Смотрюсь в тебя как в зеркало… Российские гуманитарии в поиске своих корней
Люблю я, однако, почитать работы современной интеллигенции о днях минувших. В моменты такого чтения на ум приходит следующая мысль: «теория» человека это во многом и есть его «биография». Спору нет, даже в современных условиях, когда ориентиры снова сменились и история из написанной «снизу и слева» превратилась в написанную «сверху и справа», ведётся большая работа по введению в оборот новых источников и поиску новых связей. Но вместе с тем, нельзя отделаться от ощущения, что пишущие увесистые тома часто рассказывают не столько о выбранных ими исторических персонажах, сколько о себе…
Откроем, например, замечательную книгу «Очерки истории отечественной исторической науки XX века». Название уже весьма претенциозное, прямо-таки отдаёт подтекстом, что пришло время отправить на пенсию «Очерки истории исторической науки в СССР» под редакцией Нечкиной. Правда, слабоваты ещё силёнки отправить в музей все 4 тома. Как-никак, на момент издания, 2005 год на дворе, ещё не отошла история от того погрома, который ей учинили в период перестройки. Но, по-видимому, новая конъюнктура уже посчитала себя достаточно окрепшей, чтобы решить самый насущный из вопросов — что нам делать с XX веком. А как же хронология, принцип историзма? И эти люди упрекали историков 1920-х, что они предали забвению средневековье и античность и сосредоточились лишь на ближайшей истории как на наиболее важной… Но большевистские методички по перестройке исторического знания моментально перестают быть зазорными, стоит им оказаться в других руках.
Но продолжим. В принципе, есть целый ряд положительных подвижек, которые нельзя не одобрить. Например, С. П. Бычков и А. В. Свешников поднимают тему, которая ранее не приветствовалась — преемственность между дореволюционной и советской исторической наукой. В советское время отношения советской и дореволюционной науки могли рассматриваться только как преодоление. В 1990-е эта тема была также невозможна в силу того, что господствовал взгляд на «ненаучность» советской историографии в принципе, априорную ущербность советской исторической науки, на фоне которой дореволюционное время казалось «потерянным идеалом». Только в нулевые годы историографическая ситуация прошла тот переломный момент, когда взгляд на предыдущий этап развития стал более адекватным.
Авторы, придерживаясь более взвешенной позиции, выделяют два преемственных момента. Первый — широкое участие историков в политике и общественной жизни. В советское время это будет происходить в иных формах и в иной степени, но сама тенденция берёт начало ещё в дореволюционном времени. Вторая тенденция преемственности, как ни странно — методологическая. И речь не просто о преемственности дореволюционного академического марксизма и советского, а об общей проблематике. Дореволюционная наука, во всём спектре её методологического плюрализма, занималась преодолением кризиса позитивизма. Советская наука занималась тем же, но в условиях единого и обязательного подхода[1].
Правда, авторы отказываются считать советские методологические поиски чем-то серьёзным и достойным внимания, видя в них сплошное шаблонное подражание канону[2]. Какая ирония. И это пишется в той стране, чья гуманитаристика сегодня в печатных публикациях на мировом уровне не котируется в принципе, в отличие от тех же технических наук. Тут наша «утечка мозгов» весьма и весьма значительна, а отечественные гуманитарии даже продать себя грамотно не способны. Экологию в западном мире любят, но осознанного спроса на мусор «русской религиозной философии» это не означает.
А конкретно в исторической науке методологический кризис стал столь затянувшимся, что рациональных выходов осталось только два: либо признать, что «бесхребетность» нашей науки есть особый путь, и перестать замечать проблему, либо доедать объедки из зарубежных постмодернистских публикаций и выдавать их на родине за нечто новое. А ведь на дворе ещё 2005 год, все эти строки писали люди, которые шаблонно внедряли «цивилизационный подход», но прошло с того момента уже 15 лет и никто толком не может сформулировать, как же его правильно использовать. Одним словом, в этих едких характеристиках я как читатель менее узнаю страну первых международных исторических конгрессов, но зато отчётливо вижу судьбу обиженных остепенённых постсоветских гуманитариев, чей гений не оценен не то что миром, но даже государством, которому жалко на них лишние 10 000 рублей.
Идём дальше. Смычка обществоведения тех лет и истории (т. н. «социологизация» истории), несмотря на все действительные перегибы того времени, не кажется авторам попыткой предвосхитить историческую социологию или продолжить методологические поиски дореволюционного времени — они видят в ней один только схематизм и забвение конкретно-исторического[3]. И тут же авторы признают, что в советской науке всегда существовала борьба между схематизмом и действительным научным поиском[4]. Увы, абсолютно неясно, как это понимать. Как борьбу марксистской методологии (псевдометодологии?) с немарксистской, тайно пробивающейся вопреки всему? Как борьбу различных историографических тенденций в рамках единой методологии? Как борьбу в рамках единой методологии и историографии разных типажей научных работников той эпохи, ориентированных на различные институты и модели поведения?
