Пять вариантов будущего России
Перевод статьи из Foreign Affairs. Мнение автора канала может не совпадать с мнением автора текста.
И как Америка может подготовиться ко всему, что будет дальше
18 апреля 2024 от Стивена Коткина
Так случилось, что 7 октября прошлого года Владимиру Путину исполнился 71 год, в тот день, когда ХАМАС напал на Израиль. Российский президент воспринял это нападение как подарок на день рождения; это изменило контекст его агрессии на Украине. Возможно, чтобы выразить свою признательность, он приказал своему министерству иностранных дел пригласить высокопоставленных представителей ХАМАСА в Москву в конце октября, подчеркнув совпадение интересов. Несколько недель спустя Путин объявил о своем намерении баллотироваться на пятый срок на выборах без выбора в марте 2024 года, а затем провел свою ежегодную пресс-конференцию, предоставив группе сговорчивых журналистов привилегию услышать, как он самодовольно говорит об усталости Запада от войны на Украине. “Почти по всей линии фронта наши вооруженные силы, скажем скромно, улучшают свои позиции”, - похвастался Путин в прямом эфире.
16 февраля Федеральная служба исполнения наказаний России объявила о внезапной смерти 47-летнего оппозиционера Алексея Навального в исправительной колонии за Полярным кругом, откуда он продолжал обращаться к миллионам своих подписчиков с инструкциями о том, как протестовать против путинского плебисцита. Месяц спустя самое большее, что можно было сказать, — это то, что Кремль, по крайней мере, дождался окончания голосования, чтобы объявить о победе Путина.
Путин позиционирует себя как новый царь. Но настоящему царю не пришлось бы беспокоиться о надвигающемся кризисе престолонаследия и о том, как это может повлиять на его нынешнюю власть. Путин делает это; отчасти поэтому он должен имитировать выборы. Теперь он будет занимать свой пост до 2030 года, когда ему исполнится 78 лет. Средняя продолжительность жизни мужчин в России не достигает даже 67 лет; те, кто доживает до 60, могут рассчитывать на то, что доживут примерно до 80. В России мало долгожителей. Возможно, однажды Путин вступит в их ряды. Но даже Сталин умер.
Предшественник Путина, Борис Ельцин, оказался тем редким будущим царем, который назвал преемника и проложил себе путь к власти. В 1999 году Ельцин, испытывающий хронические проблемы со здоровьем и опасающийся, что ему и его “семье” из коррумпированных приспешников может грозить тюрьма после его ухода, выбрал Путина, чтобы сохранить свою свободу и наследие. “Берегите Россию”, - сказал Ельцин в качестве прощального напутствия. В 2007 году, в возрасте 76 лет, он умер свободным человеком. Но защитник воздержался от подражания примеру своего покровителя. В 2008 году Путин ненадолго отошел от президентства, признав тот же предел в два срока подряд, с которым столкнулся Ельцин. Путин назначил на свое место политическое ничтожество, сам занял пост премьер-министра и сразу же вернулся на третий президентский срок в 2012 году, а затем и на четвертый. Наконец, он убедил свой поддельный законодательный орган изменить конституцию, чтобы фактически отменить любые ограничения по срокам полномочий. Сталин тоже упрямо цеплялся за власть несмотря на то, что его недуги ухудшались. Он отказался признать появление преемника; в конце концов у него случился тяжелый, окончательный инсульт, и он упал в лужу собственной мочи.
Путин — это не Сталин. Грузинский деспот создал сверхдержаву, обрекая десятки миллионов людей на смерть от голода, в исправительно-трудовых лагерях, подвалах для расстрелов и в результате неумело организованной оборонительной войны. Путин, напротив, умело манипулировал державой-изгоем, отправляя сотни тысяч людей на смерть в войне по собственному выбору. Сопоставление, тем не менее, поучительно. Сталинская система оказалась неспособной выжить без него, несмотря на наличие институционализированной правящей партии. И все же на фоне распада, начавшегося с распадом Советского Союза, но продолжавшегося значительно дольше 1991 года, Путин укрепил новую автократию. Это сочетание хрупкости и зависимости от выбранного пути проистекает из многих факторов, которые нелегко перестроить: географии, национально-имперской идентичности, укоренившейся стратегической культуры.
(Русский писатель-сатирик XIX века Михаил Салтыков-Щедрин, говоря о своей стране, заметил, что каждые пять-десять лет все кардинально меняется, но за 200 лет ничего не меняется.) Тем не менее, куда бы и как бы ни пошел Путин, его персоналистическая автократия и, в более широком смысле, Россия уже сталкиваются с вопросами о будущем.
Путинский режим позиционирует себя как ледокол, разрушающий международный порядок, возглавляемый США, во имя всего человечества. Вашингтон, его союзники и партнеры снова и снова позволяли ему удивлять себя — в Ливии, Сирии, на Украине и в Центральной Африке. Это вызвало опасения по поводу следующего неприятного сюрприза. Но как насчет долгосрочной перспективы? Как, в свете неизбежной смертности руководителей и более серьезных структурных факторов, Россия может развиваться или нет в течение следующего десятилетия и, возможно, в последующий период?
Читателям, интересующимся коэффициентами на развитие событий в России, следует обратиться к рынкам ставок. Вместо этого западным чиновникам и другим лицам, принимающим решения, необходимо рассмотреть ряд сценариев: экстраполировать текущие тенденции таким образом, чтобы облегчить планирование на случай непредвиденных обстоятельств. Сценарии — это попытка не быть застигнутым врасплох. Само собой разумеется, что мир постоянно преподносит сюрпризы, и может произойти то, что невозможно предвидеть: пресловутый черный лебедь. Смирение — это то, что нужно. Тем не менее, в настоящее время можно представить себе пять возможных вариантов будущего для России, и Соединенные Штаты и их союзники должны иметь их в виду.
