Испания, Каталония, власть
Каталония наряду с Мадридом и Страной Басков является одним из самых экономически успешных регионов Испании, но кризис, начавшийся в 2008 году, не обошёл стороной и её. Нет никакого сомнения в том, что он стал одной из основных предпосылок референдума о независимости в октябре 2017 года. Экономические проблемы угрожают единству не одной Испании. Например, в тот же период на выборах французской Корсики победили местные националисты-автономисты. Каталония не является каким-то исключительным случаем, Барселона только зашла дальше всех остальных. Не будем разбирать культурную шелуху, обратимся к социально-экономическим корням проблемы.
В 2016 году в Испании было зафиксировано первое после 2006 года падение уровня средней заработной платы. Согласно проведённому социологическому исследованию, большинство испанских работников не могут похвастаться высоким уровнем доходов. 30 % получают до 1229 евро в месяц, что по европейским меркам довольно скромный заработок, 40 % — от 1229 до 2137 евро в месяц. То есть 70 % — подавляющее большинство — никак нельзя отнести к так называемому среднему классу, который традиционно считается социальной опорой западных обществ. К богатым причисляют около 20 % жителей Испании. Выходит, что к реальному «среднему классу» можно отнести чуть больше 10 % населения. Подобные социальные перекосы не могут долго оставаться без политических последствий.
Минимальная зарплата в Испании была намного меньше, чем, скажем, в соседней Франции (1440 евро) и составляла в 2017 году 645 евро. В то же время следует отметить моменты, которые смягчают не слишком благополучную экономическую и социальную обстановку. По данным Евростата, стоимость различных товаров в Испании примерно на 20 % ниже цен на аналогичную продукцию в других странах Европы. И вообще жизнь в Испании сравнительно дёшева. Кроме того, в стране высока доля теневого бизнеса, что позволяет испанцам, сидя на пособии по безработице (от 70 % зарплаты), получать доход от нелегального рабочего места.
Тем не менее уровень социального неравенства в Испании один из самых высоких в Европе, велика разница между уровнем оплаты труда мужчин и женщин: женщины получают в среднем на 34 % меньше, а разрыв в уровне жизни между различными регионами и вовсе колоссален. Всё в том же 2017 году средний доход работника в Стране Басков был на 622 евро выше, чем в Эстремадуре — самом отсталом регионе Испании.
Труд сельского работника стоит в среднем на 700 евро дешевле труда в любой другой отрасли. Неудивительно, что сельская Испания стремительно пустеет. В отдельных областях количество покинутых сельских поселений исчисляется тысячами. Не меньшее количество — на грани полного исчезновения. Город высасывает трудовые ресурсы из сельской местности, которые пытаются восполнить мигрантами или безработной городской молодёжью. Однако не всякий мигрант стремится к тяжёлой работе в поле за 500–600 евро, не говоря уже о местных жителях.
Насколько непросто приходится испанцам в условиях кризиса, говорит следующая цифра: 20 % школьников бросают учёбу. В основном это дети из малообеспеченных семей, многие из них уходят из школ, чтобы работать и хоть как-то поддержать семью. Не зря Евросоюз относит Испанию, наряду с Болгарией и Румынией, к странам с наибольшим процентом населения, подверженного риску бедности (26 % на сегодня в Испании). Показательно, что мигранты стараются избегать Испании так же, как и Греции, которая находится в ещё худшем положении.
Однако в начале 2017 года, по версии официального Мадрида и Брюсселя, Испания, наконец, вышла из затяжного кризиса. Ожидалось, что рост ВВП к концу 2017 года составит более 3% (что оправдалось), наблюдалось существенное снижение уровня безработицы. В то же время явный рост имел не менее явный злокачественный характер. Наряду с экономическим подъёмом отмечался рост неравенства доходов и даже их падение. Это говорит о том, что основным выгодополучателем от оживления экономики стали только самые богатые слои населения, тогда как для остальных положение либо не изменилось, либо даже ухудшилось. Впрочем, это общемировая тенденция, избежать которую Испания вряд ли была в состоянии.
Киевлянин Андрей Мовчан приводит слова одного политика из региона Андалузия:
«Я не скажу, что настроения в нашем регионе самые шовинистические, но есть один момент. Большинство полицейских и гвардейцев, прибывших усмирять Каталонию, — андалузцы. Почему так? Дело в том, что безработица остаётся колоссально высокой. И у людей есть три варианта: либо гнуть спину на полях, либо ехать на заработки в Германию, либо идти служить в силовые структуры. И многие выбирают третий путь».
