ночь, покинув квартиру, которую снимали пополам с лучшим другом. Бывшим.
Я очень долго пытался играть в проповедника, придерживаясь мнения, что старые социальные связи, вроде тянущейся с детства дружбы, нужно удерживать, несмотря ни на что. В ущерб себе, порой, даже если чувствуешь, что тяжело и больно. Прощая то, что не простил бы другим. Позволяя человеку то, чего не позволяешь даже себе, из принципа.
Есть дружба, а есть привычка быть рядом, как бы воплощенное "норм". Знание, как можно общаться с минимумом трудозатрат, просто на автомате. Как две хорошо притертые к друг другу детали.
Без какого-либо реального вклада в дальнейшее развитие этих отношений. Бесконечный режим "экономии энергии".
Не буду особенно вдаваться в детали. Произошли определенные события, зенитным прожектором пролившие свет на осознание выше.
И началось все с... уборки. Весенней уборки.
Впрочем, началось оно ещё несколько лет назад, а планы на уборку — вернее, та абсурдная хуйня, которая была вместо этих планов, и побудившая меня вмешаться, потому что моего мнения никто не стал спрашивать — стали той соломинкой, что переломила хребет верблюду.
Оказалось, что я потому и чувствую себя постоянно "падающим", что пытаюсь опираться на гнилые корни.
И что уборка действительно нужна, но не только в квартире. Давно уже нужна. Слишком много накопилось хлама, которому пора на мусорку.
Разошлись как с ним, так и с бывшей уже лучшей подругой, потому что как только удалось мысленно снять застаревшую уже обертку "дружбы" с этих отношений, то стало понятно, что местами там едва ли не ложь с ненавистью и презрением, вообще-то.
Совершенно разные жизни, цели и моральный комплекс.
Полное непонимание из-за этого.
И я ебать как устал быть тем, кто пытается вдаваться в других людей, ничего не получая взамен, кроме обвинений в том, что я "не так живу и не туда плюю".
Странно. Я думал, что как-то это все сильнее будет ощущаться. Буду реветь, может, как обычно, или ходить мрачнее тучи.
Вместо этого испытал лишь легкую грусть по поводу того, что нечто настолько большое и давнее ушло из жизни, да... чувство свободы.
Словно вернулся контроль, словно снова могу сам выбирать, кем мне быть и кому быть рядом.
Словно больше не нужно тащить чемодан без ручки.
Может, просто уже настолько привык к тому, что весь этот год происходит какая-то дичь, что больше уже и не удивляюсь.
На фоне всего этого внезапно и очень четко стали заметны люди, которым действительно на меня не все равно. Те, что вдаются. Разговаривают не как попугай-автоответчик, находят время и силы даже тогда, когда их на то особо нет (то есть всегда, если тебе больше 20 лет), предлагают вместе позаниматься чем-то, что-то поисследовать. Интересуются тем, чем интересуюсь я.
Рассказывают и слушают.
К двум таким ребятам перебрался в Питер — как раз у них же и жил, когда переехал сюда впервые, в 2020 году. Давние друзья.
Даже смог взять почти все свои вещи, выкинув только кое-что из одежды, и любимые кроссовки. Их ужасно жаль, но они износились до предела, так что тоже лучше выкинуть сразу, продолжая тему расхламления.
Но, видимо, за закрытие столь масштабной главы в жизни — а ощущается это именно так, я словно в абсолютно другую локацию попал, с совершенно новыми квестами, механиками, и прочим таким — все же нужно было заплатить определенную цену сверх того, что уже отдал ранее.
Купленная на свое 26-летие гитара в процессе переезда на плацкарте отправилась в лучший мир.
Без понятия, где и как это случилось. Может, в поезде где-то стукнулась, а может, не уследил и ударил по пути до вокзала. Отбитый оголовок обнаружил уже в Питере, когда показывал содержимое чемодана, двух рюкзаков и гитарного чехла на пункте досмотра в метро.
Снова даже уже горевать особо не стал, и вообще практически не удивился, увидев вывалившийся из чехла отбитый оголовок. Не знаю даже, чем ещё меня можно удивить сейчас, если честно.
Ну да, теперь нет гитары. Хорошей. Любимой.
Но жизнь-то не окончилась.
И да, это не чинится. Чисто гипотетически — можно было бы подумать над штифтовой стяжкой, или даже включить очумелые ручки и сделать безголовую гитару, но стоимость в итоге будет такой, что проще уже просто... купить новую.
Заработать, понемногу приведя жизнь в порядок, и купить новую. Лучшую.
Заработать, занимаясь тем, чем хочу. И как хочу.
Без вечной, провоцирующей тревогу мысли "эх, надо, чтобы мои увлечения, работа и заработок никак на друзей тень не бросали", которая очень многое не давала делать, и которая теперь попросту исчезла. Из-за одной только этой мысли тревоги было столько, что я перманентно ощущал себя котом в стиральной машине.
Сейчас ее просто нет. Сам по себе теперь, Запятнать Образ И Честь старых друзей больше не могу, хоть им и было откровенно похуй, пятнают ли они мой. Волен делать то, что захочу.
Как и что хочу — то и буду делать. Благо, есть на кого опереться, а эти люди всегда могут опереться на меня, и теперь мы точно это знаем.
Ещё в поезде, переписываясь с Питерскими ребятами, пошутил, что "я как самая настоящая духовно богатая дева: все бросил, взял гитару, и поехал в Питер менять жизнь с 300 рублями в кармане".
Но, я думаю, в этот раз все получится. Теперь уже знаю, чего хочу, почему хочу, как к этому идти, и кого я хочу видеть рядом.
И что нужно просто делать.
Да и снова оказаться в Мурино очень приятно, как ни крути.
А значит, если у тебя тоже есть мысли подобного рода — не стесняйся начать и свою весеннюю уборку, выбрасывая давно уже ненужные вещи. Очень приятно дышать воздухом без взвеси старой пыли.
Правда, попробуй.
Как и перестать наконец тащить чемодан без ручки и тащиться самому, когда вполне мог бы бежать, уже давно.