Глава 2. Господин Дробышев

Дорогому читателю, конечно же, будет интересно узнать о мужчине в черном потертом костюме, который только что приобрел в своё владение достаточно странный антикварный предмет.
Маркус Дробышев был ,ни много ,ни мало , дальний преемник достаточно знаменитого рода из Курской губернии, история которого тянулась с конца 17 века. Однако, после переезда его деда по материнской линии в Германию, еще до начала Первой Мировой войны, ветвь эта была оборвана. Родился маленький Маркус в семье русской немки Татьяны. С любовью и трепетом вспоминал он ее руки, ее песни, которые пела она ему перед сном, сюжеты которых уходили глубоко корнями в русский фольклор. Она рано умерла от чахотки, практически не оставив о себе никаких напоминаний, кроме тех самых мелодий, которые в минуты грусти и тоски начинали звучать в голове нашего главного героя.
Отец его был немцем с еврейскими корнями, владеющим юридическим бюро, находящимся в центре Берлина. Воспитываемый строгим отцом, Маркус никогда до конца не был уверен, чью жизнь проживает : свою или его. Отец Маркуса был деспотичным и достаточно бесцеремонным в отношении своего сына. Дробышев до сих пор с некоторым внутренним благоговейным страхом вспоминал высокие ноты его голоса, когда что-то шло не по правилам, им же и установленным. Семья жила достаточно обеспеченно, и, не смотря на постоянное отсутствие отца рядом, Маркус не чувствовал себя обделенным вниманием. Дом их был полон прислуги. Гувернантка, повар и дворецкий были неотъемлемой частью жизни маленького наследника юридического бюро. Гувернантка, фрау Лейбниц, особенно запомнилась Маркусу. С ней он с удовольствием проводил часы в саду, слушая удивительные истории о людях современности, меняющих историю. О великих путешественниках, ученых, экспериментаторах. С ее губ сходили удивительные рассказы о были и небыли, предметы, которые она описывала, будто бы оживали в пространстве, повествуя собственную точку зрения. Отец никогда не разделял увлечения сына, касаемые его помешательств на миссии изменения этого мира. В 18 лет Маркус был отправлен в Йенский университет имени Фридриха Шиллера на факультет юриспруденции, по окончании которого юноша по праву мог занимать почетную должность в бюро отца. К сожалению, этой мечте не суждено было сбыться. Как только Маркус достиг совершеннолетия, он, может быть на зло отцу, а может и в память о материи, сменил фамилию и из Гольдвассера стал Дробышевым.
Так почему же юный юрист так самоотверженно и , с некой долей безумия, относился к своей коллекции?
Впервые это случилось, когда он учился на пятом курсе университета. Были хмурые, ничем не отличающие от всех остальных дни, которые серым саваном тянуться по всей Германии с октября по апрель. Юный Маркус сидел на кушетке в своей комнате, один носок был натянут до колена, второй же болтался где-то в области икры. Взгляд его был расплывчатый, как будто бы расфокусированный и очень растерянный. В целом, парень был миловидной внешности: русые кудри то и дело спадающие на глаза и острые скулы, как лезвие ножа разрезающие лицо с обеих сторон. Тонкие губы то и дело растягивались в едва заметной улыбке. Обычно в такие моменты Маркус вспоминал о доме, о руках матери и ее песнях, которые она пела ему в минуты сильной печали. Вдруг он резко подорвался с кровати. Идея как будто бы вскипела в мозгу и требовала тот час же открыть крышку и снять ее с огня. День как нельзя лучше подходил для посещения городского музея, который так удобно расположился на площади Карла Цейса, неподалеку от квартиры Дробышева. Маркус был крайне рад тому, что не придется снова сидеть дома и смотреть то на одну из четырех стен, то на другую. Впрочем, стенам этим мог позавидовать любой студент того времени, так как чердачная квартира, которую снимал нашему герою отец, была крайней роскошью для учеников тридцатых годов. Натянув свой старый коричневый костюм, состоящий из слегка длинноватых герою брюк и пиджака, кое где поеденного молью, Маркус вышел на улицу. Уже вечерело и закатное солнце целовало крыши домов, заглядывало в окна, мягко обнимало прохожих на улице. Идти было не далеко и вот уже через двадцать минут наш юный адвокат очутился в начале экспозиции. Стоит отметить, что музей этот был достаточно юн и представлял собой экспозицию предметов, изобретений и оптико-механических инструментов, производство которых началось в Йене, а в итоге повлияло на весь рынок оптических приборов в мире. Завораживающее зрелище для юного исследователя, который все детство с упоением слушал истории о людях, меняющих нашу жизнь. У красной ленты, закрывающей вход в экспозицию, стояла пожилая женщина. Она то и дело поправляла подол юбки и закидывала за ухо прядь седых тонких волос.