Довольно показательный пример. Достаточно обратиться к истории, когда вовсе не каталонцы, а сами испанцы пытались выкинуть Рахоя из кресла премьер-министра. С 2011 года в стране бушевали массовые протесты против так называемого «режима экономии», введённого Мадридом.
«Правительство Испании имеет все основания опасаться реакции народа, обречённого на ещё большие страдания, как того требуют финансовые рынки. На плакатах многих протестующих написано: „Наше терпение иссякло“. Уровень безработицы в стране составляет 26 %. Около 22 % испанских домохозяйств живут ниже черты бедности, и ещё 30 % утверждают, что еле дотягивают „от зарплаты до зарплаты“»,
— писала британская «The Guardian».
В сентябре 2012 года социальное движение «15 Мая» вывело на улицы Мадрида десятки тысяч человек. Возмущённая толпа пыталась захватить здание испанского Конгресса, однако волнения были жестоко подавлены полицией.
Прошло пять лет, а в испанской политике ровным счётом ничего не изменилось. Движение за независимость Каталонии представляет собой, по сути, не чисто националистическое явление, а отчаянный шаг в попытке противодействия ущербной политике испанского правительства на фоне общеиспанского провала антиправительственных выступлений. Поэтому, например, экскурсы в историю Каталонии, конечно же, могут сослужить пользу в понимании сложившейся ситуации, но корни проблемы всё-таки следует искать в неофранкистской политике Мадрида и социальной борьбе с ней.
У правительства Испании был шанс договориться с умеренными сторонниками независимости (которых представлял скрывающийся ныне Пучдемон и его соратники), пойдя на некоторые уступки. Это не только успокоило бы каталонский бизнес, который и без того пытался избежать резких выпадов против Мадрида, ограничиваясь общими фразами о попрании «демократии» и «прав человека», но и внесло бы серьёзный раскол в ряды движения за отделение от Испании. Наиболее радикальная часть «независимцев», которые поддержалась местными социал-демократическими движениями, имеющими довольно ограниченное влияние, постепенно смирилась бы с фактом «слива» референдума. По крайней мере на какое-то время.
Но, видимо, пепел каудильо Франко и устойчивые традиции фашистской Фаланги стучат в сердце его величества короля Испании и его верного слуги Рахоя. Им мало разгромить соперников, им нужно было их ещё и уничтожить. Поэтому вместо ожидаемого раскола в стане движения за независимость наблюдалось обратное — единство либерально-демократических и условно левых партий, ополчившихся против Мадрида.
Другим важным эффектом применения прямого насилия по отношению к Каталонии со стороны испанского правительства является то, что колеблющиеся слои населения, посмотрев на насаждение «демократии» при помощи полицейской дубинки, всё больше склоняются к «независимцам», а сами участники движения за отделение от Испании всё больше радикализируются. Особенно это касается молодёжи, которая наглядно видит перед собой то, что в такой Испании у неё нет будущего. Ситуация оказалась лишь внешне заморожена, но на самом деле ни одна проблема, лежащая в основе конфликта между Каталонией и правительством в Мадриде, не решена ни на йоту. Погасив быстрый верховой пожар, центральное правительство отрапортовало о победе, но низовой пожар продолжал расползаться.
Вопреки широко распространившемуся сейчас заблуждению, что Каталония является ведущим флагманом испанской экономики, лидером с существенным отрывом всё-таки является Мадрид. Компании в Мадриде зарабатывают примерно в два раза больше, чем в Каталонии. Прибыли здешних предпринимателей составляли 46,12 % совокупного дохода всех крупных компаний, расположенных в Испании, в то время как каталонские предприятия не могли похвастаться более 20,51 %. Соответственно, штаб-квартиры самых влиятельных бизнес-империй Испании находятся вовсе не в Барселоне, а, например, в Кантабрии, как банк «Santander», и Галисии, как крупнейшая сеть магазинов одежды «Inditex».
Как мы можем убедиться, Барселона, несмотря на почётное второе место после Мадрида, существенно от него отстаёт, поэтому те, кто утверждает, будто Каталония «кормит» всю остальную Испанию, не совсем понимают ситуацию. Подчеркнём, «не совсем», потому что экономическая подоплёка конфликта между центром и регионом имеет место, и она играет существенную роль.