За время правления нескольких президентских администраций Вашингтон на собственном горьком опыте убедился, что у него нет рычагов для преобразования таких стран, как Россия и, если уж на то пошло, Китай: стран, которые возникли как империи на евразийском континенте и прославляют себя как древние цивилизации, существовавшие задолго до основания Соединенных Штатов, не говоря уже о становление Запада. Они не персонажи "Пигмалиона" драматурга Джорджа Бернарда Шоу, готовые превратиться из уличных мальчишек в утонченных леди, то есть из авторитарных империалистических режимов в ответственных участников международной системы, в которой доминируют США. Попытки изменить свои “личности” неизменно приводят к взаимным обвинениям и разочарованию. Такие лидеры, как Путин и китайский лидер Си Цзиньпин, не стали по собственной воле поворачивать вспять обнадеживающий процесс; в немалой степени они сами стали его результатом. Поэтому Вашингтону и его партнерам не следует преувеличивать свою способность влиять на траекторию движения России. Вместо этого они должны быть готовы ко всему, что может произойти.
Франция - страна с глубоко укоренившимися бюрократическими и монархическими традициями, а также с богатой революционной традицией. Революционеры отменили монархию только для того, чтобы увидеть, как она возвращается в облике короля и императора, а затем снова исчезает, поскольку республики приходят и уходят. Франция создала и утратила обширную империю колониальных владений. На протяжении веков правители Франции, в том числе и Наполеон, угрожали соседям страны.
Сегодня эти традиции во многом сохраняются. Как проницательно заметил французский мыслитель Алексис де Токвиль в своей работе "Старый режим и революция", опубликованной в 1856 году, попытки революционеров окончательно порвать с прошлым в конечном итоге невольно привели к укреплению государственных структур. Несмотря на укрепление республиканской системы, монархическое наследие Франции символически сохраняется во дворцах Версаля и других местах, в вездесущих статуях правителей династии Бурбонов и в чрезмерно централизованной форме правления с огромной властью и богатствами, сосредоточенными в Париже. Даже лишившись своей официальной империи, Франция остается невероятно гордой страной, которую многие ее граждане и поклонники рассматривают как цивилизацию с сохраняющимся чувством особой миссии в мире и в Европе, а также как язык, на котором говорят далеко за ее пределами (60 процентов граждан, ежедневно говорящих по-французски, являются гражданами Франции из других мест). Но самое главное, что сегодняшняя Франция наслаждается верховенством закона и больше не угрожает своим соседям.
Россия также обладает государственническими и монархическими традициями, которые сохранятся независимо от характера любой будущей политической системы, и богатой революционной традицией, которая также перестала быть постоянным предприятием, но продолжает жить в институтах и воспоминаниях как источник вдохновения и предостережения. Безусловно, самодержавные Романовы были еще менее ограничены, чем абсолютистские Бурбоны. Революция в России была значительно более жестокой и разрушительной, чем даже французская. Утраченная российская империя была территориальной, а не заморской и просуществовала гораздо дольше — фактически, на протяжении большей части существования современного российского государства. В России господство Москвы над остальной частью страны превосходит даже господство Парижа во Франции. Географические масштабы России превосходят географические масштабы Франции, поскольку она расположена не только в Европе, но и на Кавказе, в Центральной и Восточной Азии. Очень немногие страны имеют много общего с Россией. Но у Франции их больше, чем, возможно, у любой другой.
Современная Франция - великая страна, хотя и не без недоброжелателей. Некоторые осуждают ее чрезмерный, по их мнению, этатизм, высокие налоги, необходимые для обеспечения неравномерного предоставления услуг, а также широкий социалистический дух. Другие находят недостатки в том, что они воспринимают как великодержавные притязания Франции и культурный шовинизм. Третьи сетуют на трудности Франции с ассимиляцией иммигрантов. Но можно разочароваться в тех или иных аспектах жизни страны и все же признать, что она представляет собой наиболее близкую к реальности модель процветающей, мирной России. Если бы Россия стала такой же, как Франция, — демократией с системой верховенства закона, которая наслаждалась своим абсолютистским и революционным прошлым, но больше не угрожала своим соседям, - это было бы достижением высокого порядка.
Франция прошла извилистый путь, чтобы стать такой, какая она есть сегодня. Вспомните революционный террор Робеспьера, катастрофический экспансионизм Наполеона, самопереворот Наполеона III (превращение избранного президента в императора), захват власти Парижской коммуной, быстрое поражение страны во Второй мировой войне, последовавший коллаборационистский режим Виши, колониальную войну в Алжире и внеконституционные акты о президенте Шарле де Голле после того, как он вышел на пенсию в 1958 году. Кого-то может соблазнить мысль о том, что России нужен свой собственный де Голль, чтобы помочь укрепить либеральный порядок сверху, даже если в ближайшем будущем на горизонте России не маячит такого бога из машины. Но только агиографы верят, что сегодняшнюю Францию создал один человек. Несмотря на периоды нестабильности в стране, на протяжении жизни нескольких поколений Франция развивала беспристрастные, профессиональные институты — судебную систему, государственную службу, свободную и открытую общественную сферу — демократического, республиканского государства. Проблема заключалась не только в том, что Ельцин не был де Голлем. Проблема заключалась в том, что в 1991 году Россия была гораздо дальше от стабильного конституционного строя западного образца, чем Франция тремя десятилетиями ранее.
Некоторые россияне, возможно, и приветствовали бы превращение в страну, похожую на Францию, но другие сочли бы такой исход анафемой. То, что мир сейчас воспринимает как путинизм, впервые появилось в русскоязычных периодических изданиях и волонтерских обществах 1970-х годов: авторитарный, возмущенный, мистический национализм, основанный на антизападничестве, поддерживающий номинально традиционные ценности и бессвязно заимствующий их из славянофильства, евразийства и восточного православия. Можно представить себе авторитарного националистического лидера, который придерживается этих взглядов и который, подобно Путину, непоколебим в вере в то, что Соединенные Штаты одержимы идеей уничтожения России, но который также глубоко обеспокоен туманным долгосрочным будущим России - и готов обвинить в этом Путина. То есть кто-то, кто апеллирует к путинской базе, но доказывает, что война против Украины наносит ущерб России.
