Глава 9: Безумие и безрассудство. Часть 7. Страсть и Бред.
— Это серьезное нарушение правил. Я вынуждена доложить Врачу. Все ваше лечение будет пересмотрено.
— Пока новый план лечения в разработке, все члены Общества будут заперты в своих камерах без своих привычных привилегий.
Надзирательница делает сильный акцент на слове "Общество”, заставляя заключенных волноваться.
— Ты обещала нам! Что не будешь лезть в дела Общества!
— Пожалуйста, он не заслуживает этого. Никто не заслуживает! Мы не хотим терять своих друзей.
Ранее бившийся в конвульсиях заключенный встал на ноги.
— Пожалуйста, мадам! Клянусь, такого больше не повторится. Я буду принимать лекарства вовремя, как следует.
— Обещаю, я никому не наврежу.
— Мне жаль, мистер Пабло, но правила есть правила.
— Прежде чем ты заберешь этого бедолагу у друзей, могу я кое-что спросить?
— Ты знаешь, куда попадают заключенные после приема у Врача?
— Поддерживать порядок здесь – моя обязанность. За то, что происходит за этими стенами, я ответственности не несу.
— Возможно, после приема у Врача они возвращаются в общество.
Лицо надзирательницы смягчается.
— В этих стенах только одна правда. Никто не возвращается из клиники Доктора Комалы.
— Ты уверена, что этим "лечением" Он действительно лечит?
— Пабло безопасен. Он… он просто писатель с талантом распознавать слова и поэмы. Вот и все.
— Прошу, отпустите его. Мы присмотрим за ним. Он получит свою долю лекарств. Мы проконтролируем.
— Но это не соответствует нашему уставу.
— Все так же высокомерен, Идеалист.
— Однажды этим ты убьешь нас всех.
Незнакомка ступила в выставочный зал. Когда она подошла, надзирательница вздохнула с облегчением.
— А, это ты. Рада видеть тебя.
— Октавия, одна из наших образцовых заключенных. Она очень помогла нам в прошлом.
— Если вас интересует тюремная литература, я бы посоветовала поговорить с ней вместо Идеалиста.
— Кто бы мог подумать! Это место кишит писателями!
— Мне казалось, будет легко найти моего друга-писателя в этой тюрьме. Но так странно: я попала в место, где таких писателей полно.
— Она была в этой компании, но устала от их глупостей и создала свою.
Новое лицо вызывает у Идеалиста особую реакцию. Он незаметно щелкает языком.
— Что ты тут забыла, Октавия? Ты не слышала? Эпоха атаманов, призраков и колоний закончена. Висцеральный реализм – вот оно, будущее!
— Ха. Поможет ли тебе твой гениальный "висцеральный реализм" закончить хоть одну из этих поэм?
— Пустая трата времени. Меня не интересуют споры с тобой.
— Я просто проходила мимо и стала свидетелем твоего мерзкого эгоизма.
— И я не собираюсь просто стоять в стороне и смотреть, как ты совершаешь одни и те же ошибки.
— Я отведу Пабло к Врачу. Поможете, мисс Надзирательница?
— Мы договорились: каждый сам по себе. Нарушаешь соглашение?
— Никто, никто не сможет стереть слова из наших поэм!
Они продолжают накаленный спор, не обращая внимание на надзирателя.
— Ты вообще не слушаешь. Мне жаль твоих последователей. Идти за таким безмозглым мегаломаньяком! Ты хоть раз думал о последствиях своих действий?
(п.с. мегаломаньяк – одержимый манией величия)
— Мы долго боролись за право обсуждать литературу под их наблюдением. Твое импульсивное эго может разрушить все, что мы выстроили здесь!
— Не читай мне лекции, Октавия. Нам не нужно разрешение, чтобы делать то, что мы хотим.
— Ты просто очередная марионетка власти, целующая ноги тем, кто стоит за стеклом.
— Они надрессировали тебя верить, что ты сама выбираешь быть доброй и удобной. Кто же может справиться лучше?
