Minus 16: с музыки всё начинается, музыкой всё заканчивается

Спектакль «Minus 16» поделён на несколько частей. Начало — мы видим одного танцовщика в чёрном костюме, чьи движения неожидаемы, потому что под песню «It Must Be True» (The John Buzon Trio) ожидаешь чего-то менее отрывистого и кроткого. Со временем актёров на сцене появляется больше и больше, они вылезают, словно молекулы, чтобы собраться в один организм. То, что выступающие делают, сложно назвать танцем, потому что зритель наблюдает за хаотичностью, судорогами. Но в момент – естественным образом и без лишних приёмов – организм обретает общий разум и становится единым. После тёмная сцена, теперь это «тело» расползлось по площадке, его звенья стоят у стульев, концентрируясь и приготавливаясь к кое-чему мощному.

Сцена со стульями — одна из самых известных и культовых у Наарина, она стала символом Batsheva. В сравнении с прошлым отрывком движения снова похожи на конвульсии, но они структурные, и тут танцующая масса уже однородна; вот только идёт обратный процесс — отпочковывание одного звена из «тела». Труппа по цепочке совершает ритуал, похожий на экзорцизм, вместе с этим звучит песня, она как гимн для танцовщиков. И из-за гнёта мощи один из персонажей не способен выполнить обряд до конца. С каждым кругом, где необходимо раскрыться в буквальном смысле, он не может; хоть и старается не выбиваться из общего ритма, но всё падает и падает, ему не удаётся стать "шире" движениями, как другим. А когда наступает момент сбросить с себя одежду, высвободиться из неё — это оказывается финальным боем, в котором он сдаётся. А остальным даже всё равно, они танцуют по правилам дикой природы: выживают сильнейшие.

Следующая сцена — теперь части пластичного организма под руководством звука «тик-так» превращаются в стрелки часов: такие же резкие, подёргивающиеся, колючие. Но это лишь перебивка для дуэта. Включается лиричная песня, и сюжет сменяется на драматический, мужчина и девушка выясняют отношения.

Все отрывки «Minus 16» бессвязны и самостоятельны. Наарин не подвластен стереотипам о взаимозависимости сцен, поэтому может позволить врубить электронную музыку после трагического действия. Начинается дискотека, артисты «отрываются». Далее танцовщики спускаются и выбирают партнёра из публики, выводят их на свою территорию. Музыкальная концепция здесь просвечивается яснее всего: под энергичный трек случайные люди и профессионалы чувствуют ритм, будто все в состоянии аффекта, а сцена уже не сцена, и нет никакого выступления — только полное погружение в себя, в своё тело, свобода движений. Истинное выходит наружу. И с последующими паузами в музыке или сменой песен то же самое. Рефлекторно все понимают, что нужно делать: остановиться или плавно двигаться. Музыка как проводник направляет танцовщиков, она замораживает человека, превращая в объект, а может и дать возможность быть активным. В финале, когда на сцене из зрителей оставили только женщину, выключается звук и заканчивается танец. Всё выступление жило благодаря сопровождению мелодий из колонок. Теперь зритель смотрит на зрителя.

Тридцать минут непохожих друг на друга постановок с неповторяющимся настроением, разноплановой музыкой. Казалось бы из объединяющего все сцены — только черные костюмы, но даже их не было целый спектакль. Наарин создал нечто, что делает сплочённым весь его материал, ещё много лет назад — Гага. Это импровизационная танцевальная техника, благодаря которой артисты овладевают своим телом, а «Minus 16» — вверх демонстрации «языка» Охада. Это гимн свободе движений. Именно поэтому неидеальные, судорожные движения кажутся идеальными. Переход от сцены к сцене не кажется резким, он лаконичен, потому что ненавязчиво Гага проходит красной нитью. И, если говорить о костюмах, то в другом балете пиджак, рубашка и брюки бросались бы в глаза и возникало ощущение, что «наверняка им неудобно».