Демография является особенно больной проблемой для русских этнических националистов, не говоря уже о военном руководстве и многих простых людях. С 1992 года, несмотря на значительную иммиграцию, население России сократилось. Численность населения страны в трудоспособном возрасте достигла своего пика в 2006 году и составила около 90 миллионов человек, а сегодня составляет менее 80 миллионов, что является катастрофической тенденцией. Расходы на войну в Украине укрепили оборонно-промышленную базу России, но ограниченность рабочей силы в стране становится все более очевидной даже в этом приоритетном секторе, где насчитывается примерно на пять миллионов квалифицированных работников меньше, чем требуется. Доля работников, относящихся к наиболее продуктивной возрастной группе — от 20 до 39 лет, — в течение следующего десятилетия будет еще больше сокращаться. Ничто, даже похищение детей из Украины, за которое Международный уголовный суд предъявил обвинение Путину, не сможет восполнить потери россиян, которые усугубляются непомерными потерями в результате войны.
Роста производительности, который мог бы компенсировать эти демографические тенденции, пока не видно. Россия занимает едва ли не последнее место в мире по масштабам и скорости автоматизации производства: ее роботизация составляет лишь микроскопическую долю от среднемирового уровня. Еще до того, как широкомасштабная война на Украине начала сказываться на государственном бюджете, Россия занимала удивительно низкое место в мировых рейтингах расходов на образование. За последние два года Путин добровольно отказался от значительной части экономического будущего страны, когда побудил или принудил тысячи молодых технических работников бежать от призыва в армию и репрессий. Правда, оголтелые националисты утверждают, что не упускают таких людей, но в глубине души многие знают, что они нужны великой державе.
Вашингтон на собственном горьком опыте убедился, что у него нет рычагов для преобразования России.
Учитывая обширную географию Евразии и давние связи со многими уголками мира, а также алхимию оппортунизма, Россия по-прежнему может импортировать многие необходимые компоненты для своей экономики, несмотря на западные санкции. Несмотря на эту изобретательность и привыкание общества к войне, российская элита знакома с ужасающей статистикой. Она осознает, что долгосрочное развитие России как страны, экспортирующей сырьевые товары, зависит от передачи технологий из развитых стран; Вторжение Путина на Украину усложнило использование Запада в качестве источника информации, а его символическая поддержка нигилизма ХАМАСА беспричинно обострила отношения России с Израилем, крупным поставщиком высокотехнологичных товаров и услуг. На более базовом уровне российская элита физически отрезана от развитого мира: убежища в Объединенных Арабских Эмиратах (ОАЭ), какими бы приятными они ни были, не могут заменить европейские виллы и школы-интернаты.
Хотя российский авторитарный режим в очередной раз доказал свою стойкость в войне, острая нехватка Путиным внутренних инвестиций и диверсификации, его содействие демографическому кризису и его роль в падении страны в технологическую отсталость все же могут заставить закоренелых националистов — среди них многие представители элиты — признать, что Россия находится на самоокупаемости.поражающая траектория. Многие в частном порядке пришли к выводу, что Путин связывает выживание своего стареющего личного режима с легендарным выживанием страны как великой державы. Исторически, по крайней мере, такое осознание ускорило смену курса, переход от чрезмерной внешней экспансии к активизации внутренней. Прошлым летом, когда "эскадрон смерти" лидера наемников Евгения Пригожина прошел маршем по Москве, это не вызвало протестов со стороны военных, что является одной из причин, по которой Пригожин отменил акцию. Но это также не побудило сторонников режима защищать Путина в реальном времени. Этот эпизод стал невольным поводом для критики режима, выявив определенную пустоту внутри репрессивных сил.
Сокращение может быть вызвано ускорением ухода Путина или его естественной кончиной. Оно также может быть навязано ему без его смещения в результате серьезных политических угроз его правлению.
Как бы то ни было, это потребовало бы в основном тактических шагов, вызванных осознанием того, что у России нет средств для бесконечного противостояния Западу, она платит непомерную цену за свои попытки и рискует навсегда потерять жизненно важные европейские связи в обмен на унизительную зависимость от Китая.
Вызывающе пропутинские российские элиты хвастаются тем, что они разработали вариант, который лучше, чем у Запада. Китайско-российские отношения удивили многих аналитиков, знавших о непростых отношениях Пекина и Москвы в прошлом, включая печально известный китайско-советский раскол в 1960-х годах, кульминацией которого стала короткая пограничная война. Хотя этот конфликт был формально урегулирован путем демаркации границы, Россия остается единственной страной, контролирующей территорию, захваченную у империи Цин в соответствии с тем, что китайцы называют несправедливыми договорами. Это не помешало Китаю и России укреплять связи, в том числе путем проведения крупномасштабных совместных военных учений, частота и географический охват которых за последние 20 лет возросли. Обе страны полностью согласны с недовольством России расширением НАТО и вмешательством Запада в дела Украины, где поддержка России Китаем по-прежнему имеет решающее значение.
Китайско-российское сближение началось еще до прихода к власти Путина и Си Цзиньпина. В 1980-х годах именно Дэн Сяопин совершил поворот от Москвы, более важный, чем тот, который осуществил Мао Цзэдун в 1960-х и 1970-х годах. Дэн получил доступ к внутреннему американскому рынку для китайских производителей - тот же трюк, который позволил преобразовать Японию, а затем Южную Корею и Тайвань. Развод Дэна с коммунистическим Советским Союзом ради фактического экономического брака с американскими и европейскими капиталистами положил начало эпохе поразительного процветания, породившей китайский средний класс. Но Китай и Россия по-прежнему тесно связаны. Преемник Дэна, Цзян Цзэминь, прошедший обучение на советском заводе, вернул Россию в качестве любовницы, не разорвав при этом американо-китайских брачных уз. Цзян Цзэминь разместил заказы, которые помогли реанимировать заброшенный военно-промышленный комплекс России и модернизировать собственное производство вооружений и вооруженные силы Китая.
В 1996 году Цзян Цзэминь и Ельцин провозгласили “стратегическое партнерство”. Несмотря на скромную двустороннюю торговлю, внутренний экономический бум в Китае косвенно помог возродить гражданское производство советской эпохи, подняв мировой спрос и, следовательно, цены на промышленные материалы, которые Советский Союз производил в низком качестве, но в большом количестве, - сталь на удобрение. Точно так же, как Соединенные Штаты помогли создать китайский средний класс, Китай также сыграл свою роль в создании российского среднего класса и путинском экономическом буме.