- Ваш билет , пожалуйста!, - высоким тоном , чеканя каждую букву как монету, обратилась она к студенту. В голове Маркуса пронеслась мысль о том, что голос явно моложе, чем его носительница.
Он протянул ей сложенный вчетверо билет и , не проронив ни слова , отправился вглубь стеллажей.
Переходя от одного экспоната к другому, неожиданно Маркус услышал шепот. Да да, тихий голос еле слышно, но достаточно отчетливо, повествовал в пространство. «Что бы это могло быть? Не схожу ли я с ума?» : промелькнули тревожные вопросы в голове у Дробышева. Но голос был четкий, и все больше уверенности возникало у Маркуса в реальности всего происходящего. Он пошел на шепот, ориентируясь только благодаря острому слуху, доставшемся ему от покойной матери. «Вот же! Вот же оно!»: восторженно пискнул юный Дробышев, найдя на одной из полок загадочный источник звука. Это были очки Роберта Коха, того самого, который выделил возбудителей сибирской язвы и туберкулеза вне организма, создал псевдовакцину туберкулин и за это, в 1905 году , был награжден Нобелевской премией. Его очки и нашептывали Маркусу свою историю. Внешне они были не особенно примечательны : металлическая оправа, потертая от носки, округлые линзы и в разные стороны загнутые дужки, которые крайне нелепо смотрели одна на одну. Но вот что интересно, очки рассказывали Маркусу свою повесть, рассказывали про жизнь своего хозяина, про его эксперименты, про его повседневность, про его ощущения от прогресса, про его ухудшающиеся состояние здоровья, про осложнения многочисленно перенесенных тропических заболеваний, которыми Кох заражался во время своих экспедиций, про последний день в Баден Бадене и страх в глазах, про глубокое ощущение несправедливости, про едкий запах смерти. Уже было глубоко за девятый час, когда Маркус почувствовал прикосновение чьей-то холодной ладони к своему запястью.
- Молодой человек, мы уже закрыты! Что же я Вам все кричу да кричу, а вы не отзываетесь. Крайне, крайне невежливо заставлять пожилого человека так надрываться!
- Вы…Вы…, Вы разве ничего не слышите?, изумленно спросил у нее Дробышев, в глубине души надеясь, что данный феномен открылся не только ему одному.
- Я слышу только то, что часы пробили 10. Марш отсюда! Я закрываю музей!, - после этих слов она вышла из зала, громко стуча своими маленькими каблуками начищенных лаковых ботинок.
Оставленный в одиночестве Дробышев был растерян, крайне напуган, но в тоже время неимоверно удивлен и изумлен. Он вдруг почувствовал свою неуверенность в незыблемых научных истинах. Окружающая реальность казалась сном, небылицей, возникшей в голове у маленького мальчика, который любил утопать в своих фантазиях.
Внутренний ребенок убеждал Дробышева не относиться к этому событию скептически, разобраться в произошедшем, понять его природу и возможную пользу.
Очевидно, что подобные предметы могли предоставить возможность пережить опыт того, кто уже не сможет им лично поделиться. Могли рассказать о тайнах этого мира, о наследии своих знаменитых владельцев, которое, к сожаление, довольно часто было покрыто мраком невежества современности.
Только под утро Маркус смог уснуть.