Утечка писем Композитора и Нежить
Дорогой мистер Фредерик Крайбург,
надеюсь, это письмо застанет Вас в добром здравии и хорошем расположении духа.
Осмелюсь извиниться за столь дерзкое обращение. Прошлой осенью мне выпала особая честь присутствовать на вечере в Салоне Коэн-Блёмер в Вене, где Ваше блистательное исполнение "Импровизации во время ливня" глубоко потрясло меня. Прекрасная мелодия и выразительная драматургия этого произведения до сих пор живут в моей памяти. Каждый раз, вспоминая его, я испытываю негодование — как могло случиться, что столь изумительное сочинение осталось в тени после лишь нескольких салонных исполнений?
Будь хозяева парижских салонов столь же удачливы, чтобы познакомиться с Вами, не сомневаюсь — Ваше искусство получило бы признание, которого оно более чем заслуживает, а Ваше имя красовалось бы на их позолоченных приглашениях.
Разумеется, я осведомлена о той особой гордости, что так часто сопровождает путь художника-одиночки. Позвольте мне, однако, откровенно сказать: мрачный воздух Вены, кажется, впитался в её мостовые, тогда как Париж встречает новый рассвет — рассвет, что ждёт истинного гения.
Если бы Вы изволили принять моё приглашение, я была бы счастлива устроить для Вас резиденцию в районе Сен-Жермен. Там у камина Вас уже ожидает письменный стол из сосны, чтобы Ваша рука могла творить новые произведения.
Более того, в данный момент я нуждаюсь в художественном советнике для работы над новой оперой. Годовое жалованье в тридцать тысяч франков, быть может, покажется Вам скромным, но оно предлагается с надеждой, что избавит Вас от мирских забот и оставит время для подлинного творчества.
С нетерпением жду Вашего ответа.
С искренней преданностью,
мадам Николя Орсонвиль
Письмо с приложением отчёта об экспериментах
Сэр,
с момента моего последнего письма я всецело посвятил себя новому порученному мне делу. Рад сообщить, что к сегодняшнему дню опыт дал стабильные и воспроизводимые результаты. Полагаю, изложенные ниже данные окажутся ценными для ваших дальнейших исследований.
Путём многократной настройки как силы, так и частоты подаваемого тока, мне удалось вернуть анимацию субъекту, предварительно признанному мёртвым и лишённым каких-либо признаков жизни. После пробуждения я провёл ряд наблюдений и тестов. Хотя многие из полученных данных совпали с ожидаемыми, на последних этапах возникли непредвиденные осложнения, вынудившие меня временно приостановить эксперимент.
1. Наблюдения
После оживления субъект продемонстрировал серьёзные нарушения двигательных функций, выражавшиеся преимущественно в судорожных, замедленных движениях и шаткой походке. Это весьма напоминало отчёты о первых «экспериментах на столе», где подобные создания были обречены двигаться с угловатой, неестественной скованностью, словно плохо пригнанные шестерёнки в изношенном механизме.
Что касается самосознания, то Перси после пробуждения лишь бессмысленно бродил, издавая невнятные гортанные звуки. Следов памяти о прошлой жизни или привязанности к научным занятиям, некогда занимавшим его, выявлено не было. Примечательно, что, несмотря на внушительное телосложение, в этом состоянии Перси проявлял полное смирение, даже пассивность, не выказывая агрессии к окружающему.
2. Реакция на раздражители
На третий день после пробуждения я приступил к проверке болевой чувствительности, применяя как электрические разряды, так и открытое пламя. При слабом токе поведение Перси оставалось неизменным — вероятно, в силу его прежней устойчивости к подобным испытаниям ещё при жизни. Однако при воздействии высоковольтного разряда и огня он явно проявил чувствительность, отпрянув от источника боли. Впервые я стал свидетелем смены эмоций: от настороженности и страха — к ярости. Проявив силу, многократно превосходящую человеческую, Перси уничтожил аппаратуру и попытался бежать из лаборатории. Для обеспечения безопасности его пришлось усмирить и вернуть на место при содействии Стража №26.
3. Обучение и когнитивные функции
Спустя три недели после воскрешения я предоставил субъекту книги по механике и теории электричества. После пережитых испытаний Перси поначалу отказывался от взаимодействия с ними, однако благодаря настойчивости и терпеливому наставничеству постепенно начал понимать основы теории — и даже проявил к ней некоторый интерес.
Через три недели я случайно обнаружил, что Перси тайно применяет полученные знания, используя инструменты лаборатории для внесения изменений в конструкцию собственной левой руки. Осознав всю опасность происходящего, я незамедлительно принял решение о прекращении эксперимента. Перси оказал значительное сопротивление, но с помощью Стража №26 был усмирён и помещён в постоянную стадию анабиоза.
Завершив все необходимые меры, я испытал тяжёлый вздох, остро осознавая непредсказуемую природу подобных опытов. Моим первоначальным намерением было лишь заложить теоретическую основу для будущих исследований — наблюдая различия между субъектами, оживлёнными разными методами. Однако когда бездушный механизм начинает проявлять самостоятельную мысль и стремится восстать против своего создателя — следует задуматься, стоит ли продолжать столь опасные опыты.
Это, сэр, мои наблюдения и выводы на данном этапе работы. Искренне надеюсь, что они окажутся вам полезны.
С неизменным почтением,
Бёрк Лападура