Тем не менее, социальные и культурные связи между двумя народами остаются неглубокими. Русские относятся к европейской культуре, и немногие говорят по-китайски (по сравнению с английским). Хотя некоторые пожилые китайцы говорят по-русски, что является наследием былого центрального положения Москвы в коммунистическом мире, это число невелико, и те времена, когда китайские студенты в большом количестве посещали российские университеты, остались в далеком прошлом. Россияне опасаются мощи Китая, и многие китайцы, презирающие его слабость, высмеивают Россию в Интернете. Стойкие сторонники Коммунистической партии Китая по-прежнему не одобряют действий Москвы по уничтожению коммунизма в Евразии и Восточной Европе.
И все же глубина личных отношений между Путиным и Си Цзиньпином компенсировала эти хрупкие основы. Между двумя мужчинами установились дружеские отношения, они встречались поразительное количество раз за время пребывания у власти, публично называя друг друга “мой лучший друг” (Си Цзиньпин о Путине) и “дорогой друг” (Путин о Си Цзиньпине). Авторитарная солидарность двух родственных душ подкрепляется неизменным антизападничеством, особенно антиамериканизмом. По мере того как Китай, бывший младший партнер, становился старшим, два авторитарных соседа улучшили отношения, объявив в 2013 году о “всеобъемлющем стратегическом партнерстве”.
Официально товарооборот между Россией и Китаем в 2023 году превысил 230 миллиардов долларов; с учетом инфляции тремя десятилетиями ранее он колебался в районе 16 миллиардов долларов, а в середине 2010-х годов составлял всего 78 миллиардов долларов. Более того, показатель на 2023 год не включает еще десятки миллиардов долларов двусторонней торговли, которая маскируется с использованием третьих сторон, таких как Кыргызстан, Турция и ОАЭ.
Китай по-прежнему закупает у России двигатели для военных самолетов. Но в остальном зависимость развивается в обратном направлении. Западные санкции ускорили переход российской автомобильной промышленности в Китай. В настоящее время Москва располагает значительными резервами в юанях, которые могут быть использованы только для покупки китайских товаров. Но, несмотря на бесчисленные встречи на протяжении десятилетий, до сих пор нет окончательного соглашения по новому крупному газопроводу, который будет проходить из Сибири в Китай через Монголию. Китайское руководство всячески избегает энергетической или какой-либо другой зависимости от России. Напротив, Китай уже является мировым лидером в области солнечной и ветровой энергетики и работает над тем, чтобы вытеснить Россию с поста ведущего мирового игрока в ядерной энергетике.
Помимо сырья и политического бандитизма, единственное, что экспортирует Россия, - это талантливые люди.
Российские элиты, несмотря на то, что они яростно осуждают воображаемую решимость США подчинить или расчленить их страну, в целом не высказываются против подчинения Путиным России Китаю. А в последнее время российские комментаторы взялись пересказывать историю об Александре Невском, который в XIII веке правил Новгородом, одним из государств, вошедших в состав Московии, предшественницы российской империи. Столкнувшись с вызовом на два фронта, Невский решил сразиться с крестоносцами запада, победив тевтонов в Ледовой битве, и принять вторжение монголов с востока, отправившись через Центральную Азию в столицу монгольской Золотой Орды, чтобы быть признанным великим князем Руси. В этом рассказе западные христиане были полны решимости подорвать восточно-христианскую идентичность России, в то время как монголы просто хотели, чтобы Россия платила дань. Подразумевается, что сегодняшнее примирение с Китаем не требует от России отказа от своей идентичности, в то время как неспособность противостоять Западу привела бы к этому.
Это чушь собачья. Русским потребовались столетия, чтобы освободиться от того, что в их школьных учебниках единодушно называют монгольским игом, но Россия веками поддерживала отношения с Западом, так и не став западной страной. Однако быть незападным не обязательно означает быть антизападным - если, конечно, человек не борется за защиту нелиберального режима в рамках либерального мирового порядка. Россия существовала в своих постсоветских границах в течение двух десятилетий, прежде чем Путин решил, что ситуация невыносима. Теперь, когда он сжег мосты с Западом и обвинил его в поджоге, у него нет иного выхода, кроме как положиться на благосклонность Китая.
Значительный и растущий дисбаланс в отношениях заставил аналитиков говорить о России как о вассале Китая. Но только Китай решает, становится ли та или иная страна его вассалом, в результате чего Пекин диктует политику России и даже ее персонал и берет на себя бремя ответственности. У него нет обязательных договорных обязательств с Россией. Путину принадлежит только слово 70-летнего Си Цзиньпина, а Си Цзиньпин тоже смертен. Тем не менее, оба лидера продолжают осуждать стремление Соединенных Штатов к гегемонии и тесно сотрудничать. Общее стремление обеспечить безопасность мирового порядка для своих диктатур и доминировать в своих регионах приводит к фактическому вассалитету, который не нравится ни тем, ни другим.
Усиливая зависимость России от Китая, Путин или его преемник могли бы парадоксальным образом черпать вдохновение из опыта Северной Кореи, что, в свою очередь, могло бы заставить Си Цзиньпина или его преемника задуматься. Во время вмешательства Пекина, направленного на спасение Пхеньяна в Корейской войне, Мао Цзэдун, используя пословицу, заявил, что если у Северной Кореи не будет губ, то у Китая останутся холодные зубы. Эта метафора подразумевает как акт буферизации, так и условие взаимозависимости.
На протяжении многих лет некоторые китайские комментаторы сомневались в целесообразности поддержки Северной Кореи, особенно после дерзкого ядерного испытания, проведенного последней в 2006 году. Столкнувшись с санкциями ООН, к которым присоединился Китай, руководство Северной Кореи настойчиво продвигало свои программы по созданию ядерного оружия и ракет, которые могут достичь не только Сеула и Токио, но и Пекина и Шанхая. Тем не менее, в 2018 году руководство Китая в конечном итоге подтвердило свою поддержку Пхеньяна. Учитывая крайнюю зависимость Северной Кореи от Китая в области продовольствия, топлива и многого другого, Пекин, похоже, держит своего лидера Ким Чен Ына в тисках.
