Плечист, слюняв и волосат.

Со мной просто невозможно ходить в рестораны. Давясь плохо пережеванной пищей, я все съедаю за минуту и, напряженно оглядываясь, с нетерпением жду следующее блюдо, чтобы разделаться с ним как можно скорее. Никакого этикета, никаких разговорчиков и неспешных манипуляций столовыми приборами.

- Ты что, боишься, что у тебя кто-нибудь отнимет стейк? - с иронией интересуется моя спутница на очередной вечер.

- Угу, - не понимая юмора, киваю я, - сила привычки.

Впрочем, я не с того начал. Речь-то пойдет о собаках.

Каждый кусок - как последний

Есть нужно медленно, тщательно пережевывая пищу. Так рекомендуют диетологи и медики. Сразу становится понятным, что у них никогда не было собак. Тор Львович приходит на кухню, как только там застучали посудой, садится возле стола и впивается в меня немигающим взглядом своих карих глаз. И я понимаю: нужно делиться. Делиться придется, потому что иначе ньюф глазами протрет на мне дырку. А поскольку Тор Львович ничего не знает о диетологах, он ест именно так, как я в ресторане. Волей-неволей мне приходится подстраиваться под этот темп, чтобы обед был разделен хотя бы по-братски, а не девять-ноль в пользу собаки.

- Тошенька, - качаю я головой, видя, как по лохматой манишке домашнего любимца стекает слюна нетерпения, - ты бы, когда идешь на кухню, хотя бы брал с собой свое полотенце.

Но ньюф не утруждает себя подобными мелочами.

- Батя, - говорят его глаза, - тебе надо - ты и сбегай за полотенчиком. Не сочти за труд. А я пока тут, на кухоньке покемарю, чтобы кусочки в животике лучше улеглись.

Когда, в очередной раз пойдя у него на поводу, принесенным из комнат полотенцем я вытираю густую, как у киношных мачо из далеких нынче восьмидесятых, шерсть на груди красавца, ньюф манерно отворачивается и закатывает глаза, всем своим видом давая понять, что не тем, ох, не тем делом я занимаюсь.

Кстати, раз уж к слову пришлось, о шерсти. Если у вас живет ньюф, ваш пылесос будет вас ненавидеть. Причем искренне и всей своей железной душой. Давясь клубками пуха, он понимает, что выбрал не ту семью. Он осознает, что попал в ад. И старается сломаться как можно скорее, ибо, как ему кажется в этот момент, даже жизнь на помойке лучше, чем эта ежедневная пытка.

И у зверюшки есть зверюшки

Впрочем, пылесос, конечно, не знает, что жизнь на помойке тоже нелегка. В нашем подвале обитают кошки. Черная и потертая, как старые плюшевые боты, прародительница всего поголовья, если бы кошкам полагался материнский капитал, наверняка стала бы вторым Биллом Гейтсом. Каждые полгода она с завидной регулярностью предъявляет граду и миру очередной выводок. И все это черно-белое богатство приходится подкармливать. А куда деваться? Кроме нас у этих тощих и пугливых котят никого в этом жестоком мире нет.

Хотя, нет, у них есть еще Тор Львович. По причине внушительных размеров и мирного настроя кошки не узнают в нем своего потенциального врага - собаку, очевидно, считая ньюфа одной из разновидностей рода человеческого.

- Дядя, а, дядя, дай чего-нибудь покушать, - мурлычет очередной котенок, обвиваясь тщедушным тельцем вокруг могучей длани представителя благородного семейства догообразных.

Бедолага не понимает, что «дядя» сам находится на содержании. И его материальное благополучие всецело зависит от того, смогу ли я заработать копеечку (содержание ньюфа обходится около десяти-двенадцати тысяч рублей в месяц), чтобы наполнить затем вкусняшками его собственную миску.