В 2008 году в двери мировой экономики пожаловал господин кризис. Португалия, Италия, Греция и Испания вошли в знаменитую группу PIGS, как нарекли её злоязычные журналисты (по заглавным буквам стран, аббревиатура с английского переводится как «свиньи») — группу государств с самой слабой финансовой политикой в ЕС. Конечно же, Испанию нельзя ставить на одну доску с задыхающейся под толстым задом сумрачного германского гения Грецией, и даже в сравнении с Италией вроде бы дела у Мадрида не так уж плохи. Но это на первый, весьма поверхностный, взгляд.
Если сравнивать по доле ВВП на душу населения, то Испания отстаёт от европейского лидера — Норвегии (правда, не члена ЕС), — в три раза. Несколько лет назад внешний долг страны впервые в испанской истории превысил 100% ВВП. Ситуация с безработицей выглядит особенно пугающе. Безработных среди молодёжи более 40 %. Молодые испанцы разъезжаются в поисках работы по всей Европе. Нужно ли говорить, что Мадрид в таких условиях был вынужден вести политику затягивания поясов. Незадолго до событий король Хуан Карлос оскандалился, устроив на фоне всеобщей экономии дорогостоящую охоту на слонов в Африке и в конце концов выступил с заявлением «я устал, я ухожу», передав трон своему сыну.
Как же реагировал на кризис каталонский бизнес? В условиях спада экономики он требовал ослабления давления центра с его режимом жёсткой экономии, снижения налоговой нагрузки, своей социальной ответственности, удешевления содержания государственного аппарата. Естественно, Мадрид все эти требования проигнорировал, да и не мог поступить иначе, так как база для экономических уступок из-за кризиса резко сократилась. «Экономика должна быть экономной», — сказали в Мадриде, но далеко не всех в Каталонии устроил такой ответ, и бизнес решил действовать через власти автономии.
Cecot — ассоциация малого и среднего бизнеса Каталонии — стала спонсором «Каталонской европейской демократической партии» Карлеса Пучдемона и фактически поддержала курс на усиление автономии региона. Несмотря на довольно осторожные политические заявления лидеров Cecot, бытовавшие на тот момент, их нельзя назвать горячими сторонниками полной независимости от Испании, а отсюда и колебания и неуверенность Пучдемона по части суверенитета Барселоны — лобовые, насильственные методы Мадрида по «окончательному решению каталонского вопроса» вызвали их искреннее возмущение.
Другая бизнес-группировка Каталонии — Círculo de Economía — выступила за перевыборы в каталонский парламент и фактически поддержала Мадрид. Дело в том, что Círculo de Economía, в отличие от Cecot, представляет собой объединение крупного бизнеса. Президент Círculo de Economía Хуан Хосе Бругера являлся представителем Inmobiliaria Colonial — транснациональной корпорации, связанной с недвижимостью. Большой бизнес Каталонии, очевидно, не хотел иметь ничего общего с Пучдемоном и слышать не желает ни о какой независимости от Испании. Так, многие крупные компании просто покидали Каталонию, не желая постоянно опасаться взрывов народного недовольства.
Таким образом, мы видим на примере Каталонии не только национальный или региональный раскол, но и углубляющийся конфликт между различными социальными слоями. С одной стороны выступают транснациональные корпорации и Мадрид, по другую сторону баррикад — малое и среднее предпринимательство, сумевшее привлечь к себе в качестве союзника немалую часть трудящихся.
Нужно отдавать себе отчёт в том, что это, возможно, далеко не первый социальный раскол. В будущем мы можем стать свидетелями расхождения уже между предпринимательством в лице Cecot, политиков, представляющих его интересы, и трудящимися. Нет никакой гарантии, что ситуация может дойти до этого, но явная тенденция к этому есть. Дело в том, что Cecot никак не назовёшь ярыми сторонниками социальных прав и гарантий. Напротив, в списке их пожеланий можно найти и увеличение рабочего дня, и урезание прав наёмных работников, и уменьшение социальной ответственности бизнеса. На фоне политического и экономического кризиса эти противоречия рано или поздно дадут о себе знать. Самое худшее, что они могут вылезти наружу в тот момент, когда места для компромиссов уже не будет.