Тем не менее, сторонники Пхеньяна иногда предупреждают, что зубы могут прикусить губы. Как неоднократно убеждались правящие круги в Пекине, Ким не всегда прислушивается к мнению своих покровителей. В 2017 году был убит его сводный брат Ким Чен Нам, который находился под защитой Китая за границей. Киму может сойти с рук неповиновение, потому что он знает, что, как бы сильно он ни возмущал Пекин, Китай не хочет падения режима в Пхеньяне. Если северокорейское государство распадется, полуостров воссоединится под эгидой Южной Кореи, союзницы США по договору. Это означало бы, что Китай, в конце концов, проиграет Корейскую войну, которая вот уже более 70 лет остается приостановленной из-за перемирия. Потеря корейского буфера может осложнить возможности Пекина и внутренние временные рамки в отношении ожидаемого поглощения Тайваня, поскольку Китай столкнется с более враждебным внешним окружением поблизости. Исторически сложилось так, что нестабильность на Корейском полуострове имела тенденцию распространяться на Китай, и приток беженцев может дестабилизировать северо-восток Китая, а возможно, и многое другое. Таким образом, Пекин, похоже, застрял в своего рода обратной зависимости от Пхеньяна. Си Цзиньпин не хотел бы оказаться в аналогичном положении с Москвой.
Россия и Северная Корея едва ли могут быть более разными. Территория Первой более чем в 142 раза превышает территорию второй. В Северной Корее существует династия, которой нет в России, несмотря на то, что каждый преемник семьи Ким официально утверждается в качестве лидера на партийном съезде. Северная Корея также является официальным союзником Китая по договору, единственным таким союзником Пекина в мире, поскольку в 1961 году они подписали пакт о взаимной обороне. (В некоторых китайских комментариях высказывается предположение, что Китай больше не обязан вставать на защиту Северной Кореи в случае нападения из-за разработки Пхеньяном ядерного оружия, но пакт не был отменен.) Северная Корея сталкивается с конкурирующим корейским государством в лице Южной Кореи, что делает ее более похожей на Восточную Германию (которой, конечно, давно уже нет), чем на Россию.
Несмотря на эти и другие различия, Россия может стать чем-то вроде гигантской Северной Кореи: репрессивной внутри страны, изолированной на международном уровне и агрессивной, вооруженной ядерным оружием и крайне зависимой от Китая, но все еще способной противостоять Пекину. Остается неясным, как много Путин раскрыл в Пекине в феврале 2022 года о своих планах в отношении Украины, когда обнародовал совместную декларацию о китайско-российском “безграничном партнерстве”, из-за которой вскоре стало казаться, что Си Цзиньпин одобряет российскую агрессию. Вскоре после того, как Китай обнародовал мирный план для Украины, Си Цзиньпин отправился в Москву на саммит, в какой-то момент появившись вместе с Путиным на богато украшенной кремлевской лестнице, по которой в 1939 году Иоахим фон Риббентроп, министр иностранных дел Германии при нацистах, спускался вместе со Сталиным и его министром иностранных дел Вячеславом Молотовым, в то время как закрепление пакта Гитлера-Сталина. И все же представитель Кремля отверг возможность достижения мира, несмотря на то, что правительство президента Украины Владимира Зеленского признало расплывчатый документ Китая достойным обсуждения. (Миротворческая миссия Китая низкого уровня в Киеве провалилась.) Позже, после того как китайские дипломаты похвастались перед всем миром и особенно перед Европой, что Си Цзиньпин добился от России обещания не применять ядерное оружие на Украине, путинский режим объявил о размещении тактического ядерного оружия в Беларуси.
(Китай продолжал критиковать развертывание войск.) Маловероятно, что какой-либо из этих эпизодов был задуман как явное пренебрежение. Но они заставили наблюдателей задуматься о том, что Россия движется по северокорейскому сценарию, поскольку, даже если они и были непреднамеренными, они показали потенциал Москвы поставить Пекин в неловкое положение без каких-либо последствий.
После мятежа Пригожина Си Цзиньпин подчеркивал то, что он называет “фундаментальными интересами двух стран и их народов”, подразумевая, что особые отношения сохранятся и при нынешнем руководстве Кремля. По правде говоря, авторитарный Китай вряд ли мог позволить себе потерять Россию, если это означало бы, что в конечном итоге на его северной границе окажется проамериканская Россия - сценарий, параллельный, но значительно более угрожающий, чем проамериканский, воссоединенный Корейский полуостров. Как минимум, доступ к российской нефти и газу, которые частично защищают Китай от морской блокады, окажется под угрозой. Но даже если бы Китай мало что получал от России в материальном плане, предотвращение поворота России к Западу оставалось бы важнейшим приоритетом национальной безопасности. Ориентированная на Америку Россия позволила бы Западу усилить наблюдение за Китаем (точно так же, как сближение президента США Ричарда Никсона с Мао Цзэдуном, наоборот, позволило бы Западу наблюдать за Советским Союзом из Синьцзяна). Хуже того, Китаю внезапно потребуется перебросить значительные силы и средства из других стран для защиты своей обширной северной границы. И поэтому Китай должен быть готов к тому, что Москва также будет вести себя в духе Пхеньяна.
Путинский режим использует угрозу хаоса и неизвестности, чтобы противостоять внутренним вызовам и переменам. Но, сея хаос за рубежом, от Восточной Европы до Центральной Африки и Ближнего Востока, Россия сама может стать его жертвой. Путинский режим выглядел более или менее стабильным даже в условиях экстремального давления крупномасштабной войны, и прогнозы о крахе в результате далеко идущих западных санкций не оправдались. Но российские государства, управляемые из Санкт-Петербурга и Москвы, соответственно, распались за последние 100 с лишним лет, оба раза неожиданно, но полностью. Существует множество вероятных гипотетических причин для краха в ближайшем будущем: внутренний мятеж, который выходит из-под контроля, одна или несколько природных катастроф, с которыми власти не в состоянии справиться, авария или преднамеренный саботаж на ядерных объектах, случайная или непреднамеренно произошедшая смерть лидера. Такие страны, как Россия, с разрушенными институтами и дефицитом легитимности, могут быть подвержены каскадным изменениям во время внезапного стресс-теста. Хаос вполне может стать ценой за неспособность сократить расходы.