— Когда смотрю на тебя, вижу лишь покорную овечку, прямо какую башня и хочет! Что может сделать кто-то вроде тебя? Литературу защищают не те, кто валяется в комнатах отдыха, рисуя каракули под успокаивающую музыку.
— Ты хоть раз смотрел в зеркало, Идеалист? Ты стал жалким, никчемным и глупым монстром, разрушающим все вокруг!
— Хочешь сказать, хищник? Естественно, овечка бы впала в ужас от одной только мысли о таком существе.
— Пугливая овечка, запутавшаяся в лозе, перепутала лезвие для освобождения с пастью льва!
— Какая гениальная метафора! Умоляю, научись отличать ложь от правды и фантазию от реальности. Только тогда ты сможешь вести людей к истине.
— "Отличай ложь от правды." Не смеши меня. Это предел твоих взглядов?
Охваченный страстью, лидер прыгает на ближайшую скамейку, вставая в драматичную позу перед толпой.
— Товарищи! Друзья! Послушайте!
— Нет более истинного дома для литературы, чем тюрьма–
Раздается оглушительный звук, и все слова застывают в воздухе.
Идеалист замирает. Его глаза опускаются на темно-красную дыру в его груди.
Просачивается зловещий бордовый оттенок.
Испуганные арканисты отступают, крича.
— Кто это сделал?! Руки за голову и на колени, все, быстро!
— Это последнее предупреждение!!
Заключенные не отреагировали на слова надзирательницы. Они замерли, уставившись на Идеалиста.
— Идеалист, ты.. ты истекаешь кровью! Твоя грудь!
Пока секунды его жизни тикают, Идеалист не реагирует. Он просто поворачивается к Реколете.
Незаконченная речь растворяется в тишине, а тюрьма начинает трястись.
Весь зал искажается, изменяется до неузнаваемости, будто сам по себе расширяется.
Выставочный зал застыл. Время, кажется, вместе с ним, но кто-то начал говорить.
— Его застрелили? Откуда стреляли?
— Мисс Надзирательница, и вы, леди, помогите! Мы должны доставить его к Врачу!
Ее слова зажигают первую искру.
— Твоих рук дело, Октавия? Ты не смогла принять правду и решила пронзить его сердце, пылающее огнем справедливости!
— Или это ты, Надзирательница? Захотела раздавить голоса поэзии своим штурвалом власти?
— Это был кто-то из вас. Дьяволы во плоти! Звери в человеческой шкуре!
— Ты не видишь? У меня нет ничего, чем я могла бы это сделать. Я так же невинна, как и любой из вас.
— Я пыталась поддерживать порядок здесь, защищать вас всех. И сейчас ты обвиняешь меня?
— Не слушайте ее! Идеалист делал все правильно. Она пытается свалить вину на нас для своей выгоды!
Ярость заключенных вырывается.
В хаосе Сонетто блокирует арканские атаки, рассекающие воздух.
— Это безумие. Вы обвиняете меня без доказательств. Я не делала этого.
— Все выходит из-под контроля. Предлагаю вам, леди, убираться.
— Все слишком быстро. Что с Идеалистом? Он в порядке?
— У меня.. У меня даже не было шанса спросить об Алефе.
Когда люди шли на них, грань между жизнью и смертью размывалась до неузнаваемости.
— Я согласна с Надзирательницей.
— Хронометрист, Реколета. Уходим отсюда.
Жестокий конфликт накалялся, и все дошло до бессмысленного.
Иллюзия времени растворяется, его течение неведомо.
Под воздействием сада сумасшествие заключенных начинает напоминать нечитаемую поэму.
Тогда среди них появляется незнакомая фигура, но никто не обращает на нее внимания.
Только что пришедший осматривает бездыханное тело.
— Органы мертвы. По крайней мере, хоть где-то тихо и спокойно.
— Ну, для вора и лжеца вроде него вряд ли можно придумать что-нибудь получше.
Он достает из кармана Идеалиста игральную кость.
Артефакт, украшенный узорами и окутанный дымкой. Он, видимо, не принадлежит этому миру: двадцатигранная игральная кость, понятная только всезнающему.
И теперь он запятнан гнилой чернотой.