Ромашки и немного облаков
Автор: k.newafi
Крошечный островок природы посреди огромного, технологичного мегаполиса, — парк Белль-Айл был, пожалуй, единственным местом во всем Детройте, где городской шум растворялся в пении птиц и шуршании листвы, где облака не состояли из дыма фабрик и заводов и где суета торопящихся на работу прохожих сменялась монотонностью и неторопливостью природы.
Когда Коннор в разгар отпуска вдруг предложил отправиться подышать свежим воздухом, Гэвин не раздумывая согласился и сразу же бросился собирать рюкзак со всеми необходимыми для пикника принадлежностями.
Они редко выбирались на природу, проводя свободное от работы время преимущественно дома, в тепле и уюте, или в картинных галереях, музеях и на выставках — причем инициатором последнего неизменно выступал Коннор. После всех этих многочасовых походов ноги неистово болели, а сам Гэвин то и дело норовил опуститься куда-нибудь на скамейку или, на худой конец, облокотиться на стену — но довольные улыбки Коннора, его горевшие восторгом глаза компенсировали самую невыносимую боль. Даже такую, как стреляющая боль в коленях.
— И это ты называешь свиданием?
Коннор тонко улыбнулся и перевернул очередную страницу книги.
— Свиданием это назвал только ты. Я же сразу сказал, что мы с тобой просто идем на прогулку. Или пикник, если тебе это нравится больше.
Гэвин притворно-страдальчески вздохнул в ответ и опустился на плед, заложив руки за голову.
— С таким же успехом ты бы мог притащить шахматы в кровать во время нашего первого раза. Сексом это назвал только ты, я же сразу предупредил, что мы просто полежим вместе под одеялом, — передразнил его Гэвин, — и поиграем в шахматы, разумеется.
Коннор отложил книгу в сторону и рассмеялся — так, как умел только он: чуть хрипло, тихо, но настолько тепло и заразительно, что Рид сам улыбнулся в ответ.
— Мне осталось дочитать еще совсем чуть-чуть. Подождешь?
— Вот и отдал я тебе библиотеку на свою голову, — он вздохнул с деланной грустью и нетерпеливо привстал, опираясь на локти. — Читай, конечно.
— И это лучшее, что ты мог для меня сделать, — с улыбкой заверил его Коннор. — Я быстро. Обещаю.
Летняя июньская жара спала, и наступил июль — душистый, солнечный и теплый. Редкие облака на небе напоминали хаотичные мазки белилами на холсте. Беспорядочно разбросанные, самых разнообразных и причудливых форм, они возвращали Гэвина в далекое детство, где, так же лежа на газоне перед домом, он видел в плывущих облаках еду, животных и насекомых, и даже лица кого-то из знакомых — причем последнее неизменно заставляло его заливисто смеяться.
Сейчас же, по прошествии многих лет, Гэвин не видел в облаках ничего, совсем ничего. Возможно, веселый и авантюрный ребенок в нем окончательно озлобился и повзрослел, а может быть, сами облака в серой и унылой городской среде стали чересчур однообразными.
Травинки покалывали и щекотали босые ноги, легкий ветерок приятно обдувал лицо, а лучи солнца, напротив, заставляли жмуриться и морщиться. От солнца не спасали даже раскидистые деревья и тень, и оно все равно каким-то образом умудрялось пробираться через листву и ветви, опаляя и обжигая уши, щеки и кончик носа. Наверное, лицо снова неравномерно обсыпает веснушками: с Гэвином это происходило всегда после длительного пребывания на свежем воздухе.
Протянув руку, Гэвин провел ладонью по не стриженой траве, спугнув рой каких-то мелких букашек, и полной грудью вдохнул запах свежести и зелени.
Коннор тем временем шуршал страницами — да так активно, что Гэвину казалось, что еще чуть-чуть, и он непременно выдерет их прямо с ветхим корешком. Это выражение сосредоточенности на лице он хорошо знал. Так Коннор выглядел лишь в двух случаях: когда они бились над разгадкой какого-нибудь особенно тяжелого и запутанного дела, и во время чтения интересной литературы — и, судя по тому, как летали страницы в его руках, книга из личной библиотеки Гэвина ему искренне понравилась.
Коннор придвинулся к нему еще ближе и пристроил голову у него на коленях. Пожалуй, тактильность андроида стала для Гэвина главным и одним из самых приятнейших сюрпризов. Коннор, казалось, всегда искал и пользовался малейшей, даже самой незначительной возможностью его коснуться — специально или ненароком. Именно Коннор дольше всего растягивал их объятия, одаривал Гэвина сотней прощальных поцелуев перед расставанием, даже если речь шла о двухчасовой поездке, и, передавая ему папку важных документов в офисе, украдкой сжимал и переплетал с ним пальцы.