Однако даже в условиях анархии Россия не распалась бы, как Советский Союз. Как сетовал последний главный аналитик КГБ, Советская Федерация напоминала плитку шоколада: ее составные части (15 союзных республик) были разделены как бы складками и, таким образом, были готовы к разрыву. В отличие от этого, Российская Федерация в основном состоит из территориальных образований, не основанных на этнической принадлежности и не имеющих квазигосударственного статуса. Ее субъекты, которые являются национальными по своему составу, в большинстве своем не имеют титульного большинства и часто находятся глубоко внутри страны, такие как Татарстан, Башкортостан, Марий Эл и Якутия. Тем не менее, федерация может частично распасться в нестабильных приграничных регионах, таких как Северный Кавказ. Калининград — небольшая российская провинция, географически отделенная от остальной части федерации и зажатая между Литвой и Польшей, на расстоянии более 400 миль от собственно России — может оказаться уязвимой.
Если бы Москву охватил хаос, Китай мог бы попытаться вернуть обширные земли в бассейне Амура, которые Романовы экспроприировали у династии Цин. Япония может силой заявить о своих претензиях на Северные территории, которые русские называют южными Курилами, и остров Сахалин, которыми Япония когда-то управляла, и, возможно, на часть российского Дальнего Востока, который Япония оккупировала во время гражданской войны в России. Финны могут попытаться вернуть себе часть Карелии, которой они когда-то управляли. Такие действия могут вызвать всеобщий раскол или обратный эффект, спровоцировав массовую мобилизацию в России.
В условиях хаоса, даже без серьезных территориальных потерь, преступные синдикаты и киберпреступники могли бы действовать еще более безнаказанно. Ядерное и биологическое оружие, а также ученые, которые его разрабатывают, могут рассеяться — кошмар, который, возможно, сопровождал распад Советского Союза, но которого, по сути, удалось избежать, отчасти потому, что многие советские ученые верили, что Россия может стать лучше. Если это произойдет в следующий раз, невозможно предсказать, как россияне будут взвешивать свои надежды и гнев. Хаос не обязательно означает конец света. Но это может произойти. Армагеддон можно было бы только отсрочить, а не предотвратить.
Среди рупоров путинского режима, а также его крайне правых критиков преобладает представление о российском будущем, которое упускается из виду: Москва как полюс в своей версии многополярного мира, господствующая в Евразии и выступающая в качестве ключевого арбитра в мировых делах. “Нам нужно найти себя и понять, кто мы такие”, - размышлял в прошлом году сторонник Кремля Сергей Караганов. “Мы - великая евразийская держава, Северная Евразия, освободительница народов, гарант мира и военно-политическое ядро мирового большинства. Это наше очевидное предназначение”. Так называемый глобальный Юг - или, как его называет Караганов, “мировое большинство” — не существует как единое целое, не говоря уже о том, что Россия является его ядром. Проект России как самодостаточного суперконтинента, объединяющего Европу и Азию, уже провалился. Советский Союз насильственно удерживал не только внутреннюю империю на Балтийском и Черном морях, но и внешнюю империю сателлитов, что, в конечном счете, ни к чему не привело.
Мир России фактически сужается, несмотря на то, что она оккупировала почти 20 процентов территории Украины. Территориально Россия сейчас находится дальше от центра Европы (за исключением Калининграда), чем когда-либо со времен завоеваний Петра Великого и Екатерины Великой. Более того, более чем через три столетия после появления на Тихом океане России так и не удалось стать азиатской державой. Это было верно даже тогда, когда Вторая мировая война предоставила ей возможность отомстить Японии за поражение, которое Россия потерпела от ее рук в 1905 году, восстановить позиции царя в китайской Маньчжурии и распространить свое влияние на часть Корейского полуострова. В культурном отношении Россия никогда не будет чувствовать себя в Азии как дома, а ее и без того малочисленное население к востоку от озера Байкал сократилось после распада Советского Союза.
Влияние России в ее ближайших окрестностях также уменьшается. Основная масса нерусских жителей бывших советских республик все меньше и меньше хотят иметь дело со своим бывшим сюзереном и, конечно же, не хотят быть поглощенными им. Армяне озлоблены, казахи насторожены, а белорусы загнаны в ловушку и недовольны этим. Евразийство и славянофильство в основном остались в прошлом: подавляющее большинство славян нерусского происхождения в мире вступили или стремятся вступить в Европейский союз и НАТО. Без России, угрожающей своим европейским соседям, смысл существования НАТО становится неопределенным. Но это означает, что Россия может разрушить НАТО, только превратившись в прочное правовое государство, а именно этому Путин сопротивляется всем своим существом.
Отделить Россию от Китая было бы трудной задачей.
У России нет оснований выступать в качестве глобального координационного центра, привлекающего к себе страны. Ее экономическая модель мало вдохновляет. Она вряд ли может позволить себе выступать в качестве крупного донора помощи. У нее меньше возможностей продавать оружие — она сама нуждается в нем и даже пытается выкупить проданные системы — и в некоторых случаях вынуждена заключать бартерные сделки с другими государствами-изгоями. Она утратила свои прочные позиции в качестве поставщика спутников. Она принадлежит к клубу изгоев вместе с Ираном и Северной Кореей, активно обменивается оружием, попирает международное право и сулит еще больше неприятностей. Однако нетрудно представить, что каждый из них предаст другого при следующей более благоприятной возможности, при условии, что они не раскроются первыми; Запад более устойчив, чем “партнерства” антизападников.
