Отрывок из романа "Альфарий: Голова Гидры"

Время от времени я задаюсь вопросом, какой из моих братьев стал бы лучше, не вмешайся Император в их жизни. Думаю, Лоргар оказался бы сломлен: у меня сложилось впечатление, что он с самого начала знал о своей более великой судьбе, и он не нашёл бы спокойствия на Колхиде. Мне кажется, из всех нас Лоргар больше всего выиграл бы, оставшись на Терре. Мы никогда не были близки, но я чувствую, что в его душе есть тоска, которую Император бы заполнил, если бы нашёл его в более раннем возрасте. Магнус в Императоре нашел кого-то, с кем мог бы поговорить о Великих Силах и возможности ими управлять, и я не думаю, что он смог бы реализовать свой талант без руководства моего отца. Фулгрим желал лишь лести от окружающих, но я искренне верю, что ему было полезно найти в галактике существо более великое, чем он сам. Это давало ему возможность подражать и стремиться к чему-то, когда он так легко превосходил всех, кто окружал его до этого момента. И конечно, без встречи с нашим отцом он никогда не смог бы наладить запутанную, но явно искреннюю дружбу с Феррусом. Жиллиман и Дорн, напротив, являлись хозяевами своих владений. Если бы Император не нашел их, я уверен, они продолжили бы эффективно править своими народами и, насколько можно судить, справедливо. Со временем оба они вполне могли бы пойти дальше, возможно, создав свои собственные маленькие империи.

Ангрон и Керз? Честно говоря, я не уверен, что их жизнь сильно улучшилась с приходом моего отца. На народ Нострамо пришествие Императора уж точно никак не повлияло.

Что касается остальных, то посмотрев на Хана или Русса, трудно сказать, что им нужен Император. У них более свободолюбивый нрав, но это не значит, что они глупы.

Иногда я спрашиваю себя, является ли Империум для Джагатая чем-то большим, нежели просто средством, чтобы доставить его к более далёким звёздам? Меня это мало волнует. Но любой инструмент стоит использовать лишь до тех пор, пока его владелец сохраняет контроль и внимательность.

Мы лишь орудия, в этом я не сомневаюсь. Не думаю, что многие из моих братьев осознают этот факт, но Русс – один из них. Он любит меня не больше, чем Рогал, –на самом деле, я бы сказал, значительно меньше, – но однажды я застал его на праздновании одной из побед, и мы обменялись парой фраз. Он был пьян или казался пьяным; я так и не смог определить, но подозреваю, то была примитивная уловка с его стороны, потому что наша природа позволяет нам без вреда усваивать все, кроме самых сильных токсинов. Однако пьянство, кажется, больше подходит рычащему и одетому в меха гиганту Руссу, чем патрицианской внешности Жиллимана или суровости Пертурабо, и потому некоторые могут его недооценить.

Он спросил:

— А ты что такое?

Я не так давно открылся братьям, это был наш первый разговор. Я улыбнулся ему.

— Я – Альфарий!

Русс заворчал в ответ.

— Я спросил "что", а не "кто".

— Не уверен, что понимаю тебя, — ответил я.

— А я уверен в обратном, — он сделал гигантский глоток из маленького бочонка в его руке, который вонял химическим пойлом. Мьод – так называли это фенрисийцы. — Но если ты хочешь поиграть в непонимание, я объясню. Все мы являемся аспектами Всеотца, у всех нас своя манера, в которой мы Ему служим. У Него есть Свой страж, Свой герольд, Свой осадный мастер, Свой губернатор, Свой... — Тут Русс замолчал и бросил злой взгляд через плечо в сторону, где стоял Магнус. — Колдун, — закончил Волчий Король с явным отвращением.

Я промолчал. Русс не упомянул себя в своей речи. Не было никаких сомнений в его роли, по крайней мере для тех, кто видел, как сражались Волки. Русс обладает яростью в битве, почти сравнимой с безумием Ангрона, но c более жестким фокусом. Русс концентрируется на отдельной цели, на которую направляет свой гнев.

Волчий Король – палач нашего отца. Я подозреваю, что по крайней мере один из моих покойных братьев мог бы подтвердить этот факт, хотя у меня нет абсолютно никаких доказательств, если они вообще были сохранены. Назовите это чутьём, интуицией, как угодно.

— Поэтому спрашиваю тебя еще раз, — продолжил Русс, вперив в меня взгляд, который превратил бы любого смертного в трясущиеся останки. — Что ты такое?

Я снова улыбнулся ему.

— Я тот, кто хранит секреты.

На мгновение я даже не был уверен, как он отреагирует. Затем его лицо расплылось в широкой улыбке, обнажившей длинные клыки – это была единственная искренняя улыбка, причиной которой, как мне кажется, я когда-либо был для Лемана Русса, после чего он разразился смехом, переходящим в лай.

— Ха! Что ж, в таком случае я удивлен, что ты пришёл один.