Гэвин улыбнулся собственным воспоминаниям и зарылся пальцами в чужие волосы. Мягкие, практически шелковистые, Гэвин пропускал темные пряди через пальцы, накручивал и с нежной осторожностью перебирал.
Уголки губ Коннор дернулись в улыбке. Гэвин редко видел его таким расслабленным. Обычно челюсти Коннора были крепко стиснуты, плечи — напряжены, глаза смотрели изучающе и пронзительно, а на лбу собирались морщины, из-за чего сам Коннор под конец рабочего дня выглядел донельзя замученным и усталым.
Сейчас же все было по-другому. Морщинки разгладились, карие глаза блестели, и в них отражалось небо с мерно плывущими по нему облаками, а волосы в потоке солнечного света отливали мягким золотом — но, стоило лучам скрыться в облаках, как они тут же темнели, возвращая свой привычный каштановый цвет.
Раньше он всегда считал, что тело андроидов холодно, как лед или железо, но Коннор оказался на удивление теплым, а в некоторых местах — даже горячее самого Гэвина. Проводя кончиками пальцев по чужой скуле, он каждый раз любовался знакомыми родинками — и Рид, ранее называвший такое занятие чересчур приторным и ванильным, сейчас с нескрываемым удовольствием складывал эти веснушки в неизвестные ему созвездия.
По левую сторону от них раскинулось большое ромашковое поле. Запустив руку в цветы, Гэвин сорвал сразу несколько, очистил стебли от лишней листвы и черных мошек и аккуратно, чтобы не рассыпались лепестки, заложил их за ухо Коннору.
Это выглядело так органично, что Рид не сдержался — и спустя пару минут уже с десяток ромашек были запутаны и вплетены в волосы.
Помнится, прошлым летом Тина пыталась научить его плести венки из одуванчиков и какой-то прочей растительности — но тогда Гэвин испортил все, что только было можно, и Тина совершенно справедливо нарекла его безнадежным.
— И как я выгляжу? — голос Коннора вырвал его из задумчивости, и Гэвин обнаружил, что тот закончил чтение. Книга же лежала чуть поодаль, и ее избранная страница была заложена какой-то веточкой.
— Совершенно очаровательно, — честно ответил Гэвин, поправляя отдельные цветы. — Не беспокойся, сначала я избавился от орды жуков.
— Какой геройский поступок. Я даже и представить не мог, что ты такой романтик.
Коннор беззвучно рассмеялся и, наугад вытащив одну ромашку, заправил ее за ухо Гэвину.
— Прелестно, Гэвин, — он любовно провел пальцами по его щеке и поерзал на коленях, пытаясь устроиться удобнее. — Сегодня такие красивые кучевые облака. Никогда не видел ничего подобного.
Рид запрокинул голову, из-за чего цветок чуть было не упал на землю, и заслонил глаза ладонью. Облаков было действительно много, причем все они были разных форм и размеров: от крошечных, практически незаметных белых пятнышек до неизмеримо больших громад, они заполонили собой чуть ли не весь небесный свод.
— Это похоже на… — Коннор чуть прищурился. — На очертания автомобиля. Правда, без задних колес. Видишь?
— Да, пожалуй, — соврал Гэвин, видя лишь какую-то бесформенную массу, — очень похоже.
— А вот там, чуть левее — лошадь. В этот раз, к счастью, со всеми конечностями. А если ты взглянешь повыше, то различишь человеческое лицо.
Скупые ответы и реакции собеседника Коннора, казалось, ничуть не смущали: он все продолжал указывать куда-то пальцами, оценивающе хмурился и беспрерывно сыпал новыми ассоциациями, замечая что-то удивительное всякий раз.
Гэвин послушно наблюдал за его рукой, многозначительно кивал, как будто пытаясь найти другую трактовку затейливым формам, но неизменно соглашался с мнением Коннора. Несколько раз ему буквально на считанное мгновенье удалось разглядеть то лицо, о котором толковал Коннор — но, стоило лишь облакам немного сместиться, как видение тут же исчезало, растворяясь в белом, густом тумане.
— Скажи честно, у тебя есть какой-то алгоритм определения и соотнесения форм? И ты просто пытаешься меня впечатлить?
— Нет, — Коннор улыбнулся, но тут же посерьезнел и как-то странно взглянул на Гэвина. — Неужели ты этого не видишь?