Даже многие бывшие советские партнеры, которые отказались осудить Россию из-за Украины, включая Индию и Южную Африку, рассматривают Москву не как партнера по развитию, а как основу для укрепления своего собственного суверенитета. Внешняя политика России приносит в лучшем случае тактические выгоды, а не стратегические: ни увеличения человеческого капитала, ни гарантированного доступа к передовым технологиям, ни внутренних инвестиций и новой инфраструктуры, ни улучшения управления, ни добровольных взаимных обязательств союзников по договору, которые являются ключами к созданию и поддержанию современной мощи. Помимо сырья и политического бандитизма, единственное, что экспортирует Россия, - это талантливые люди.
Россия никогда не смогла бы стать великой державой, если бы у нее не было тесных связей с Европой. А для Путина или его преемника это был бы долгий путь назад. Он перечеркнул более чем двухвековой нейтралитет Швеции и три четверти века финляндизации (в результате чего Хельсинки уступал Москве по основным внешнеполитическим соображениям), побудив обе страны вступить в НАТО. Многое зависит от меняющегося характера Германии: представьте себе судьбу Европы и, более того, мирового порядка, если бы Германия после Второй мировой войны эволюционировала так, чтобы походить на сегодняшнюю Россию, а не претерпевала ее замечательные преобразования. Германия сыграла роль моста в Россию, обеспечив мирное объединение на своих условиях и выгодное деловое партнерство. Но при нынешнем положении дел Москва больше не может заключать сделки с Берлином для восстановления своих европейских связей без фундаментального изменения своего собственного политического поведения и, возможно, своей политической системы. Более того, даже если Россия действительно претерпела системные изменения, Польша и страны Балтии теперь решительно стоят на пути примирения России с Европой в качестве постоянных членов Западного альянса и ЕС.
Будущее России разделяется на две части: один путь - рискованное сближение с Китаем, другой - возвращение в Европу вопреки всему. Чтобы добиться своего — остаться великой державой с восстановленным экономическим динамизмом, избежать радикальных уступок Западу или длительного подчинения Китаю, доминировать в Евразии и установить мировой порядок, безопасный для авторитаризма и хищничества, — потребуются перемены, которые Россия не в состоянии осуществить.
Основная генеральная стратегия России кажется простой: значительно увеличить инвестиции в вооруженные силы, мошеннические структуры и тайную полицию и попытаться подорвать позиции Запада. Каким бы тяжелым ни было ее стратегическое положение, а оно часто бывает тяжелым, Россия может выкарабкиваться, пока Запад тоже слабеет. Помимо распада Запада, некоторые россияне втихаря мечтают о войне между Соединенными Штатами и Китаем. Запад и Восток растерзали бы друг друга, и Россия значительно улучшила бы свое относительное положение, даже не вспотев. Вывод, казалось бы, очевиден: Вашингтон и его союзники должны оставаться сильными вместе, а Пекин необходимо сдерживать, не провоцируя войну. Однако традиционные варианты имеют серьезные ограничения. Первая — это уступчивость, в которой российские правители время от времени нуждаются, но редко прибегают к ней, а когда они это делают, Западу становится трудно ее поддерживать. Вторая - конфронтация, в которой российские режимы нуждаются, но не могут себе позволить, и альтернативные издержки которой слишком высоки для Запада. Путь к лучшему варианту начинается с искреннего признания неудач, но не в соответствии с общепринятой мудростью.
Призывы признать “законные” интересы России часто звучат в критике политики США, но стабильность великой державы, приобретенная за счет принудительного распределения сфер влияния, всегда оказывается эфемерной, даже несмотря на то, что страдания принесенных в жертву небольших стран и позор от компрометации ценностей США всегда сохраняются. Учтите, что после маневров Никсона и госсекретаря Генри Киссинджера Китай и Россия стали ближе, чем когда-либо. Контроль над вооружениями фактически отменен. Разрядка закончилась еще до того, как многие люди узнали, что означает это слово, но ущерб, нанесенный Индокитаю, Латинской Америке, Южной Азии и другим странам, остается ощутимым даже сейчас.
Киссинджер мог бы возразить, что в этих неутешительных результатах виноваты другие, которые не придерживались его практики разумного балансирования в международных делах. Но любое равновесие, зависящее от ловкости одного человека, на самом деле равновесием не является.
Многие сторонники и бывшие практики взаимодействия утверждают, что десятилетняя политика США по взаимодействию с Китаем была умнее, чем казалась, что американские политики всегда скептически относились к тому, что экономический рост приведет Китай к открытой политической системе, но считали, что попробовать все равно стоит. Некоторые также утверждают, что они застраховались от риска неудачи. Такое ретроспективное улучшение имиджа противоречит вопиющей ненадежности глобальных цепочек поставок (о чем свидетельствует пандемия COVID-19) и плачевному состоянию оборонно-промышленной базы США (о чем свидетельствует война против Украины). В случае с Россией Вашингтон подстраховался, расширив НАТО, включив в него почти всю Восточную Европу и страны Балтии. Но это было связано не столько с несентиментальной оценкой возможной траектории развития России, сколько с позором Ялты, когда Вашингтон оказался бессилен выполнить свои обещания о проведении свободных и справедливых выборов после Второй мировой войны, а также с просьбами потенциальных новых участников о приеме после 1989 года. Критики расширения НАТО, со своей стороны, обвиняют в этом реваншизм России, как будто репрессивный авторитарный режим, который вторгается на территорию своих соседей во имя своей безопасности, является чем—то неожиданным в российской истории и в любом случае не произошел бы, если бы североатлантический союз не расширился, оставив еще больше уязвимых стран.
Россия может выкарабкиваться, пока Запад тоже слабеет.
Мир достигается благодаря силе в сочетании с умелой дипломатией. Соединенные Штаты должны продолжать оказывать согласованное давление на Россию, одновременно предлагая Москве стимулы для сокращения расходов. Это означает создание рычагов воздействия с помощью военных инструментов нового поколения, а также проведение переговоров в тесном сотрудничестве с союзниками и партнерами США и с помощью так называемого второго направления обмена мнениями между влиятельными, но неправительственными деятелями. Тем временем Вашингтону следует подготовиться к возможной перекалибровке русских националистов и усердно продвигать ее. В том случае, если Россия в ближайшее время не станет Францией, подъем русского националиста, который признает долгосрочную цену крайнего антизападничества, остается наиболее вероятным путем к тому, чтобы Россия заняла стабильное место в международном порядке. В ближайшей перспективе шагом в этом направлении могло бы стать прекращение боевых действий на Украине на выгодных для Киева условиях, а именно: перемирие без юридического признания аннексий и без нарушения права Украины на вступление в НАТО, ЕС или любую другую международную организацию, членом которой она могла бы стать. Путин вполне может достичь своих военных целей до того, как русский националистический офицер или чиновник получит шанс принять такие условия, но высокие издержки для России сохранятся, поскольку конфликт может перерасти из войны на истощение в восстание на Украине.
