игорь изучает крипту Х Яна Динамика.
— «Если опыт не превращен в текст, он даже не станет прошлым»: получается, для тебя творчество это способ осознать происходящее с тобой, отпустить прошлое - поэтому ты пишешь так много?
Опыт обличенный в слова — это прошлое. Опыт, с которым этого не произошло, просто не существует.
— «Февраль 22-го — и мы все как в хорор-фильме»: что поменялось в твоей жизни после этого февраля?
Потерял много миллионов, лишился тик-тока, видел во сне, как погибаю под бомбардировками.
— Что значит «завтра будет хуже»? Какое будущее ты видишь для себя лично?
То и значит. Еще беднее, еще больнее, еще голоднее! Для себя будущего не вижу. Будущего нет.
— Можно ли подготовиться к ужасному завтра?
Нет. Единственная возможная подготовка — это принятие сегодня.
— Как ты реагируешь на тревожные новости?
Медитирую на кошмары, представляю, как меня обезглавливают, душат леской, гильотинируют, простреливают коленные чашечки.
— Как справляешься? Работаешь с психологом?
Работаю с психологом, пью много кофе, посещаю терапевтические группы, общаюсь с жертвами сексуализированного насилия, помогаю деньгами малоимущим.
— Насколько тебе комфортно быть таким «человеком-кактусом»?
Насколько комфортно мне быть теплокровным? Я не знаю другого варианта. Читаю Сервантеса.
— В какой-то момент все твои появления в медийном поле были жестко постироничными, но со временем и в интервью, и в музыке стало больше тебя серьезного, откровенного. Как ты решаешь, когда угорать, а когда говорить серьезно?
Возможно, рофлы иногда более откровенны, чем любой душевный стриптиз. Представьте: вы пошутили, и никто не засмеялся. Выставили на обозрение свою интеллектуальную несостоятельность или тему, что вас волнует более всего. Ваш любимый мем — это больше вы, чем история ваших детских травм. Об этом, кстати, трек Андрея Замая «Детские травмы самые сладкие».
— Не хочется ли снова начать творить дичь на подкастах, ТВ или стримах или же задиссить кого-то?
Нет, я устал от этого. Хочется сидеть дома играть в компьютер.
— Пелевин сильно повлиял на тебя? Вы работаете похожими методами, чувствуется схожесть мировоззрений и подходов к творчеству. Насколько это важный для тебя автор?
Это автор, чью книгу «Жизнь Насекомых» я переписывал, чтобы понять его язык. Самый важный из ныне живущих.
— Ты написал, что о большем признании, чем стать прототипом персонажа Пелевина, ты и мечтать не мог. Что оно значит для тебя, это признание?
Что мой вклад в современную русскую культуру настолько значителен, чтобы мое имя было внесено в летопись РУССКОГО ПОСТМОДЕРНА. Думаю, люди будущего именно по книжкам Пелевина будут реконструировать современность.
— Пелевин очень меметичен: он использует очень много образов массовой культуры, постоянно иронизирует, обращается к общим местам в нашей истории и так далее. То же самое делаешь и ты. Пелевин в конечном итоге выносит не очень оптимистичный приговор нашему миру, но в нем есть надежда. А каков твой приговор и есть ли в нем надежда?
Будущего нет, надежда пустотна! Но кто-то должен ходить по капканам, чтобы тропы были чистыми для прогулок, не так ли? Тентакли))