Гэвин горько усмехнулся и отвернулся, с нарочитой заинтересованностью рассматривая травинки под ладонью. Он никогда не отличался хорошим воображением, зато сны — и в особенности кошмары — у него всегда были на редкость яркие и красочные, пугающие своей реалистичностью и правдоподобностью. Кажется, он вытянул совсем не тот лотерейный билет — и пока другие люди, как, например, Коннор, наслаждались красотами природы, он просыпался посреди ночи с застывшим на губах криком.
Это разглядывание облаков было мелочью, какой-то глупой детской забавой — но почему тогда это так болезненно отзывалось в груди?
— Нет, это определенно лягушка, — бормотал себе под нос Коннор, хмурясь еще сильнее прежнего и испепеляя гряду облаков въедливым взглядом, — но у них не бывает такого непропорционального тела.
— И что ты там видишь, Коперник? — Гэвин скучающе склонил голову набок и вдруг почувствовал, как все внутри сжимается от приятного волнения. — Коннор, не хочу тебя огорчать…
Взгляд уцепился за отдельные облака, и Гэвин смотрел на них так пристально, как будто боялся, что сейчас они шевельнутся — и сложенная им воедино мозаика ускользнет навсегда.
— Это гриб, Коннор. Самый обычный гриб.
Гэвин не выдержал и рассмеялся. Сначала совсем тихо, неуверенно, но потом все больше распаляясь — и под конец откинулся назад, сотрясаясь в хохоте и чувствуя, как лепестки ромашек колют и щекочут лицо и какие-то травинки настойчиво лезут в глаза.
— Очень остроумно, Гэвин, — с убийственной серьезностью откликнулся Коннор и опустился рядом. — В таком случае, что это за вырост на грибе?
Отсмеявшись, Гэвин заложил руки за голову и снова взглянул на небо.
— Почему она такая огромная? Только не говори, что это гусеница-мутант, это не рационально.
—А машина без задних колес — это, по-твоему, оплот здравого смысла? Видишь неровность, как будто кто-то отхватил кусок? Эта самая гусеница и изъела шляпку, — Гэвин хитро улыбнулся, и в его глазах зажглись лукавые огоньки. — Неужели ты этого не замечаешь?
Разжечь в Конноре азарт было проще простого: достаточно лишь было усомниться — шутя или серьезно — в правильности его предположений, и тогда уже самому приходилось отражать его замечания и пикировки.
— Предположим, — как и ожидалось, Коннор быстро втянулся в игру. — Что ты видишь слева?
Коннор замолчал и многозначительно покивал.
— Улыбающееся лицо, облака и тонущий человек. Роршах бы остался доволен.
Гэвин хохотнул и слабо ткнул его локтем в бок.
— А что же в таком случае видишь ты?
Коннор начал с жаром перечислять, и Гэвин с удивлением заметил, что после его комментариев облака, словно по мановению волшебной палочки, действительно приобретают осмысленные очертания.
Спустя много-много лет он снова видел эти сложные геометрические формы, причудливые, витиеватые узоры, отдельные предметы и иногда даже лица и животных — и пускай половина из них обладала каким-то уродством вроде отсутствующих конечностей, это все-таки были животные. Настоящие животные, хоть и созданные из тумана облаков.
Облака постепенно рассеивались, оставляя после себя нечеткий, дымный след, а по небу разлилась вечерняя заря, окрашивая его в нежные пастельные тона и оттенки. Сначала оно было бледно-розовым, скорее персиковым, сейчас же — приобрело выраженный лиловый цвет, и редко проплывающие облака вместе с ним отливали сиренью.
— В следующий раз мы посмотрим звезды, — Коннор обернулся к нему, и его губы дрогнули в слабой, но довольной улыбке. — Что думаешь?
В его глазах отражалось столько искренних, непередаваемых чувств, что Гэвин вдруг осознал для себя одну простую вещь.
Коннор все понял. Он понял это еще с самого начала и потому так быстро, намного быстрее обычного, втянулся в эту игру. В тех облаках можно было увидеть что угодно — но только не лягушку.
Осознание этого заставило улыбнуться, сердце пропустило удар, и где-то в груди все сжалось до щемящей боли.
— Будем искать созвездия на небе? — Гэвин тепло усмехнулся и, протянув руку, нежно провел согнутыми пальцами по чужой скуле, спустился вниз по щеке и, наконец, коснулся чуть приоткрытых губ. От ветра прежде аккуратная прическа Коннора окончательно растрепалась, и лишь несколько отдельных ромашек — и то с наполовину облетевшими лепестками — чудом держались в волосах.
— Как тебе захочется, — Коннор улыбнулся в ответ и приблизился, накрывая его губы своими, мягкими и теплыми.