Как бы странно это ни звучало, чтобы создать правильные стимулы для сокращения расходов, Вашингтону и его партнерам нужна пророссийская политика: то есть вместо того, чтобы еще больше подталкивать россиян в объятия Путина, подтверждая его утверждения о непримиримо антироссийском коллективном Западе, западные политики и организации гражданского общества должны приветствовать и вознаграждайте — визами, возможностями трудоустройства, инвестиций, культурными обменами — тех россиян, которые хотят ослабить влияние Путина и России, но не обязательно разделяют идеалы Джефферсона. Было бы ошибкой ждать и вознаграждать только прозападное российское правительство.
Западу также следует подготовиться к тому, что Россия нанесет еще больший ущерб в глобальном масштабе, но не подталкивать ее к этому. Некоторые аналитики призывают президента США Джо Байдена (или будущего президента) применить метод Никсона-Киссинджера в обратном направлении: начать дипломатическое взаимодействие с Москвой против Пекина. Конечно, Китай и Советский Союз уже разошлись задолго до этого американского гамбита. Отделить Россию от Китая сегодня было бы непростой задачей.
Даже в случае успеха пришлось бы смотреть в другую сторону, поскольку Москва принудительно восстановила сферу влияния на бывших советских территориях, включая Украину. Тем временем напряженность китайско-российских отношений привела к взаимной дискредитации, и это гораздо теснее привязало союзников Вашингтона в Азии и Европе к Соединенным Штатам. Вместо того чтобы делать наоборот, Вашингтон может оказаться в ситуации Никсона-Киссинджера: просить Китай помочь сдержать Россию.
ВОЗМОЖНОСТИ ЗА ГРАНИЦЕЙ, ВОЗМОЖНОСТИ ВНУТРИ СТРАНЫ
Главная ирония американской генеральной стратегии последних 70 лет заключается в том, что она работала, способствуя созданию интегрированного мира впечатляющего и всеобщего процветания, и все же теперь от нее отказываются. Соединенные Штаты были открыты для бизнеса со своими противниками, но не отвечали взаимностью. Однако сегодня так называемая промышленная политика и протекционизм частично закрывают страну не только от конкурентов, но и от союзников, партнеров, друзей и потенциальных приятелей США. Американская политика стала напоминать политику Китая — как раз в тот момент, когда последний уперся в стену.
Безусловно, контроль за экспортом технологий имеет место в арсенале политических инструментов, будь то для Китая или России. Но неясно, что предлагают Соединенные Штаты в позитивном смысле. Стратегическая торговая политика, отраженная в таких инициативах, как торговое соглашение о Транстихоокеанском партнерстве, которое Вашингтон разработал, но затем отказался от него, может оказаться бесполезной в нынешних внутриполитических условиях. Однако умелая администрация могла бы переформулировать такой подход в амбициозное стремление обезопасить глобальные цепочки поставок.
Мировой порядок требует легитимности, примера, достойного подражания, системы, открытой для стремящихся. Соединенные Штаты когда-то были синонимом экономических возможностей для их союзников и партнеров, но также и для других, кто стремился достичь процветания и мира, которые обещал открытый экономический порядок, возглавляемый США, и которые, по большей части, были достигнуты за счет сокращения неравенства в мировом историческом масштабе, избавления миллиардов людей от нищеты во всем мире и способствуя развитию крепкого среднего класса. Но со временем Соединенные Штаты уступили эту роль, позволив Китаю стать синонимом экономических возможностей (как ведущему торговому партнеру большинства стран) и производственного мастерства (как центру технических ноу-хау, логистического мастерства и квалифицированных рабочих). Чтобы вернуть утраченные позиции и запустить механизм социальной мобильности внутри страны, Соединенным Штатам, в которых насчитывается всего 1,5 миллиона учителей математики и которые вынуждены импортировать знания по этому предмету из Восточной и Южной Азии, необходимо запустить программу подготовки одного миллиона новых учителей математики в течение десятилетия. Нет особого смысла принимать студентов в колледж, если, не владея универсальным языком науки, инженерии, компьютеров и экономики, они ограничиваются изучением самих себя и своих жалоб.
Правительству и благотворителям следует перенаправить значительные средства на финансирование высшего образования в местные колледжи, которые соответствуют или превосходят показатели эффективности. Штатам следует начать масштабное внедрение профессионально-технических училищ и программ обучения, будь то повторное внедрение их в существующие средние школы или открытие новых самостоятельных учебных заведений в партнерстве с работодателями на местах. Помимо человеческого капитала, Соединенным Штатам необходимо спровоцировать бум жилищного строительства путем резкого снижения экологических норм и отмены субсидий для строителей, что позволит рынку работать. Стране также необходимо учредить национальную службу по делам молодежи, возможно, с компонентом для представителей разных поколений, чтобы возродить широкое гражданское сознание и ощущение того, что все мы участвуем в этом вместе.
Инвестиции в людей и жилье и возрождение гражданского духа в масштабах, которые характеризовали поразительную мобилизацию во время холодной войны вокруг науки и национальных проектов, сами по себе не гарантировали бы равных возможностей у себя дома. Но такая политика стала бы важным началом, возвращением к испытанной формуле, на которой строится национальная мощь США в сочетании с американским международным лидерством.
Соединенные Штаты могли бы вновь стать синонимом возможностей за рубежом и внутри страны, приобрести больше друзей и стать еще более способными противостоять любому будущему России. Американский пример и экономическая практика изменили траекторию развития России в прошлом, и она могла бы сделать это снова, но на этот раз с меньшим количеством иллюзий.