Чёрт его знает. Авторы до сих пор рвут и мечут по поводу того самого экзамена по философии или научному коммунизму, который попортил им крови в аспирантские и студенческие годы. А потом и в профессиональной деятельности, когда все формулировки приходилось согласовывать. Никто из авторов даже не допускает мысли, что так могло быть не всегда и иногда рецепция новых взглядов может быть вполне искренней. Не потому, что они не знают, что такое принцип историзма, нет. Они прекрасно заучили этот билет в своё время. Просто они не способны наполнить это понятие действительным содержанием в силу своей биографии. Они были такие — переобувающиеся, готовые угодливо менять формулировки по велению парткома, чтобы опубликовать монографии. Мечущиеся всю жизнь, по выражению Башлачёва, «между ложкой и ложью», они просто не верят, что в действительности принципиальные убеждения возможны. Само собой, они не допускают их ни в прошлом, ни в будущем.
В отдельной главе той же монографии, теперь уже в единоличном авторстве, С. П. Бычков повторяет уничижительные характеристики, толкуя происходившее в 1920-х как «подмену исторического материала отвлеченными историческими схемами»[5]. Об этом же говорит в своей части работы и Л. А. Сидорова[6]. Но только её объяснение данного факта, пожалуй, самое сомнительное. По мнению Сидоровой, схематизму и цитатничеству советская историческая наука обязана засилью евреев, которые принесли с собой повадки, характерные для изучения талмудистики в еврейских школах[7]. Какой там марксизм с его схематизмом! Вот это подлинный уровень исторического сознания! Да, такому методологическому подходу не могли научить на скучных семинарах по историческому материализму. Привет из 2021 года, где история государства рискует снова превратиться в биографические очерки правивших в то время монархов. Назад, назад, в наш славный XVIII век.
Самое удивительное, что благодаря столь негативному взгляду на первых историков-марксистов эти учёные непроизвольно встают на путь оправдания господства «Краткого курса истории ВКП(б)» и сталинизации исторической науки. Это изображают как «положительное преодоление»[8] и как «значительное углубление и положительное осмысление» пресечённых в 1920-х тем[9].При этом акцент делается на возвращении из ссылки «настоящих», то есть дореволюционных историков вроде Тарле.
Относится ли к положительным тенденциям физическое уничтожение значительного числа научных кадров, воспитанных в 1920-е, и регулярное переписывание истории под меняющиеся речи вождя всех народов (как далеко это от «схематизма» 1920-х!) — авторы не уточняют. Это не важно, важно то, на что́ дали грант. Дадут на сталинизм, будем про репрессии. Не дали на репрессии, будем представлять всё как элементы «здорового» имперского державничества в 1930-х.
Как жалко блеют доктора наук, оправдывая закон «О просветительской деятельности», боясь потерять свою ставку и перезаключение эффективного договора. С какой жадностью дипломированные идиоты публично оправдывают «Зою», «Викинга» или чего там ещё понаснимают, подстраиваясь под больную фантазию Русского исторического общества. Как быстро переобулся Шубин, этот кумир «антиавторитарных левых», вписавшись соавтором в учебник истории под редакцией одиозного Мединского.
Привет историкам 2005 из 2021. Процесс «положительного преодоления» старенького истмата достиг апогея силы. Руки готовятся привычно сложиться для аплодисментов, уши жадно ловят каждое дуновение конъюнктуры. Новый «Краткий курс» ещё не написан, но сотни рук жаждут его, чтобы получить в руки оружие. Оружие для карьерного роста, для схватки за убывающие «часы» на кафедрах, в битве за деньги от грантов…
Не лгите ни себе, ни людям. «Социологизм» и «схематизм» науки 1920-х вам не нравится лишь потому, что там не было место людям вроде вас. Но, глядя в зеркало истории, вы безошибочно учуяли, что ваш социальный типаж нашёл себе уютную нишу в 1930-х. Можно было освободиться от методологии (всякая работа становится правильной, если в ней есть сноска на Сталина!), но отдать себя в рабство конъюнктуре. А там и до фронды не далеко, когда ослабят вожжи.
Люблю я, однако, почитать работы современной интеллигенции о днях минувших. В моменты такого чтения на ум приходит следующая мысль: «теория» человека это во многом и есть его «биография». И сразу вспоминается отзыв Цви Фридлянда на мемуары Шарлотты Робеспьер, этой бесхребетной сестры легендарного вождя Французской революции:
«Воспоминания ничтожества о великом».
Примечания
- Бычков С. П., Свешников А. В. Проблема феномена советской историографии // Очерки истории отечественной исторической науки XX века : Монография. Омск : Изд-во ОмГУ, 2005. С. 308–309.
- Там же. С. 314.
- Бычков С. П., Свешников А. В. Проблема феномена советской историографии // Очерки истории отечественной исторической науки XX века : Монография. Омск : Изд-во ОмГУ, 2005. С. 320.
- Там же. С. 315.
- Бычков С. П. Становление «нового» образа исторической науки // Очерки истории отечественной исторической науки XX века : Монография. Омск : Изд-во ОмГУ, 2005. С. 340.
- Сидорова Л. А. Проблема смены поколений в исторической науке. Первое поколение советских историков и его характеристики // Очерки истории отечественной исторической науки XX века : Монография. Омск : Изд-во ОмГУ, 2005. С. 343–360.
- Там же. С. 356–357.
- Бычков С. П., Свешников А. В. Проблема феномена советской историографии // Очерки истории отечественной исторической науки XX века : Монография. Омск : Изд-во ОмГУ, 2005. С. 320.
- Бычков С. П. Становление «нового» образа исторической науки // Очерки истории отечественной исторической науки XX века : Монография. Омск : Изд-во ОмГУ, 2005. С. 341.