Впрочем, ньюф поддерживает реноме мецената. И смотрит, как я накладываю в пластиковую подложку еду котятам, с таким видом, как будто сам на нее заработал, купил в магазине и приготовил.

- Спасибо, дядя, - мурлычут котята, принимаясь за нехитрую трапезу.

Их благодарность адресована не мне, а Тоше, но я не обижаюсь. Сам ньюф, как правило, выбирает себе из очередного помета самого маленького котенка и начинает с ним дружить. Вернее, это даже не дружба. Собака не ведет себя с кошками на равных. Она прекрасно понимает, что это всего лишь какие-то животные. Причем явно низшего порядка. Так что, скорее, можно говорить о том, что он просто заводит себе очередного питомца. Да, именно: и у питомцев есть свои питомцы!

Ньюф благосклонно наблюдает за выбранным любимцем, позволяет ему играть со своим роскошным хвостом и периодически пытается по-отечески облизать малыша с головы до хвоста. От последней процедуры котята, правда, всеми силами стараются отвертеться. Но порой настойчивость и, самое главное, хорошая реакция ньюфа преодолевают это сопротивление.

- Терпи, - говорю я в таком случае обслюнявленному котенку, - это бремя любви.

По мере того как очередной котенок вырастает, Тор Львович постепенно теряет к нему интерес. Он ждет, когда потертая мать-героиня выведет из подвала очередную стайку малышей, чтобы выбрать себе самого дохленького.

- Тошенька, а ведь я тебе люблю, хотя ты уже не щеночек, - укоризненно говорю я ветреному псу.

Но ньюф не обращает на мои упреки никакого внимания. Ему нравятся маленькие котята - и точка. Такой уж он эстет.

Ноги от шеи не наш формат

Эстетство ньюфа с неизбежностью распространяется и на представительниц собачьего прекрасного пола. Причем и здесь Тор Львович проторенных дорог старается избегать. Модельная внешность явно не его формат. И в этом я его, как мужчина, понять решительно не могу.

Судите сами и плачьте (или смейтесь). Подходит как-то к моему ньюфу юная русская борзая. Тот, кто хоть немного разбирается в собаках, понимает, что представляет собой представительница этой породы: ноги, ноги, ноги, ноги, ноги, лебединая шея и карие глаза с поволокой.

- Чувак, - говорю я по-приятельски Тору Львовичу, - чувак, тебе привалило. Не упусти свой шанс. Она явно к тебе неровно дышит. Давай!

- Боже, что за уродство! - отшатываясь, фыркает ньюф, брезгливо клацая зубами, когда умопомрачительная красотка, стреляя глазками, тянется к его морде с поцелуйчиками. - Это что за суповой набор такой! Уйди с глаз моих, страшилище! Между нами никогда и ничего не будет!

Ноги от шеи, прилипший к спине живот, осиная талия... И куда, скажите вы мне, его глаза смотрят? Впрочем, знаю куда. Увы, это не тайна за семью печатями. На очередную толстую, кривоногую лабрадоршу с обвислым задом и целым гребнем жировых складок на загривке. Вот это - то что надо. Вот за такой девушкой мы будем, высунув язык, нестись через три двора. Чтобы затем, настигнув, получить в ответ на недвусмысленное предложение категорическое «нет»! И в этом я лабрадоршу, скажу честно, тоже не понимаю. Мой парень плечист, слюняв и волосат. Что ей еще нужно?

- Ты на себя в зеркало-то давно смотрела? - шепчу я целлюлитной диве так, чтобы, не дай бог, не услышала ее хозяйка.

Но, увы, сердцу не прикажешь. И отвергнутая недавно борзая красотка вмиг оказывается отомщенной.

- Пошли уже, извращенец, - бурчу я, оттаскивая ньюфа от собачьей дамочки с непомерно завышенной самооценкой. - Пусть помрет старой девой. Тут таких полный двор. Это агрессивно экстерьерная, как говорят в шоу-бизнесе, борзая здесь одна.