«Touch the light»: свет есть, но это не трогает
Как спектакль Ильи Живого пытался быть чем-то свежим и амбициозным, но на деле выглядит как пиар
Илья Живой – лауреат премии «Золотой Софит», номинант на театральную премию «Золотая Маска», обладатель награды «Надежда России». В каждой своей работе он сочетает несочетаемое. Будь то дебют хореографа «Е2. Едва. Hardly» в котором Живой использует звуки магнитосферы Юпитера или работа «Adulte», сочетающая музыку Моцарта и молодой композиторки Тоси Чайкиной. Задача же «Touch the light» – органично совместить танец и каллиграфию.
В спектакле участвует три пары, каждая со своей партией, которые не синхронизируются даже в момент присутствия всех шести человек на сцене. Подобный хаос напоминает балет «Chroma» Уэйна МакГрегора и сразу вскрывает основную проблему постановки Ильи Живого: все упоминания известных творцов исполняют здесь роль сугубо эстетскую. Если у МакГрегора хаотичное движение вызвано столкновениями и постепенно приходит к синхронии, то у Живого все танцовщики отделены друг от друга и ни о какой композиционности речи не идёт. Единственное, чем можно оправдать такой приём – каллиграфия на экране. Тогда артисты, непохожие друг на друга подобно штрихам в вязи текста, уходят на второй план, оставляя главную роль декорациям.
Покрас Лампас и его диджитал-арт в качестве декораций – главная «фишка», пиар-ход и проблема спектакля. Обычно дополняющие действие, декорации в исполнении Покраса перетягивают на себя внимание, оставляя танец на втором плане. Основная идея творчества художника – манифестация нового искусства – тоже теряется, ведь эти надписи и в статике трудно читаемы, а будучи подвижными на экране и вовсе превращаются в набор красивых загогулин на бумаге. Становится непонятно как воспринимать происходящее: то ли как видеоарт с элементами танца, то ли как современный танец с просто красивым задником. Если первое, то танцовщики лишь мешают, то и дело загораживая «инсталляцию». Если второе, то каллиграфию как элемент красивых декораций уже давно забронировали для себя кальянные и в театре такой приём выглядит если не пошло, то неуместно.
Единственное, что не теряется – музыка Филипа Гласса. Она красива, внимание на себя не перетягивает и дополняет как танец, так и то что происходит на экране. Однако при общей хаотичности всего происходящего, единственная константа сильно выбивается и воспринимается как то за что борются Покрас с Живым. Все их перетягивания словно завязаны на музыке, которую хочет визуализировать художник и материализовать хореограф. Этими желаниями авторы будто забывают, что неплохо было бы ещё и друг с другом законнектиться и стараться дополнять, а не перекрикивать.
В конце концов непонятна и главная идея сего действа. Раз уж не удаётся получить полноценное удовольствие от происходящего, то хочется выяснить, какой была идея постановщика, помимо эффектности. Задаёшься пресловутым и неправильным вопросом «что хотел сказать автор?». Можно бесконечно формулировать завиральные идеи о диалектических взаимосвязях света и тьмы, о двух сущностях человека, о жизни и смерти, о биполярности естества. Но всё это бессмысленно, так как отражается просто в цветовой гамме. Вот и остаётся говорить о диджитализме, новом искусстве, свободе художника, переосмыслении хореографии.
Как зачастую и бывает, недостаточно просто собрать громкие имена, надо ещё эту кучу грамотно сорганизовать. И вот с организацией у проекта большие проблемы. То ли потому, что времени на подготовку было мало (Покрас упоминает, что работали в супержёстких рамках). То ли потому, что для первой попытки симбиоза балета, диджитала и современных художников надо, чтобы самое громкое имя было у того, на чьей стороне проект и задумывается – в данном случае у хореографа. По итогу получился перформанс, который неплохо смотрелся бы где-нибудь в индустриальном выставочном зале Севкабеля в том же Питере, но никак не громогласный проект для Мариинского-2 с претензией на междисциплинарность.